Голем думал. Даже стоя на пороге доме, в десяти шагах от уродливого каменного исполина, господин Трубоцвет слышал, как скрипит его голова. Наконец голем выпалил:

— Десять золотых... Убить трактирщика...

— Нет же, каменная ты башка! — возмутился Трубоцвет, облаченный в синий махровый халат и мягкие домашние тапочки. — Не убить, а запугать! Понимаешь? За-пу-гать! Чтобы этот негодяй знал, как разбавлять эль!

— Убить! — кивнул голем.

— Не убивать! Ни в коем случае, иначе я тебе ничего не заплачу!

— Деньги вперед.

У этого голема явно присутствовала предпринимательская жила.

— Так и быть, дурында ты эдакая, — старик протянул голему маленький звенящий мешочек. — Только смотри мне, не убивай никого, уяснил?

— Уяснил.

Трубоцвет задумчиво смотрел вслед исчезающему в ночном тумане голему. Накрутив на палец свой длинный седой ус, старик решил еще на всякий случай обратиться за помощью к троллям. Хотя с чего бы это грязи быть умнее камня?

Ну и странные же эти "искусственные формы жизни".

Утро выходного дня господин Трубоцвет встретил в темной сырой пещере. С головы до ног обмотан толстой грубой веревкой, в испачканном халате, да еще и тапочки куда-то пропали.

Если бы не этот инцидент, Трубоцвет бы занимался своими привычными делами. А что он обычно делает по выходным? С утра выходит во двор, поливает цветы, подстригает кусты, потом завтракает и идет на главную площадь города.

Там он некоторое время слушает уличных музыкантов, потом гуляет в парке, возвращается домой на обед, ну а вечером посиживает в том самом трактире, хозяин которого, Хмелерог, прямо сейчас стоит перед ним.

С огромными ножницами в руках. Судя по всему, он невероятно разъярен. "Чертов голем... — подумал Трубоцвет, — Так и знал, что не стоит ему доверять!"

— Ну что, Трубоцвет, как твои дела? — ехидно спросил низенький коренастый мужчина с густой черной бородой.

— Не столь хорошо, как хотелось бы, раз уж я очутился здесь.

Кстати, здесь — это где?

— Ничего не хочешь мне сказать?

— Сказать? Вряд ли. Скорее, спросить. Где я? Почему ты меня связал?

— А почему ты разрушил мой трактир, ублюдок?

Трубоцвет удивился. Трактир разрушен? Такого точно не было в его планах. Голем перестарался.

— Ох, Хмелерог, прими мои искренние соболезнования, я не знал, правда...

Хмелерог буквально покраснел от ярости.

— Заткнись! — закричал он. — Ты думаешь, я настолько глуп? Кто-то разнес трактир в щепки, а из охранников выложил на земле послание: "превет ат турбацвета"!

Големы никогда не отличались грамотностью, а вот с фантазией у них все было очень даже хорошо.

— Какой кошмар! И сколько же у тебя было охранников?

— Достаточно...

— Мне очень жаль, Хмелерог, но я к этому не причастен. Я вчера вообще из дому не выходил.

— Ты думаешь, я идиот? Конечно, это был не ты!

— Ну вот! - обрадовался Трубоцвет.

— Это был тот, кого ты нанял, и судя по всему, нанял ты шайку троллей.

"Бери выше, глупец, — подумал Турбоцвет, — это был всего лишь жалкий голем..."

— И теперь, — продолжал Хмелерог, — я буду вот этими ножницами отрезать тебе по одному пальцу, а потом убью! И скажи спасибо, что я не обратился к городской страже. Они бы сделали с тобой то же самое, только публично.

О времена, о законы.

Трубоцвет начал было молить о пощаде, пока огромные ножницы Хмелерога медленно приближались к его правой руке, грозно постукивая. Но, к счастью старика, стена за спиной трактирщика исчезла.

То есть как исчезла... Она упала прямо на незадачливого Хмелерога, сравняв его с землей, а на месте стены появился каменный исполин.

— Ваша просьба была выполнена, господин, — безэмоциональным каменным голосом произнес голем.

— Глупый булыжник! — разозлился Трубоцвет. — Что ты натворил? Из-за тебя меня чуть не убили!

— Да, но теперь в трактире никто не разбавляет эль.

— Потому что нечего разбавлять! Ты разрушил трактир!

Долго они спорили, пока в конце концов голем не освободил старика.

— И больше никогда ко мне подходи! Я тебя не знаю, а ты меня!

— Я вас что? — спросил голем.

— Не знаешь!

— Чего?

— Меня!

— Я вас знаю. Вы — господин Трубоцвет, мой законный владелец. Жду ваших дальнейших указаний.

— Убирайся к черту!

С этими словами Трубоцвет выбрался из подвала и босиком побрел домой.

Господин Трубоцвет облегченно выдохнул, заперев за собой входную дверь. Кажется, никто не видел его, разгуливающего по улице в одном лишь домашнем халате. Сейчас весь город на ушах стоит.

От самого популярного в городе трактира остались лишь обломки, а теперь еще и трактирщик куда-то пропал. Наверняка стража уже начала расследование.

Как бы там ни было, впереди еще целый день, и Трубоцвет решил заниматься привычными для себя делами, чтобы не вызвать никаких подозрений.Сейчас он позавтракает, пойдет на прогулку...

*БАХ*

В дверь кто-то постучал. Вернее, в дверь кто-то хотел постучать, но этот кто-то, не рассчитав силы, выбил дверь из петель. На пороге стоял уже ненавистный Трубоцвету голем.

— Свидетель, — произнес тот, швырнув под ноги старика труп.

— Что? — спросил ошеломленный Трубоцвет. — Что ты сделал?

— Устранил свидетеля. Это садовник из улицы Пышных Кустарников. Он видел, как вы, господин, возвращались домой.

— И ты убил его?

— Спрячьте труп в чулане, я выброшу его в реку ночью.

Тяжко вздохнув, Трубоцвет последовал предложению голема.

— Больше никаких трупов, уяснил? И вообще, почему ты за мной ходишь? Разве я не приказывал тебе убираться прочь?

— Работа не выполнена.

— Какая еще работа? Я приказывал тебе запугать трактирщика, а не промышлять убийствами и вандализмом! Я заплатил тебе десять золотых...

— Тысячу пятьдесят восемь золотых.

— Чего? — удивился Трубоцвет.

— Эти деньги я нашел в трактире. Вы ничего не говорили о деньгах жертв, а потому они тоже входят в оплату моих услуг.

— Замечательно! И что же за услуги такие за тысячу золотых?

Голем с характерным скрипом почесал затылок.

— Пожизненная служба господину Трубоцвету...

Старик выругался на чем свет стоит. Да так, что сама черепаха и три слона услышали.

— Тогда вот тебе мой приказ! Спрячься в кустах за домом и никогда оттуда не вылезай!

— Уяснил, — отрезал голем и незамедлительно принялся исполнять указания.

Трубоцвет стоял на пороге дома и думал, что ему делать с выломанной дверью, как вдруг его кто-то окликнул.

— Господин Трубоцвет?

Старик обернулся и увидел перед собой офицера городской стражи. Обычно в такие моменты у людей душа в пятки уходит, но после босой прогулки пятки Трубоцвета замерзли настолько, душе было холодно туда падать.

— Чем могу помочь, офицер...

— Стражеслух, — представился офицер. — Что случилось с вашей дверью?

— Ах, термиты замучили... Планирую потравить их и сделать ремонт.

— Термиты сожрали каменную дверь?

Трубоцвет почесал затылок.

— Это были очень голодные термиты.

— Попробуйте завести себе голема, — посоветовал Стражеслух, —говорят, големы отпугивают термитов.

Старик нервно расхохотался.

- Ну уж нет, офицер, никаких големов. Не хочу иметь никаких дел с бездушным камнем.

— Дело ваше, господин. Но я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать термитов. Скажите пожалуйста, где вы были сегодня ночью?

Трубоцвет задумался. Сказать, что спал дома? А вдруг его еще кто-то видел?

— Знаете, офицер, я лунатик.

— В самом деле? — удивился офицер.

— Да! И сегодня утром я проснулся на другом конце города! Босым, в одном халате. Видимо, забрел туда во время сна...

— В таком случае, я бы посоветовал вам завести себе голема. Говорят, големы могут...

— Плевать! — закричал Трубоцвет. - -Никаких големов! К черту!

— Что же, ваше дело... Скажите, а вы знаете о том, что кто-то разрушил трактир "Веселый голем"?

— Да, знаю. - признался Трубоцвет.

— Вы бывали в этом трактире?

— Каждый вечер там бываю... бывал.

— Вам нравилось это место?

— Там подавали неплохой эль, хотя и разбавляли его водой из канавы.

— А вы знали хозяина этого трактира?

— Нет.

— А вы...

— Еще много вопросов, офицер? — не выдержал Трубоцвет. — Я опаздываю на площадь. Там сегодня выступают заморские музыканты!

Стражеслух загадочно улыбнулся.

— Мы уже закончили, господин. Спасибо за то, что уделили мне время.

— Не за что...

В доме Турбоцвета раздался грохот. Старик быстренько заглянул в гостиную сквозь дыру в стене, где раньше стояла дверь. Из шкафа вывалился труп садовника.

— Что это у вас там? — спросил офицер. — Термиты?

— Нет, это у меня из шкафа труп вывалился, — признался Трубоцвет, сам не зная почему.

— Что же, в таком случае, вам нужно поскорее его спрятать, иначе я буду вынужден вас арестовать.

— Непременно спрячу, как только вы уйдете!

Стражеслух снял шлем и поклонился.

— Удачи вам в ваших делах. Всего хорошего.

— До свидания, офице...

— РРРРРРРР!!!!

С диким ревом из-за дома выбежал голем и понесся прямо на незадачливого офицера, что застыл на месте, словно... голем.

*БАХ*

Огромный кулак исполина врезался в шлем на голове Стражеслуха, припечатав последнего к земле. Под ногами Трубоцвета растекалась красная лужица, что еще пару секунд назад была офицером городской стражи.

— Он что-то заподозрил, — пожал плечами голем.

Трубоцвет собирал вещи. Нужно как можно быстрее покинуть город. Покинуть страну. Сменить имя, расу, пол, специальность, стать магом, превратиться в обезьяну и жить в какой-нибудь библиотеке.

Нужно делать что угодно, и быстро, иначе его арестуют.

— Чертов голем! — ругался старик. — Будь ты проклят.

— Я и без того проклят, господин, — отвечал ему голем, — иначе бы камень не мог стать живым.

— Я тебя ненавижу! Ты мне всю жизнь испортил! Да я еще и заплатил тебе за это! Десять золотых! Сейчас же верни мне мои деньги и убирайся!

— Не могу...

— Почему?

— Я их съел.

— Ты ешь деньги?

— Они вкусные.

Трубоцвет закатил глаза и схватился руками за голову.

— О, Боги, ну почему я такой глупый? — взмолился он. — Ну как я мог довериться этому булыжнику?

Нет времени паниковать. Нужно взять себя в руки и действовать. Трубоцвет собрал все необходимые пожитки в четырнадцать чемоданов и задал голему серьезный вопрос.

— Вы в туалет ходите?

— Чего? — удивился голем.

— Големы ходят в туалет? Опорожняются?

— Да...

— Чем?

Если бы голем не был, по сути, огромным куском камня, он бы обязательно покраснел.

— Камнями.

— А деньги, которые ты проглотил? — продолжал мучить голема Трубоцвет.

— Ну, если раздробить камень...

— Замечательно! — воскликнул Трубоцвет. — Нет времени объяснять. Глотай чемоданы.

На закате Трубоцвет с железной киркой в руках покинул город верхом на необычайно толстом, похожем на огромный круг, големе. Ночь выдалась холодной, и Трубоцвет решил сделать привал посреди просторного поля.

— Делай свое дело, — сказал он голему и взял в руки кирку. — Мне нужен тот красный чемодан с теплым пледом и подушками.

— Я не могу, когда на меня смотрят.

Трубоцвет развернулся и голем приступил к работе. Таких звуков старик никогда в своей жизни не слышал.

— Готово! — радостно возгласил голем, приняв победоносную стойку.

Перед Трубоцветом лежало четырнадцать огромных булыжников.

— Я же сказал, что мне нужне один чемодан! — разозлился Трубоцвет. — Идиот!

— Господин, я не могу это контролировать.

— Ах, черт с тобой!

Старик взял в руки кирку и принялся раскалывать камни, которые, к слову, благоухали совсем не как камни.

А тем временем по следу голема на поиски преступника отправилась вся городская стража, включая мага с жезлом управления каменными исполинами.

Когда они настигли беглецов и усмирили голема, Трубоцвет, весь в слезах, бросился в объятья одного из стражников.

— Заберите меня! — кричал он. — Заберите меня, посадите в подземелье! Это все я! Заприте меня где-нибудь, только прекратите этот ужас! Никаких големов! Не хочу ни видеть, ни слышать! Заберите меня, умоляю!

Стражник недоуменно посмотрел на старика, пожал плечами и надел на него наручники.

Чем закончился суд над господином Трубоцветом мы, к сожалению, не знаем, однако вот некоторая известная нам информация. Маг, вселивший жизнь в злосчастного голема, был на самом деле превращенной в человека лягушкой.

Эти обстоятельства были столь загадочны, что даже сама лягушка не поняла, что произошло. Ну а желание бедного Трубоцвета наконец исполнилось. Он больше никогда не видел големов, потому что забыл свои контактные линзы в одном из четырнадцати закованных в камень чемоданов.

— Меня трудно найти, легко потерять и невозможно забыть!

— Потому что ты привидение, балда.

Этот тупой призрак женского пола продолжал терроризировать мой телефон, сидя в разных пабликах и зачитывая мне оттуда цитаты. Через месяц, проведённый в её компании, я был на пороге нервного срыва. Лиза, так она себя назвала, выматывала меня своей постоянной болтовнёй. Из-за неё я не мог нормально высыпаться, потому что она доставала меня и ночами. Боже, почему телефон реагирует на привидение…

***

Наше знакомство с Лизой было очень необычным. Сам я — студент-первокурсник, в Москве всего лишь пару месяцев, ещё не успел найти друзей. Целыми днями сижу дома, погружённый в учёбу. Но повышение арендной платы предыдущими арендодателями вынудило меня искать себе новую квартиру. Эта сдавалась дешевле, чем остальные. Владельцы сказали, что тут недавно умерла какая-то девушка, поэтому никто не хотел сюда заселяться. Но я не суеверный, поэтому, не раздумывая, согласился сюда въехать. И когда в первый же день я проснулся и пошёл чистить зубы, в отражении зеркала я увидел стоящий позади меня прозрачный силуэт, тянущий ко мне руки. Я никак не мог этого ожидать, испугался, дернулся вперёд, споткнулся, упал и ударился головой о край ванной. Я не помню, сколько я находился в таком состоянии, но, открыв глаза, увидел силуэт девушки прямо над собой. Призрак пытался привести меня в чувство, хлопая по щекам. Хлопки бесплотных рук проходили сквозь меня, и от этих касаний я не чувствовал ничего, кроме лёгкого тепла. Но девушку это не останавливало, и она продолжала пытаться меня разбудить. Я заорал, вскочил на ноги и, спотыкаясь и падая, побежал в спальню. То, что я увидел, заставило меня поверить во всякую чертовщину, в которую я никогда не верил. Силуэт проследовал за мной в комнату и начал тараторить, несмотря на то, что я пытался попасть в неё подушками и орал благим матом что-то вроде "А-А-А, ОТСТАНЬ, БЛЯТЬ! ИЗЫДИ! ".

— Сорян, я не хотела тебя пугать. Я познакомиться хотела, а то второй месяц, блин, одна сижу. Знаешь, каково это: два месяца без интернета!? Тут ужасная скукотища! Я – Лиза. А тебя как зовут? И хватит кидаться в меня этими подушками, плиз!

Я остолбенел от такого поворота событий и смог выдавить из себя только:

— Эээ… Макс.

— Прикольно. Ты, наверное, ща в шоке, но я сама в первый раз офигела! Прикинь, стою в ванной, крашусь, болтаю по телефону, и только хотела посушиться феном, как нога запуталась в дурацком удлинителе. В руке-то у меня айфон был, я пыталась его спасти, чтоб он в воду не упал, но наебнулась в ванну сама вместе с феном. А через секунду уже стою около ванны, там моё тело лежит. Я ору от ужаса, а рядом со мной мужик крылатый стоит с фейспалмом. Сказал, что я настолько тупо жила, что меня не возьмут ни в рай, ни в ад. Пока я в ступоре стояла, он исчез уже. Блин, а я его даже послать не успела, он меня тупой назвал!

Призрак по имени Лиза наконец-то прекратил говорить, и молча стал ждать моей реакции. Я же продолжал стоять в недоумении. Вроде, она не казалась опасной и не собиралась меня жрать или высасывать душу, как часто описывали в фильмах поведение привидений. Но сам факт того, что я говорю с умершей девушкой, заставлял очень сильно нервничать. А она всё не унималась, не давая мне прийти в себя.

— Блин, хватит меня игнорить! Сядь вон, успокойся. Таблеточек там выпей.

Я не глядя брякнулся на кровать, но сразу подскочил, ибо приземлился мягким местом прямо на угол увесистого томика Ремарка, который я читал прошлым вечером. Лиза подошла ко мне, чтобы узнать, в чем дело. Внимательно посмотрев на книгу, она задумчиво произнесла:

— Хм, Мария Ремарк… где-то я её имя уже слышала. А Эрих это её муж или брат? Они книгу вместе написали?

Твою мать! Мало того, что я живу в одной квартире с привидением, так оно ещё и оказалось на редкость тупым! Хотя то, что она не обладает высоким уровнем IQ я понял ещё после рассказа про её смерть. И тут я вспомнил, что мне сегодня надо в универ.

— Твою мать! Во первых, Эрих Мария Ремарк это "он", во вторых, я из-за тебя опаздываю на учёбу.

— Я не думала, что мужчину могут назвать женским именем... — Протянула Лиза. — Стой! И мне опять одной тут сидеть?! Ну уж нет, мы даже нормально не поговорили! Давай посидим хоть пять минуточек, мне же скучно! Я не могу выйти из этой квартиры, каждый раз как будто об стену стукаюсь! Если бы ты столько без общения сидел, ты бы мне так не ответил!

Стараясь не обращать на неё внимания, я в спешке одевался, надеясь успеть хотя бы к четвёртой паре. Под её крики и просьбы остаться поболтать, я захлопнул дверь и попытался забыть о её существовании. За эти полчаса она уже успела мне надоесть, ведь по своей натуре я интроверт и не люблю, когда люди вокруг меня много и громко говорят. К четвёртой паре я всё-таки успел. Оставшиеся занятия пролетели быстро, никто даже и не заметил моего отсутствия. К вечеру я уже стал думать, что это мне всё приснилось или разыгралось моё воображение. Какие нафиг призраки? Сон на впечатлениях от того, что в квартире кто-то умер и всё. И тут я вспомнил, что когда-то хотел создать себе тульпу. Хотя не, бред какой-то. Обычный сон. Хотя нет, необычный сон. Да и шишка на голове побаливает…

***

С тех пор прошёл месяц. Надежды не оправдались, привидение по имени Лиза в съёмной квартире оказалось не сном и не глюком. Съехать я не мог, так как отдал деньги вперёд за три месяца аренды. Также оказалось, что призраки не спят, поэтому иногда я просыпался ночью от того, что Лиза в другой комнате смеялась над новыми мемами в интернете. У неё было два любимых занятия – сидеть в интернете и доставать меня тупыми вопросами.

Этим вечером она вновь пыталась произвести на меня впечатление цитатами из женских пабликов. Надеюсь побыстрее отсюда съехать и вернуться к нормальной одинокой жизни. Когда уже закончатся эти три месяца?! Попытавшись не обращать внимания на оставшееся без внимания привидение, я продолжил читать "1984", но спустя полчаса отвлёкся от книги и заметил, что Лизу больше не слышно. Странно, обычно она не замолкала надолго. Я нашёл её плачущей в дальнем углу другой комнаты.

—Лиза, что случилось?

Она попыталась вытереть невидимые слёзы и, всхлипывая, начала говорить:

— Понимаешь, я чувствую себя одинокой, мне не с кем поговорить… Даже ты постоянно меня игнорируешь… У меня никого больше нет… Прости, что я отнимаю у тебя время своим нытьём…

И тут до меня начало доходить. Она ведь точно такой же человек. У неё нет тела, но есть такая же потребность в общении, как и у всех остальных. Как интроверт, я раньше этого не замечал, но за всё время у нас с ней не было ни одного разговора, длящегося дольше 5 минут. Фактически, Лиза провела 4 месяца в одиночестве. Как в одиночной камере. В тюрьме, из которой нет выхода. Я нужен ей.

— Если хочешь, можем хоть сейчас поговорить. Например… о книгах! Ты читала какие-нибудь книги?

— Ну… из школьной программы немного, 50 оттенков серого и ещё что-то…

— Та-ак, понятненько. А не хочешь почитать вместе со мной? Я как раз только начал один интересный роман. "1984" называется. Если понравится – будет что обсудить.

— Даже не знаю… Я не люблю читать. Но давай, делать мне всё равно нечего.

Я вернулся на свою кровать, положил книгу так, чтобы Лиза её видела, и начал читать сначала. Лиза читала ну о-о-о-очень медленно. За то время, пока она читала две страницы, я бы уже прочитал половину главы. Но, кажется, ей понравилось, если судить по её заинтересованному взгляду. Посмотрим, что она скажет после окончания книги.

***

— Океания всегда воевала с Остазией!

— Тебе правда понравилось?

— Да! Я и не знала, что чтение книг – это так увлекательно! Давай ещё что-нибудь прочитаем?

— Пхах, а как же твои любимые паблики с цитатами?

— Надоели. Давай лучше книгу.

— Окей, есть тут у меня одна интересная на примете…

С тех пор мы проводили много времени вместе за чтением и обсуждением книг. В интернет Лиза заходила только для того, чтобы узнать мировые новости, она всё больше и больше отдалялась от того состояния "тупой блондинки", в котором находилась до этого. Наше общение становилось всё более тёплым. А она красивая. Не знал, что привидения бывают красивыми. Вот она, лежит рядом со мной и дочитывает очередную страницу. Как живая. Как же я хочу дотронуться до её руки…

— Лиз, а ты вообще не ощущаешь прикосновений?

— Только лёгкое тепло, как и ты. А почему ты спрашиваешь?

— Просто... Я иногда забываю, что ты привидение и иногда так хочу тебя обнять, пока мы лежим рядом... Но потом вспоминаю, что это невозможно, и мне становится как-то… грустно.

— Знаешь, если бы я была человеком, возможно, мы бы даже смогли начать встречаться. Я и сама иногда так хочу тебя обнять…

С каждым днём мне становилось всё тоскливее. В один прекрасный вечер я лежал на кровати и размышлял. Мне никогда так тепло не приходилось общаться с другими людьми, как с Лизой. Мне хотелось постоянно быть с ней. Мы говорили не только о книгах, но могли часами болтать на отвлеченные темы. По-моему, я влюбился в привидение. Я не могу так больше. Мне нужно попытаться ей сказать... Но где же она?

Лиза сидела у окна и задумчиво смотрела на красный закат.

— Лиз, я тебе хотел сказать…

— Максим. — Девушка прервала меня и посмотрела мне в глаза. На её лице читалось отчаяние, и казалось, что Лиза сейчас заплачет. — Он снова приходил. Тот ангел, который сказал, что не возьмёт меня. Он сказал… сказал, что я научилась жить. Сказал, что теперь заберёт меня в рай, что мне тут больше незачем находиться. Сказал, что любовь очистила мою душу... Он ещё что-то говорил, но я его не слушала. И он проводит меня… туда.

— Подожди, это правда? Прошу, скажи, что ты шутишь! Лиз, останься со мной, тебе же здесь хорошо… я тебя люблю!

— И я тебя люблю, Максим. Уже давно. Но решать, где мне быть, я не могу. Прости…

Лиза встала с подоконника, и я оказался в её бесплотных объятиях. Я чувствовал что-то похожее на дуновение приятного летнего ветерка. Я попытался обнять её в ответ, она смущённо засмеялась. Не помню, сколько мы так простояли. Она смотрела мне в глаза, и я чувствовал счастье. Чувствовал, что никогда не смогу отпустить её. Я чувствовал Лизу губами, казалось, что её тело становится теплее и вот-вот обретёт человеческую форму. Но она прервала мои мысли.

— Мне пора. Я люблю тебя, Максим. Прощай…

Я зарыдал и не смог сказать ей даже "прощай". Успел только выдавить из себя "люблю"… Я гляжу на растворяющийся силуэт девушки, пытаясь коснуться её руки. Я сижу на этом месте уже 3 часа, пытаясь увидеть хоть одно движение, уловить хоть частицу её тепла. Её больше нет. Я нашёл её могилу. И каждый раз, приходя туда, я надеюсь увидеть знакомый силуэт и услышать заветное "А давай ещё что-нибудь прочитаем..?"

Взлохмаченный, заросший неровной щетиной мужчина распрямился над импровизированным верстаком из двух жестяных столов и вытер пот со лба.

На верстаке перед ним лежало его творение, его детище — и, возможно, причина его смерти.

Девушка-робот.

Он всегда хотел ассистента, но когда в его каморку в подножье часовой башни влетали добровольцы, размахивавшие объявлением с криком "Мистер Сандер, это вам помощник нужен?", то покидали они её столь же стремительно, стоило ему только озвучить то, что он собирается сделать. А планы у Сандера были исполинские: он планировал прикоснуться к достоянию города, к огромной часовой башне, в которой и обитал. Часы на её вершине не ходили с момента последнего переворота, и нынешний правитель издал мораторий на их починку. Но разве это могло остановить механика, поставившего перед собой цель?..

Поднатужившись, Майк Сандер посадил робота на край верстака, задумчиво осмотрев замочную скважину на его затылке.

— Куда я дел ключ, чёрт возьми... — рассеянно бормотал он, хаотично бродя по каморке и осматривая завалы инструментов, чертежей и прочего хлама рассеянным взглядом.

— Эй, дядя, не это ищешь? — в дверном проёме стоял шкет лет шестнадцати и крутил на пальце связку ключей. Майк хлопнул себя по бедру и заметил пропажу.

— А ну отдай сюда! — рванулся он к воришке, но тот резво отскочил назад и ехидно заметил:

— Дядя, а ты в курсе, что идёшь против закона? Создание человекоподобных роботов строго контролируется, и твою кустарную поделку правительство не одобрит.

— Ты чего хочешь? — выпалил Сандер, догадываясь, к чему клонит шкет.

— Я? Справедливости! — рассмеялся тот. — Но ты мне нравишься, поэтому лови.

Парень кинул ключи в руки их владельцу, а когда Сандер схватил связку — воришки и след простыл. Выйдя из каморки и затравленно оглядевшись по сторонам, Майк вернулся, запер за собой дверь — безопасность сейчас куда лучше свежего воздуха — и вернулся к своему творению.

Тщательно выбрав один из дюжины ключей, мужчина протёр его рукавом, вставил в затылок робота и сделал два полных оборота.

Клацанье шестерёнок внутри тела.

Жестяной скрип.

Глаза робота с тихим лязгом распахнулись, а голова повернулась в сторону не верившего в своё счастье механика.

— При-вет, — по слогам произнесла девушка.

— Ну, привет, дорогая, — с нежностью в голосе ответил Майк и вытащил ключ.

Робот машинально протянул руку и провёл ею по своему затылку.

— Что... Ты. Сде-лал? — речь давалась ей с трудом. «Это временно», отметил про себя Сандер, а робот, не дожидаясь ответа, продолжил. — Ты соз-дал ме-ня.

— Да. Я твой создатель.

Механическая девушка смерила хозяина холодным взглядом, после чего принялась изучать помещение, мерно поворачивая шею.

— И те-перь я... Жи-ва? — так же по слогам произнесла она.

— Да. То есть, нет... То есть, да.

— А как ме-ня зо-вут?

— Валери. Тебя зовут Валери.

«Ты обучил меня.»

Прошло две недели с того самого дня, когда Майк Сандер, чудаковатый инженер, обитавший в каморке в подножии часовой башни, создал девушку-робота, Валери. Четырнадцать дней не прошли бесплодно — Валери, стараниями своего хозяина, обзавелась качественным подобием кожи поверх металла, изумрудно-зелёными линзами, красивым платьем и пышной медной копной волос с длинным «конским хвостом» — теперь непосвящённому человеку сложно было отличить её от живой девушки. После того, как обитатели каморки в четыре руки разобрали завалы, на которые у Майка не было времени, в них нашлись груды книг, которые Валери жадно глотала, с бешеной скоростью читая страницу за страницей.

— Майк.

— Да-да? — мужчина оторвался от своего занятия и кинул взгляд на девушку, что сидела в кресле и безэмоционально смотрела на него.

— Что такое «любовь»?

Сандер от неожиданности выронил напильник, звонко брякнувший о жестяное покрытие верстака.

— Ну... Извини, я, наверное, не смогу объяснить. Это слишком сложно.

— Понятно. А что люди делают, когда... — Валери запнулась, подбирая нужное слово. — Любят?

— Ммм... — Майк задумался, подбирая подходящие слова. — Дарят друг другу подарки. Обнимаются. Целуются...

— Понятно, — Валери ещё минуту смотрела на создателя, после чего вернулась к чтению. Сандер тоже продолжил заниматься тем, от чего оторвался — доводить до ума небольшой паровой двигатель. Погрузившись в дело с головой, механик не заметил, как девушка поднялась со своего места и подошла к нему сзади. Спустя мгновение холодные металлические руки обвили тело мужчины, прижав его к не менее холодному телу.

— Валери? Ты... Что делаешь? — просипел Майк севшим от неожиданности голосом.

— Обнимаю тебя, — холодно ответила та. — Ты сам сказал, что люди так выражают любовь.

— Ох-х-х, Валери... Понимаешь, это лишь выражение чувств. Сама любовь может происходить только в человеческом организме. Там сложный химический и ментальный процесс и всё такое...

— А ты меня любишь?

— Конечно. Я же твой создатель, как-никак.

— Понятно, — девушка отпустила Сандера, позволив ему продолжить заниматься своим делом, но так и осталась стоять сзади, наблюдая за процессом.

— Майк, — подала голос Валери спустя час, когда снаружи уже стемнело и мужчина включил лампочку, висевшую под потолком.

— Да-да?

— Научи меня.

— Чему? — Сандер кинул на девушку вопросительный взгляд. Та, кажется, серьёзно задумалась, стоит ли продолжать просьбу.

— Тому... Что ты умеешь. — Немного поколебавшись, она показала пальцем на паровой двигатель.

— А... Конечно, если ты хочешь, то научу. Держи отвёртку...

«Ты доверился мне.»

Спустя несколько дней Майк впервые вышел из каморки куда-то дальше ближайшего магазинчика. Валери не только освоила его ремесло в сжатые сроки, но и превзошла своего учителя — механическая точность, скорость расчётов и сила во многом превосходили человеческую, и это не могло не сработать на пользу. Сегодня же Валери попросила его ненадолго выйти из каморки, сказав, что хочет показать своему создателю и учителю лишь результат работы. Однако, что для робота ненадолго, то для человека — полтора часа, и поэтому Сандер неторопливо прохаживался по улицам, радуясь тому, что вокруг не было ни души.

— Эй, дядя!

Майк вздрогнул и обернулся. Позади него стоял тот самый шкет, который не так давно чуть не лишил его ключей от каморки, от всей часовой башни... и от Валери.

— Чего тебе? — недовольно поинтересовался механик.

— Да так, поболтать с тобой хочу, — нахально бросил тот и уверенным неторопливым шагом направился к собеседнику. — Ты не оставил свою идею?

— О чём ты?

— Не играй в дурачка! Я об этом роботе, которого ты сделал с полмесяца назад.

— А тебе-то какое дело? Чего ты хочешь? — огрызнулся Майк. Ему не нравился ни диалог с этим пареньком, ни его осведомлённость, ни сам факт его существования.

— Мне какое дело? О, ну я же предупреждал тебя, что твои делишки преследуются законом... — шкет погрозил Майку пальцем. — А чего я хочу? Я же уже говорил, справедливости! — Он расхохотался и, помахав рукой, скрылся в переулке. Кипящий от гнева Сандер развернулся и резко зашагал в сторону часовой башни.

— Майк, ты уже вернулся? — произнесла Валери, не отрываясь от верстака. Инженер подавился заготовленным «Я не рано?», услышав в её голосе... Эмоции? В голосе робота? «Да нет, наверное, показалось.»

— Кхм... Я не слишком рано? — поинтересовался Сандер у девушки.

— Нет-нет, я почти закончила. Не смотри, пожалуйста.

— Хорошо, — рассеянно согласился мужчина и, обойдя верстак, направился к лестнице в углу каморки. Лестнице, что вела на вершину часовой башни.

«Зачем я сдался этому юнцу? Почему он просто не сбежал, как все остальные, кто приходил по объявлению и зачем он теперь донимает меня? И к чему эти слова про справедливость?..»

Из раздумий механика вывел голос Валери.

— Майк! Спускайся, все готово!

Вернувшись в каморку, Сандер увидел перед собой девушку, держащую в руках странную конструкцию с множеством линз на медных дужках, отставленных вверх.

— Это... — нерешительно начал Майк.

— ...очки, — закончила за него Валери и, подойдя к создателю, аккуратно надела свое творение на него. – Нравятся?

В голосе робота прозвучал неподдельный интерес, и Майк тряхнул головой, продолжая уверять себя в том, что это ему кажется.

— Вот так, — Валери поддела одну из отставленных вверх линз, с тихим щелчком вставшую напротив глаза Майка. — Ты много работаешь с мелкими деталями и твои глаза устают, поэтому я сделала их для тебя. Ну как?

— Это… Шикарно, — Сандер завороженно пощёлкал остальными линзами, смотря на девушку сквозь них.

На лице робота проступила улыбка.

— То есть, тебе понравился мой… Подарок? — тихо поинтересовалась она.

— Он превосходен, Валери! Спасибо! — растроганный Майк сам не заметил, как обнял девушку. Та, замерев на секунду, неуверенно обняла его в ответ.

— Майк.

— М-м?

— Почему, когда я тебя обнимаю, мне так тепло?

— Я… — начал было говорить Сандер, но тут в дверь постучали. Отстранив девушку, мужчина направился ко входу в каморку.

— Кто там?

— Майк Сандер? Это городская полиция! На ваше имя поступил ордер об аресте!

Мужчина побелел.

— Н-на каком основании?

— Вы обвиняетесь в незаконном создании человекоподобного робота с целью организации диверсии!

Механик бросил испуганный взгляд на Валери, которая неотрывно следила за ним. А в её глазах читалось… Недоумение? В глазах робота?

— Если вы не откроете нам дверь, мы будем вынуждены применить силу!

В подтверждение слов снаружи ударили по деревянной преграде. Майк судорожно сглотнул.

— О-одну минуточку, я возьму ключи и открою! — ответил он и принялся хаотично метаться по каморке.

— Майк? Что происхо… — не дав девушке договорить, механик приложил указательный палец к её губам.

— Тише! – перешёл он на шёпот. — Они пришли за тобой, Валери. В этом треклятом городе нельзя делать роботов, но я… Я пошёл против закона, против правил, когда создал тебя. И теперь они пришли. За тобой… И за мной.

В механических глазах Валери явно читался испуг, но сейчас это не удивило Майка.

— И… Что нам теперь делать? — тоже шёпотом спросила она.

— Не знаю… Хотя нет. Знаю.

В дверь настойчиво постучали.

— Подождите, пожалуйста, я просто не могу найти ключи! Не надо ломать вход в мою скромную обитель! — как можно более будничным тоном крикнул Сандер и, ринувшись к небольшому шкафчику, достал из него внушительных размеров шкатулку. Открыв её небольшим ключиком, висевшим на шее, Майк достал из недр шкатулки две латунные шестерёнки, пружину и блестящий рычаг. Валери с непониманием наблюдала за происходящим.

— Понимаешь, Валери… Мне придется пойти с ними. А ты… — Майк замолчал, пытаясь совладать с мыслями. – Закончишь моё дело за меня?

— Закончу, — без колебаний ответила она. — Что мне сделать с ними? — Валери кивнула на детали, которые Сандер протянул ей.

— Помнишь, я рассказывал тебе о часах на вершине башни, в которой мы живём? Когда нынешний губернатор захватил власть после переворота, он приказал остановить их. По всему городу, по всем его уголкам с того дня ходит пословица, передаваемая из уст в уста: «Как только часы снова полдень пробьют, неверных правителей главы падут.» И я… Я должен был завести механизм. Починить его. Но, кажется, не смогу сам… И поэтому прошу, Валери. Заведи часы. Ради меня и ради этого города.

Девушка прижала детали к груди, непонимающе смотря на мужчину.

— Майк, я… — он посмотрел на неё умоляющим взглядом. — Хорошо. Я заведу их.

Сандер, не удержавшись, снова обнял Валери.

«Она всегда была холодной, а сейчас… Я чувствую тепло?»

Очередной удар в дверь заставил её затрещать и накрениться, а Майка — вновь отстраниться от девушки.

— Всё, Валери. Иди наверх, они не должны тебя увидеть. Я верю в тебя.

Девушка покорно кивнула и отправилась по лестнице, а Майк торопливо подбежал к двери и открыл её — чтобы тут же оказаться пронзённым штыком начищенного до блеска ружья. Владелец ружья — которым оказался тот самый шкет — дёрнул орудие на себя, заставив проткнутого насквозь мужчину упасть на колени и надменно произнёс, растягивая слова:

— Я же предупреждал тебя, что твои действия идут против закона. Я говорил, что хочу справедливости. Надо было прислушаться к сыну губернатора, Майк Сандер. Эй, вы двое! — последние слова были обращены к сопровождающим его гвардейцам. — Обыскать каморку, эта механическая девка должна быть где-то…

Его слова прервал громкий скрежет с вершины башни.

«Ты покинул меня.»

— Что за…? — молодой гвардеец выскочил из каморки и задрал голову вверх. — Не может быть!

Часы на вершине башни, долгое время стоявшие без движения, сейчас показывали полдень. Редкие прохожие замерли, взволнованно гомоня и показывая пальцами на башню.

Бом-м-м.

— Он починил треклятые часы! — бешеный крик разорвал тишину у подножия башни. Два гвардейца оторвались от обыска каморки, уставившись на спутника. — Этот город сейчас поднимется на ноги! Я ненавижу тебя, Сандер! — Парень, кипя от негодования, пнул истекающего кровью механика, заставив того упасть на пол.

Бом-м-м.

— Майк? — раздался голос с механическими нотками со стороны лестницы, а секундой позже появилась и обладательница голоса. — Они ушли? Ты в порядке?

Бом-м-м.

Майк Сандер лежал у входа, а под ним расплывалось кровавое пятно. Над ним возвышался пышущий гневом сын губернатора. В разных концах каморки стояли два гвардейца. Один держал в руках пустую шкатулку, второй – очки с кучей разных линз.

Бом-м-м.

При виде Валери шкет остолбенел. Он уже видел её, но безмолвной, неживой, лежащей на верстаке, и тогда это был робот. А сейчас перед ним стояла девушка… Нет, робот. Девушка-робот.

— И чего вы встали, как вкопанные?! Взять её! — рявкнул парень, придя в себя.

Гвардейцы, синхронно отбросив вещи, ринулись на девушку.

Бом-м-м.

Первый солдат, что добрался до Валери, взмахнул саблей — и тут же выронил её. Железная хватка сдавила его шею, пережав сосуды и сломав позвоночник.

Бом-м-м.

Второй, испуганно взглянувший на тело товарища, попытался достать мушкет — но его постигла та же участь. Валери медленно двигалась вперёд, к последнему недругу.

Бом-м-м.

Убийца Майка, выставив ружьё перед собой, с яростным рычанием побежал ей навстречу.

Бом-м-м.

Тот, кто лишил жизни её создателя, с ужасом смотрел, как девушка лёгким движением руки загибает ствол ружья и отламывает от него штык.

Бом-м-м.

Тому, кто лишил Валери единственного близкого ей человека, больше нечем смотреть — штык прошёлся и по его глазам, и по его горлу, оставив бездыханное тело извергать из себя всю имеющуюся в нём кровь.

Бом-м-м.

— Майк? Майк? Ты жив? Почему ты холодеешь? Ты ведь… — Валери держала голову своего творца на коленях и растерянно глядела на сквозную рану.

— Валери… — Сандер с трудом приоткрыл глаза. — Ты… Завела часы?

— Завела, но… Майк, пожалуйста, не умирай! — в голосе Валери слышалась неприкрытая паника.

Бом-м-м.

— Я… Моё время здесь уже окончено. Ты молодец, Валери… — механик с трудом поднял руку и погладил девушку по щеке — а через секунду рука безвольно упала. Глаза Майка Сандера потухли.

— Майк… Майк… Я же… Я же люблю тебя! Зачем ты умер… Зачем…

Бом-м-м.

С двенадцатым ударом часов улицы города оживились. Сперва одинокие фигуры бежали вперёд, к резиденции губернатора, затем их стало больше, больше — и вот улицы захлестнула толпа, бурлящая, кипящая, кричащая на разные лады «Долой тирана!»

А у подножия символа революции сидела механическая девушка и обнимала своего создателя.

«Ты научил меня любить.»

В купе поезда заиграло радио. Бодрый женский голос напевал: "Ты моя сладенькая карамееелька. Передо мной лежишь ты на тарееелке"

— Отвратительно.

— А? — Непонимающе уставился на меня мой попутчик — средних лет дядька, едущий по каким-то своим дядечьим делам туда же, куда и я. Его асимметричное лицо вызывало у меня мысленный зуд неудовлетворения. Как могут люди быть такими сумбурными, неровными, кое-как слепленными из не пойми чего?

— Я говорю, отвратительная песня. Разве слово "карамелька" рифмуется с "тарелкой"? Насколько идиотом нужно быть, чтобы написать такое?

— Нормальная песня, — отмахивается дядька, — а вот ты откуда такой правильный взялся?

Я улыбнулся. За годы моего стремления к идеалу я много раз слышал в свой адрес слово "правильный" именно вот в такой насмешливой интонации. Такая характеристика меня больше не задевала хотя бы потому, что я по-настоящему положительно-правильный. "Делай хорошо, либо не делай вообще" — вот мой жизненный девиз. Именно ему я и обязан своей сегодняшней поездкой.

— Да вроде из одного города с вами едем — дружелюбно отвечаю я, не желая разжигать конфликт, — Кстати, если не секрет, по каким делам вы едете?

— Все тебе так сразу и расскажи. Как звать-то тебя, малец? — мой попутчик хитро поглядел на меня, словно бы пытаясь снять рентгенограмму.

— Меня зовут Александр. А вас?

Я постарался быть вежливым вопреки тому, что этот дядька вызывал у меня явный дискомфорт своей расхлябанностью. Он был какой-то такой... простой, мужиковатый, расслабленный. При этом он не производил впечатление человека, у которого есть проблемы.

— А меня Иваном кличут. Сам-то ты что забыл в столице? — он кивнул на висевшую на стене бумажку с расписанием остановок.

— Я, Иван, еду по делам. Так или иначе, к этому моменту меня привели многие обстоятельства моей жизни. Это если коротко.

Да уж. Рассказать историю всех своих тридцати лет одним предложением — так себе задача.

— Очень любопытно, — Иван ухмыляется и достает из своей дорожной сумки "ноль-пять" водки. — Расскажешь?

— Расскажу. Водку, вы извините, я с вами не буду, я не пью. А историей поделюсь.

Моя история. Мальчик, который боялся.

Мои родители с раннего детства учили меня делать все качественно. Каждое утро отец заставлял меня застелить постель как можно ровнее. И пока моя кровать не была заправлена ровнее линейки, я не имел права приступать к завтраку. Мама каждый день читала мне лекции на тему того, что "Разгильдяи нигде и никому не нужны! Ты должен быть первым и лучшим!". Так, пятерка за пятеркой, один до минуты расписанный день за другим, я закончил школу. Потом университет. В то время родителям уже не приходилось меня наставлять, и делать всё до идеального результата стало не то что увлечением, целью моей жизни. Я понимал, что меня держали в университете только благодаря моим идеальным оценкам. Помню, как неделю просыпался среди ночи от страха, когда просрочил реферат по социологии на день. Преподавательница смотрела на меня как на лесное чудище, когда я не прекращая вежливо извиняться отдал ей подшивку с рефератом. Это было странно. Еще более странно было то, что я оказался первым сдавшим реферат. После этого я еще месяц вздрагивал от упоминаний слова "деканат", боясь исключения за вопиющее нарушение учебного процесса.

Потом была работа. Я быстро шагал вверх по карьерной лестнице. Не знаю почему. Я просто делал то, что мне поручали. Делал так, как мог. Качественно. Только и всего. Все отчеты о своей работе я сдавал вовремя. Коллеги, сдававшие полтора листика с недельным опозданием, смотрели на меня косо. Странные они. Подумаешь, отчитался о работе на девяноста восьми страницах. Подумаешь, сдал заранее. Но, несмотря на это, я не позволяю себе нарушать этикет и кичиться своими достижениями.

— Знаете, что мне нравится больше всего?

— Что? — заинтересованно вскидывает брови Иван.

— Работать дома. Я люблю это хотя бы потому, что только в своих стенах я свободен от постоянной суеты и хаоса огромного офисного человейника. В офисе было слишком много неупорядоченности. Было, по крайней мере. Для меня нет ничего более успокаивающего, чем сидеть за ноутбуком в окружении шкафов. Только у себя дома я знаю, где что лежит и как именно систематизированы все документы. Только дома я могу работать, словно бы танцуя — ритмично и в то же время быстро. Раз-два-три, раз-два-три, готов очередной проект. Раз-два-три, раз-два-три, у предприятия появился новый партнер.

— Да тебя, должно быть, ненавидят уже. Это ж как заучка в школе, только в разы хуже, — Иван не стал кривить душой. — Я бы лично такому как ты в морду дал. Ишь, чего удумал — перерабатывать и умничать.

— Ага. Ненавиде-ЛИ, — я выделил голосом последний слог. — Знаете, что самое веселое? Мне как раз пытались дать в морду. Поначалу. Но затем мне удалось произвести настоящее чудо. Из хаоса ленивых лоботрясов создать СИСТЕМУ, которая работала исправно и крайне продуктивно. Сначала я упорядочил работу своего отдела, начиная с мелочей вроде правил хранения и систематизации документов, и заканчивая кодексом общения. Мало того, что наши показатели за месяц взлетели в три раза, так еще и подчиненные довольны тем, каким удобным стал окружающий их офис.

— Ай, да заливай. Скажешь тоже, все так сразу обрадовались и побежали делать. Ты, малец, мне лапшу на уши не вешай! Я тридцать четыре года работаю на стройках. И там только попробуй предложи что новое — работников и след простынет.

— Ну так еще бы! Это же стройка, где все устроено еще по-старому. Как все обычно делается? Нахрапом, наскоком, чтобы все за раз. "Айда, ребят, план перевыполнять". Ага. И до первой же мозоли. После которой тут же "Ну его к чертям, этот план! У меня ручка бобо". А в любых изменениях тоже нужен порядок. Вы думаете, меня отправили бы наладить работу самого отстающего филиала, если бы я не справился?

— А ты справился? — недоверчиво спросил Иван.

— Еще как! Приехал я на убыточное предприятие, а уезжал с процветающего филиала, способного к самообеспечению.

— Ну, рассказать-то ты можешь что угодно. Я же все равно не узнаю, так ли это, — Иван мне подмигнул.

— Не верите мне. Обидно вообще-то. Я ведь вам всю правду рассказал.

— Девушка-то у тебя есть, идеалист? — решил сменить тему Иван.

— Увы, не сложилось. Я, видимо, слишком зануда для них. Сбегали от меня на вторую же неделю.

— Вот! А я со своей Мариной познакомился как раз когда филонил от погрузки кирпичей. Смекаешь?

— Смекаю, наверное.

Но пропустить работу все равно было для меня немыслимо.

Тем временем поезд подкатил к станции и тут же наполнился традиционным хаосом из спешащих куда-то пассажиров и их чемоданов. Я дождался, пока вагон опустеет, и спокойно вышел на платформу. Может, прогулять таки завтра работу?

Случилось мне проезжать через Бескрайний лес — так его называли деревенские. Дело было поздним летним вечером.

Я на велосипеде приехал в деревню, чтобы передать бабушке лекарства от сердца, и немного задержался у неё.

— Поздно уже, — говорила бабушка за спиной. — Оставайся ночевать, я тебе ещё чаю налью.

— Мне завтра с утра надо быть на работе.

По правде говоря, на подработке. Я всего лишь студент-второкурсник, и полноценная работа мне всё ещё не положена.

Я бегал вокруг велосипеда, проверяя давление в камерах и руль.

— Только не едь через Бескрайний лес, — снова залопотала бабушка за спиной. — Ночью там опасно.

— Почему Бескрайний? — поинтересовался я, давя на ручки тормозов.

Бабушка поникла.

— Не знаю, так говорят. А ещё говорят, что там легко заблудиться.

Я проезжал сегодня по этому лесу днём и не видел ничего страшного. Да и по лесу ехать до города быстрее, чем в объезд. Из вежливости я улыбнулся и пообещал:

— Хорошо-хорошо, поеду в объезд.

Бабушку такой ответ устроил. Закинув сумку на плечи, я распрощался с ней и двинул к лесу. Отъехав чуть дальше от деревни, я вытащил из кармана банку с таблетками. На ней не было этикетки, и обошлась она мне дороже обычного лекарства от кашля. Говорят, что уже после первой таблетки становится так хорошо, будто заново родился. Ночь, лес, таблетки… Поездка обещала быть интересной.

***

Педали легко поддавались ногам, колёса несли по гладкой, как стекло, дороге. Загадочный лес впереди постепенно вырастал из-под земли. Сначала неуверенно он предстал передо мной монолитной стеной со сверкающими в закатном солнце кронами. Они напоминали бойницы огромной крепости.

Ровная дорога сменилась узкой тропой, усыпанной шишками. Под колёсами хрустели ветки. Я помнил дорогу обратно. Направо, потом налево, а теперь прямо.

Тропинка петляла змеёй туда-сюда. Спустя полчаса на лес морской волной накатила темнота, и в голове промелькнула мысль о том, что я заблудился.

Ехать стало тяжелее, корни толстых деревьев, будто тысячи рук, хватались за колёса. Фонарик, закреплённый на руле, выхватывал новые стволы. Они блестели в свете, словно сталь, и на них не было веток. Деревья постепенно превращались в огромные столбы, похожие на колья.

Я так удивился, что едва ли не влетел в один из таких столбов, но вовремя вывернул обратно на тропинку, оказавшуюся ровной, будто дорога, что привела меня в лес.

Я уже хотел крикнуть в отчаянии, но на тропу вывалился человеческий силуэт. Не мешкая, он побежал передо мной.

— Эй, стой! — крикнул я и не узнал собственного голоса. Сдавленный и охрипший от страха, он напоминал звук динамика игрушечной куклы со старыми батарейками.

Он бежал дальше, и я сделал ещё одно усилие:

— Пожалуйста, стой!

Тот же результат. Стало так холодно, будто в меня вонзилась тысяча игл. На лбу выступил пот, я до боли в ладонях сжал руль.

— Я приведу тебя к выходу, я приведу тебя к выходу… — донёсся пустой голос.

А ноги всё быстрее вращали педали. В глазах мелькали короткие отрывки воспоминаний, всё вокруг пропало, кроме столбов и спины убегающего.

— Я приведу тебя к выходу, я приведу тебя к выходу… — равномерный голос стучал в ушах, будто метроном. В висках била кровь, казалось, я схожу с ума.

Всё окрасилось в ледяной синий свет, краски сгустились. Контуры столбов приобрели отчётливые тонкие черты, будто в комиксе, а память с беспощадной услужливостью подносила отрывок за отрывком…

***

— Но я хотел красный, — расстроено сказал я, ворочая белый под цвет кимоно пояс. Красный — мой любимый цвет.

На вольную борьбу родители отдали меня, когда мне было 8 лет. После первого занятия тренер сказал, что к следующему разу нам понадобиться кимоно.

— Вот заслужишь красный пояс, тогда и куплю, — коротко ответил отец. — А пока есть только этот.

— А как его заслужить?

— Спроси завтра у тренера.

На следующий день я так и сделал:

— Я хочу красный пояс!

Мы в зале для вольной борьбы. Все взгляды были прикованы ко мне, семилетнему обнаглевшему до крайности ребёнку. Ребята смотрели на меня удивлённо, а тренер — со снисхождением.

— А ты достоин его? — спросил он серьёзно.

— Да! — выпалил я в нетерпении.

— Посмотрим... Бугдай, подойди сюда.

Дело шло к спаррингу. Бугдай поднялся и подошёл к тренеру, он явно был старше меня. В глаза бросался его красный пояс.

— Ну что ж, — сказал тренер, оглядывая Бугдая. — Если победишь его, получишь красный пояс без экзамена.

Тренер отошёл в сторону, и Бугдай, оказавшийся напротив меня, поклонился. Он это делал с какой-то особой плавностью, будто это было чем-то важным. Я ответил слабым кивком. Мой взгляд скользил то по его смуглому лицу, то по заветному поясу.

Раздалась команда к началу поединка, и мы вцепились в друг друга, будто звери. Я уже начал подумывать завалить его одним решительным толчком вперёд, но не успел заметить, как оказался на мате. Бугдай насел сверху и заломал руку.

Тренер присел рядом с нами, ожидая, что я свободной рукой захлопаю по мату, но я не сдавался.

Боль в руке становилась нестерпимой, из моего горла вырывались отчаянные стоны. Я рванул со всей силы вперёд, и боль стала такой адской, что я на мгновение подумал, что мне оторвали руку.

Следующий месяц контрольных и самостоятельных я пропустил — не так-то и легко писать со сломанной рукой. К вольной борьбе я больше никогда не возвращался.

***

Велосипед нёсся дальше, столбы по бокам переплетались и напоминали решётки. Небо налилось алым светом, а незнакомец становился ближе и ближе.

— Подожди! — крикнул я, и голос ко мне вернулся. Он прозвучал пронзительно, будто крик раненой птицы. На секунду я испугался его.

Незнакомец бежал дальше, земля под нами покрылась маленькими трещинами, будто перед землетрясением. Я настойчиво ехал за ним, в глазах мелькала только чёрная от тени спина.

***

— Альби, тебе сегодня на гитару не надо? — мама мыла на кухне посуду, а я сидел за компьютером.

Я решил соврать:

— Нет, не надо.

Идти не было никакого желания. На улице дождь, как из ведра, а тут галактика в опасности. Время от времени я и сам не понимал, зачем записался на гитару. Первые два занятия ходил, а потом никакого желания, хоть кричи.

— Почему? — с кухни донёсся мамин голос.

— Учитель заболел, — к счастью, уроки были бесплатными. Ничьи деньги в трубу не вылетали, а передвигать деревянные пальцы с аккорда на аккорд больше не хотелось. Тем более они так потом болели…

***

Столбы деревьев пропали. Незнакомец остановился, и я, сдав по тормозам и едва не кувыркнувшись, оказался рядом с ним. Прямо подо мной раскинулся огромный овраг, весь объятый алым пламенем.

— Что за хрень? — спросил я скорее сам у себя и снова не узнал свой голос. Этот вопрос появился давно, но озвучить я его смог только сейчас. Холод сменился адской жарой, будто вокруг меня развели множество огромных костров.

— Смотри вниз, смотри вниз… — забормотал незнакомец. Я поборол желание смотреть на него и уставился в глубину оврага, откуда столбом поднималось пламя. В нём были люди, много людей!

Ночь разорвалась пронзительным криком и резким запахом горелого мяса. К горлу подступил комок, я изогнулся, и бабушкины блины оказались на растрескавшейся земле.

Незнакомец больше не говорил, что приведёт меня к выходу. Теперь, когда внизу горели сотни, его маска благих намерений спала.

Я всмотрелся в одного из мучеников. Изуродованное лицо покрылось чёрной коркой, а стеклянные широкие глаза смотрели на меня. Мой живот сворачивался, будто выжимаемая половая тряпка, к глазам подступали слёзы.

Я изогнулся в новом приступе, но желудок уже был пуст. Я нашёл смелость ещё раз глянуть на мученика. Внизу стоял я в обгоревшем белом кимоно с чёрным поясом! Я кинул взгляд на других. Они все были мной. Кто-то с гитарой, кто-то, сидя на камне, сосредоточенно склеивал самолёт.

— Да, это ты, — услышал я голос и упал на руль велосипеда.

— Но как? Почему это? — я вспоминал уроки в воскресной школе, а потом воскликнул: — Это ад?!

— Твой персональный, — спокойно ответил голос. — Там внизу — талантливые люди. Композиторы, спортсмены, гитаристы, актёры, художники, инженеры, военные, писатели. Есть даже священник.

— Но почему они — это я? — обессиленно спросил я. — Это всё ты устроил?

— Я? — удивился голос. — Это я должен был спросить, что ты тут устроил. Зачем ты похоронил столько гениальных людей? — он сорвался на гнев: — Почему они горят, а ты, жалкое подобие человека, здесь, над ними? — я молчал, а незнакомец продолжал: — У тебя нет ничего! Ты бесполезный робот, ищущий достатка. Ты кукла, умеющая только жрать и спать! Твоя душа уже сгорела, а ты превратился в животное, а из этого леса могут выбраться только люди.

— Но почему?

— Потому что такому мусору на земле не место! Ты мог бы заниматься чем-то серьёзным, а не учиться крутить гайки за гроши.

— Но кому-то всё равно надо крутить гайки, — ответил я, равнодушно глядя в пламя. — Не всем же заниматься искусством.

— Не всем, — спокойно согласился он. — Но у других людей есть дети, хобби, они стремятся узнать что-то, а тебя не волнует ничего.

— Я простой студент, какие дети? — я глядел в огонь на скрипача, бегающего по оврагу в поисках смычка.

— Маленькие! Плаксивые и надоедливые! Но тебя не волнует даже это, чего там говорить о высшем искусстве?

— Кто ты?

— Лесник. И всякому мусору в моём лесу не место.

Он промолчал, но потом резко сказал:

— Езжай в овраг. Я обещаю, что больно не будет.

Комок снова подступил к горлу, я упорно замотал головой.

— Езжай! — приказал он.

— Пошёл ты! — я быстро развернул велосипед и помчался по лесу, обгоняя ветер. Я твёрдо знал, что если буду ехать в одном направлении, обязательно выеду.

— Не уйдёшь! — эхом разнёсся по лесу голос. — Ты уже труп!

Тропинок не было, я петлял вокруг столбов, но упорно мчался вперёд. Я был преисполнен желанием жить. Ноги крутили педали, руки сжимали руль, глаза выискивали всё новые бреши между столбами-деревьями. Я выживу!

***

Утром в деревне в одном из домов раздался звонок. Пожилая Алла Фёдоровна сняла трубку.

— Алло? А, это ты, дочка.

В трубке торопливо, запинаясь от волнения, говорила женщина:

— Мама, Альберт у тебя?

— Нет, — удивилась Алла Фёдоровна. — Он вчера уехал, сказал, что ему на работу надо.

— Его до сих пор нет.

— Что-то плохое случилось, — почуяла неладное Алла Фёдоровна. — Надо звонить в полицию.

Его нашли только через две недели. Он лежал на спине в глубоком овраге, широко раскинув руки. Рядом покоился разбитый велосипед и пустая сумка. Никто вначале и не приглядывался к странным таблеткам, которые нашли у парня в кармане.

Когда люди обратили внимание на его лицо, то решили что он, должно быть, и не понял, когда пришла смерть. На нем были написаны странное отчуждённое спокойствие и холодная решимость.

— Николаич, ты что, опять рессоры проверить забыл? — проклиная тряску, спросил Валерий Иваныч, кондуктор автобуса номер десять.

— Валерьианыч, это не рессоры! Это воздушные ямы! — отвечал водитель.

— Ну да, ну да. Все никак аэродороги не починят.

Старенький «пазик» с хитрыми устройствами на месте колес висел в воздухе вместе с десятками других машин, имеющих точно такие же устройства в крыльях. Длинные ряды «Волг», «Жигулей», «Фордов» и множества других машин самых разных стран производства стояли в масштабной аэропробке, и аэромобили продвигались лишь на пару метров за полчаса, изредка покачиваясь на воздушных ямах.

— Эх, Толян, ну вот что это такое? — продолжал Валерий Иваныч, — в конце-концов, у нас и дома стоэтажные, и машины летают, а все равно все как вдвадцать первом веке. Вот сам посуди: работа у нас с тобой сложная. Тебе — машиной летающей управлять, мне — целыми днями на ногах с одной и той же фразой деньги клянчить. А получаем мы сколько? На нормально поесть, обуться-одеться не всегда хватает, ей-богу.

— А вот такое оно, Валерьианыч, будущее. Не бесплатное мороженое, а все то же самое, только с леталками и голограммами. Тьфу, а не будущее. Никогда Россия не меняется.

Николаич выругался, когда перед носом автобуса лихо помчалась дорогая иномарка, перескочившая через несколько уровней. Она болталась в воздухе, двигатели едва ловили гравитрассу. Вслед за гонщиком летел полицейский ”жигуль“ с усиленным турбодвигателем.

Загорелся зеленый и водитель утопил педаль газа. «Пазик», покачиваясь, повернул налево, подчиняясь велению Николаича.

Вскоре летающий автобус достиг остановки. Внутрь вошло несколько пассажиров и Валерианыч принялся долго и нудно вытягивать с них плату. Летающие автобусы были самым дешевым из дорогих средств воздушных перевозок. Люди нехотя отдавали монеты кондуктору.

Николаич надавил на педаль. Он привык к этой работе. Ничего особенного в управлении «аэропазиком» не было — управление машиной аналогично управлению наземным автомобилем, за исключением рычага, что позволял перепрыгнуть на уровень выше или ниже. Но дело вовсе не в этом. Николаич просто устал от своей работы. Некогда он был мечтательным юношей, хотел водить гоночный аэроболид, но те времена безвозвратно прошли, и теперь он — простой водитель аэроавтобуса в российской провинции. Надо сказать, пилотирование аэроавтобусов процедура несколько раздражительная, так как аэробус решительно не хотел вставать туда, куда его направлял Николаич. Машину кидало в воздушных ямах, она стонала, готовая развалиться на части — но на месте не стояла. За это странное упорство Николаич не очень-то любил свою машину. Ему нравилось, когда техника ему подчинялась. Вот как в этот раз — он настроил гравирессоры, вплоть до двадцатого значения после запятой, а «пазик» все равно безбожно трясло на воздушно-магнитных ямах. Иногда по дорогам рассекали новенькие международные «мерседесы» и Николаич молча завидовал грации в полете этих стильно-прямоугольных машин.

Так, в скупых размышлениях о потерянных мечтах, и прошел день Анатолия Николаевича.

Настала пора возвращаться домой, где его ждали жена и сын.

Когда он наконец оказался в своем дворе, небо давно уж потемнело. Ветер шевелил листья деревьев, а с улицы доносились звуки машин и разводящихся аэротротуаров.

Николаич прошел через дворик, заставленный грязными аэромобилями, и позвонил в домофон. Камера низкого разрешения показала лицо улыбающейся жены, что с радостью открыла дверь мужу. Николич вошел в подъезд и вызвал скоростной лифт на гравитационном ускорителе, все так же исписанном графити и провонявшимся мочой. Прежде, чем наконец поехать на свой этаж, Николаич около пяти минут выковыривал вдавленную в панель кнопку этажа. Наконец, после долгих мучений лифт со стоном поехал вниз. Николаич жил куда ниже, среди бедных кварталов, на девяностом этаже. Оттуда он мог видеть заваленную мусором землю. Поверхность.

Спустя некоторое время Николаич уж стоял у порога квартиры. Ему открыла Надежда, его жена. Вслед за ней пробежать усталого шофера прибежал кот Лютоволк, названный так сыном Николаича. Тот, как и всегда сидел за компьютером в ВР-очках, строча что-то на клавиатуре. Несмотря на это обстоятельство он мгновенно заметил приход отца и поприветствовал его стандартными вопросами. Хоть Николаич и недолюбливал его времяпрепровождение, но ему казалось, что так у него больше шансов достичь успеха в век цифровых технологий, чем был в свое время у Николаича. Было в этом нечто такое, чего никогда не было у Николаича.

Он разделся и грузно уселся на диван, после чего нащупал пульт в силовом пакетике и включил телевизор.

По залу заплясали новости. Николаич, будучи твердо уверенным, что ничего нового там не узнает, переключил канал. Теперь комнату заполонили крик и ругань. «Ну да, еще лучше» — подумал мужчина.

Попереключав каналы, он понял, что нигде не показывали ни хорошего фильма, ни интересной передачи.

Николаич схватил за шкирку Лютоволка, пробегавшего мимо, и улегся на диван, попросив жену принести поесть и пива, что она и сделала. Лежа с котом на животе, он принялся хрустеть сухариками, читая давно начатую книгу.

Начинался типичный вечер. Мужчина читал и ел, Надежда болтала с подругами о непутевости сына, а тот, в свою очередь, только посмеивался, скрыв глаза за очками виртуальной реальности. «Мемы смотрел», как сказал он некогда Николаичу. Тот сначала совершенно не понимал, что это за мемы такие, но потом сын объяснил ему, что это что-то вроде коротких анекдотов в картинках. На том он и успокоился.

Постепенно все члены семьи начали ложится спать, подчиняясь тьме ночи, и когда затих компьютер в комнате сына, заснул с книгой в руках и Николаич.

Утро. Ранее утро. Что может быть лучше?

Николаич проснулся ровно в том же положении, в котором заснул — с книгой на лице. В квартире потихоньку начиналась жизнь, в спешке доделывал домашнее задание за одиннадцатый класс сын, жена собиралась на работу, Лютоволк прогонял голубей от кормушки для синиц, грозно стуча по стеклу когтями.

Николаич встал с кровати и без энтузиазма потянулся. Сегодня ему предстояло идти в поликлинику на рабочее обследование.

Он окинул взглядом окружающую его картину привычной комнаты и засобирался, слоняясь по комнатам за документами.

В столь ранний час редкого пешехода можно было встретить на улицах. Николаич топал по растрескавшемуся асфальту аэротротуара, развлекая себя рассуждениями с самим собой.

«Вот», — думал он, — «казалось бы, в двадцать втором веке живем. Машины летающие, дома до неба, голограммы всякие, искусственный интеллект, роботы, все дела — а живем как в двадцать первом веке, как Валерианыч говорил. Телевизоры — как раньше, автобусы — как раньше, только в воздухе, и дома такие же — только выше».

Николаич обвел взглядом улицу, чтобы удостовериться в своих словах.

Вскоре он уже натягивал на свои сорок шестого размера ботинки бахилы. Синие свертки едва обхватывали ступни.

Шоферу предстояло пройти нескольких врачей, и первым шел простой осмотр у терапевта. К которому уже выстроилась огромная очередь. Бабки, молодняк, люди среднего возраста — толпа создавала гудящий шум и, казалось, жила своей жизнью. Очереди давно приобрели свою культуру — то тут, то там стояли кресла и лежали забытые спальные мешки.

«Надо было с собой взять чего», — подумал Николаич.

Очередь медленно двигалась.

Некоторое время спустя мужчина наконец получил шанс миновать большую часть очереди. Среди человеческих тел блеснул свет.

Николаич ринулся вперед, распихивая людей, прежде чем со всего маху не налетел на угол какой-то двери.

«Да уж», — подумал он, потирая место удара, — «Россия никогда не меняется».

— Марго, прости меня.

Миловидная девушка, сидевшая напротив меня и до этого смотревшая в телефон, удивлённо посмотрела на меня, мол, "За что?". А на самом деле было за что.

Когда-то, в далёком 2050 году, мы были парой. Ну а так как были мы бедными студентами, то ни о каких ресторанах речь не шла. Мы счастливо встречались около года, пока не начались мои проблемы с сердцем. Загремев дважды в реанимацию, я решил, что мне нужно дать сердцу отдохнуть. Маргарита очень хотела помочь и была постоянно рядом, но я решил, что проблема в ней. Дурак. Подумал, что она — главная причина моих проблем.

И я её потерял.

К моменту, когда я вышел из больницы, она уже была в отношениях с другим. Но порой она искала способ заговорить со мной. Узнать, как мои дела.

Ровно до той поры, пока она сама не загремела в реанимацию. Я об этом не знал. Но это стало тем моментом, когда я потерял её снова. После этого она уже не искала моего внимания вообще никак. Затем я попал к ней в чёрный список во всех социальных сетях.

И я решил забить. Два месяца я жил спокойно, поглощённый делами и учёбой. Однако как бы я не пытался скрыть это, все мои чувства не оставляли меня ни на секунду.

Я стал скучать. Это не давало мне покоя. Я не мог спокойно спать и работать. И тогда я начал искать способы связаться с ней. Я писал ей с различных аккаунтов, призывая поговорить. Все эти аккаунты улетели в чёрный список.

Я звонил ей в первые 20 минут после пар, так как знал её расписание. Но она не брала трубку.

Я ждал её на аллее у корпуса, где она училась. Она просто пошла другой дорогой.

Я передавал ей письма через её знакомых или подруг, но так и не получил ответа.

В итоге отчаяние взяло верх. Я стал выпивать. Сначала редко и мало, однако со временем аппетиты росли, но они никак не могли излечить мои душевные раны.

Однажды я услышал звонок в дверь. Гостей я не ждал, а потому неспешно побрёл открывать. Открыв дверь, я увидел её на пороге. Она стояла и смотрела в пол, переминаясь с ноги на ногу. Я предложил ей войти, и она, не медля ни секунды, зашла внутрь квартиры.

Но вернёмся туда, где мы остановились. За окном — холодный ноябрь, мы сидим за столом, на котором стоит недопитая бутылка виски. Марго всё ещё смотрит на меня удивлённым взглядом, но я не могу ответить. Не могу объяснить, за что меня надо простить. Ведь вчера началась война. А я стал добровольцем.

***

Нынче война сильно отличается от войны далёких дней. Нет больше массовых сражений с взаимодействием всех родов войск. Нет линий фронта. Теперь все государства разделены на "секторы", и в центре каждого сектора стоит арена. 25 лучших бойцов одной стороны против 25 лучших бойцов другой. Победитель забирает зону себе. Каждая арена имеет свой уникальный ландшафт, и преимущество было всегда у обороняющихся. По правилам, за один день каждая из стран могла бросить вызов только одному сектору.

Однако новые войны ставили новые требования. Достижения в биологии позволили всем странам выращивать клонов для столкновения на аренах. Этакое пушечное мясо для развлечения толпы. Они были сильны, выносливы и выращены исключительно для убийства. Да и большего от них не требовалось. Были ли они личностями? Ответа не знал никто. Когда клона убивали, его воспоминания и опыт вживлялись свежему клону. Таким образом, у них был опыт сотен тысяч боёв.

И больше не нужны ни артиллерия, ни танки, ни самолёты. Важно было лишь то, чем экипированы бойцы. Этим и занимались. А всё остальное кануло в лету. Но почему я говорю о войне так, словно она меня не касается? Всё дело в том, что гражданское население никаким образом не притесняется. Оно просто "переходит" из одной страны в другую. Нет больше геноцидов, оккупаций. В общем и целом современная война — это такое же обычное зрелище, как и футбол.

Вчера меня вызвали и проинформировали о ситуации, сложившейся в соседнем секторе. Наши клоны были убиты, запасных не было, а новых ещё не создали. Наш сектор на очереди, и защищать его некому. Я же в дни своей юности иногда ездил на военные сборы, где мы на интерес играли против клонов в войнушку. Это было интереснее, чем смотреть со стороны, и мы собрали команду, которая каждый год на сборах устраивала показательный бой с ними. Один раз мы как-то победили их. И вот сейчас начальство требует того, чтобы мы вспомнили свои навыки, полученные в тренировочных боях, и встали на защиту нашего сектора.

Мы не стали отказываться от этого. В тот момент мой внутренний мир был на грани разрушения, и я был согласен на всё что угодно, лишь бы забыть ту боль, что разрывала моё сердце. Аргументами, мольбой, слезами — но я уговорил большинство из старой "компании" примкнуть ко мне. Таким образом, мы стали добровольцами. Смертниками. У нас было буквально пару часов на подготовку, и поэтому мы изучали арену. По правилам мы могли за полчаса начать подготавливать оборону, но мы начали на пару минут раньше положенного срока. Не думаю, что это нам хоть как-то помогло бы. Ведь мы сражались с клонами лет 8 назад, а за это время накопленный ими боевой опыт только увеличивался. Мы не могли даже представить тактику нашего врага. И, решив не искушать судьбу, мы не стали следовать тем тактикам, что использовали ранее.

Двадцать человек заняли оборону в заснеженных холмах. Снайпер куда-то ушёл, сказав, что не вернётся, пока не пристрелит трёх клонов. Оставшиеся четыре человека, включая меня, отправились на разведку. То ли они никогда не сталкивались с самим понятием разведки, то ли все клоны слишком давно не пользуются ей, но мы успешно нашли их и наблюдали за действиями в течение пяти минут. Пока нас не засекли. Мы пустились наутёк, уводя преследователей подальше от места сосредоточения основных наших сил. А когда бежать уже не было сил, мы спрятались за камнями и деревьями. Я успел заметить, что нас преследовало четверо. У клонов преобладал "инстинкт самурая" — схватки один на один. И пока что они не знали, где мы, и не слышали нас, а потому продвигались медленно и осторожно. Я прятался за широким дубом. Клон, едва закончив его обходить, получил от меня нож в шею. Из неё брызнула прозрачная жидкость, окатив мне руку, а сам клон упал замертво. Остальные противники поняли, что потеряли бойца, и сгруппировались, не давая шансов разделаться с собой бесшумно. Раздался тихий хлопок — и что-то грузно свалилось на землю. Затем второй хлопок. И третий. Оглядев своих людей, я понял, что упали именно клоны. Со стороны поверженных противников двигался наш снайпер, на лице которого сияла довольная улыбка, мол, "Вот каков я. Сказал — сделал".

На этой ноте решили мы возвращаться к основным силам. Уж слишком давно мы не выходили на связь, да и они не пытались с нами связаться. Когда мы подошли к месту дислокации наших боевых товарищей, нашему взору предстала жуткая баталия. Клоны фактически окружили и зажали наших бойцов, надавливая на окопавшихся бойцов всё сильнее с каждой минутой. Несколько врагов валялась неподалёку, распотрошённые тяжёлым пулемётом. А раз остальные враги теперь не ожидают атаки с тыла, то этим грех не воспользоваться. Мы вскинули винтовки и начали методичный отстрел противников, поглощённых горячкой боя. Однако они довольно быстро сообразили, что к чему, и парочка развернулась и начала палить в нашем направлении. Из гранатомётов. Землю перепахивали взрывы, постепенно подходя к нашим позициям. И вот разрыв гранаты возле меня окатывает тело осколками и комьями земли, а некоторые из осколков вгрызаются в мою плоть. Один из них прошёлся по щеке, оставив на ней уродливый след. Мы открыли ответный огонь, пока клоны не сменили оружие — и те рухнули на землю. Тогда противники поняли, что проигрывают, то вместо отступления утроили свои усилия. Мы перебили их всех. Из двадцати пяти моих ребят в живых осталось тринадцать. Казалось бы, это великая победа. Но потом остальные заметили, что из моих ранений идёт не кровь, а какая-то странная субстанция, лишь отдалённо похожая на кровь.

Вернувшись в штаб командования, я твёрдым шагом направился к доктору Маркову. Он был ответственный за клонирование. Работает уже третий десяток лет в нашей стране. Наверняка он знает всё, о чём мне не говорили.

— Доктор Марков, здравствуйте. Можно поинтересоваться, какого чёрта?!

— Блин, снова этот разговор. Ну, зато теперь ты знаешь, кто ты. Снова.

Он стоял ко мне спиной, и даже не повернулся, увлечённый своим делом. Мне это разозлило ещё больше:

— Да, теперь я знаю, чёрт подери! Зачем всё это?

— Позволь рассказать, как так вышло. Ты — один из клонов старой модели. Изначально клоны выращивались как люди, но это было слишком...долго. И учёные всего мира бились над проблемой наибыстрейшего выращивания клонов. Конечно, в конце концов их старания принесли плоды, введя в серийное производство клонов серии КНК...

— Мне не интересны экскурсы в историю. Расскажите, почему я ничего не знал о том, кто я.

Моё терпение моё начинало заканчиваться, однако доктор Марков продолжил:

— Клоны КНК были эффективными, но у них была куча детских болезней, как и у любого нового изобретения. А старые клоны были практически лишены этих недостатков. Ты и двадцать четыре твоих друга — все вы клоны. Клоны серии КК.

— КК? Клоны-Коммандос?

— Именно. Ваш жизненный путь был полон испытаний. Вы соревновались с КНК-серией и даже успешно их обошли. А ведь вам было всего по 15 лет! Сейчас сознания твоих павших друзей переносятся в улучшенные модели КНК. Наша страна сможет завоевать весь мир с такими ресурсами!

— Достаточно. Я услышал достаточно. Я, пожалуй, пойду проветрюсь.

Я шёл по аллее в сторону леса, где часто любил бывать в детстве, и думал над всем, что узнал за сегодня. Мой мир рухнул в одночасье, и всё моё прошлое оказалось похоронено под обломками жестокой реальности. Есть ли смысл в моём существовании? Все остальные клоны лишены самосознания, а у нас же его с избытком. Но хватит ли у меня духу жить с этим? Мысли вгрызались в разум, терзая его в клочья. Сердце отчаянно гнало кровь по венам, и казалось, что вот-вот — и оно выпрыгнет. Я был лишь клоном — расходным материалом. А раз так, то и смысла в существовании, кроме войны, нет. Усевшись под массивно раскинувшимися ветвями векового дуба, я достал пистолет, оставшийся с "игры". Игры насмерть. На потеху людям. Я приставил пистолет к подбородку так, чтоб пуля прошла сквозь мозг и нанесла наибольшие повреждения. Выстрел. Громкий хлопок прокатился по лесу.

***

— Марго, прости меня...

Странно. У меня такое чувство, будто я когда-то это уже говорил.