Звериный оскал баптизма
В результате давления своих родственников, я решила продолжить своё повествование. Остро реагирующих баптистов прошу не читать. Это событие по времени произошло летом 2019 года.
Пока я пыталась наладить свою жизнь и начать нормально зарабатывать, мои родственники видели в моём проживании в нашем доме нечто ненормальное. Мой брат обиделся на мать и высказывал ей, что она отдала дом мне. Его абсолютно не интересовал тот факт, что мать сама живёт в этом доме. Его не заботило и то, что он отправлял к нам своих двоих детей на лето и мы в этом же доме их приняли и ухаживали за ними. Его абсолютно не интересует такой незначительный момент, что все эти годы, чтобы сохранить этот дом, надо было оплачивать за отопление.
Они приехали с намерением решить вопрос о том, кому достанется дом. У брата на тот момент было уже трое детей. Приехала жена брата Жанна, её сестра Маша и брат с детьми. В это же время пришли дети третьей сестры пообщаться. Их трое, уже считай подростки. Я была рада их видеть, в последнее время мне эта радость редко выпадала.
Мать позвала служителя с Моздока, Юру Мясникова, чтобы он помог мирно решить этот вопрос. На меня, как это у них водится, скинули всех детей и засели в доме, решать. Причём Маша, совершенно посторонний в этом случае человек, сидела на этом импровизированном собрании, а я должна была остаться во дворе с детьми. Меня это возмутило. С какой стати они здесь членское собрание устроили? Если говорить о доме, то это семейный вопрос. Я скинула младшую дочь брата на руки старшей племяннице и внаглую зашла в дом.
Что они там говорили не помню, я их перебила:
— А можно мне послушать?
И тут же обратилась к Маше.
— А ты что тут делаешь? Ты к этому вопросу не имеешь никакого отношения!
Потом сразу к брату:
— Виталик, как ты мог в прошлом году оставить двоих детей и ни копейки денег не оставил?
Прошлым летом мать взялась смотреть за детьми, а по факту большую часть черновой работы оставляла мне. Брат приезжал за 300км. со мной даже не здоровался и тем более не просил смотреть за детьми. Всё, так же как раньше, оставлялось на меня автоматически. Без «Здрасте» и без «Спасибо». Моя мать пыталась унижать меня, говорила «Какая ты гордая, тебе официально «Спасибо» надо говорить!» То есть по христианским баптистким понятиям, «Будь тряпочкой у ног, безмолвно паши на окружающих, тогда и так, как они того захотят и будь счастлива!» Насколько же заниженную самооценку надо иметь, чтобы так жить!
После того как брат уехал, в этот же день, моя мать сказала:
— У меня нет денег на хлеб.
Я дала ей деньги и пошла работать, торговать леденцами, чтобы были деньги на самое необходимое. Так мы и прожили два месяца. Мать в огороде. Я то с детьми, то на работе. А теперь я высказала претензии не по поводу моего потраченного времени, хотя это наиболее ценный ресурс, а насчёт денег. В лучших традициях баптизма, брат решил бить нас нашими грехами, отвлекая внимание от своих.
— А что вы с матерью ругались. Дети слышали и боялись вас.
От такой наглости я чуть не задохнулась. Я сразу не нашла, что ответить. Моя мать привыкла хаяться с моим отцом и после его смерти сама начала устраивать скандалы. Обычно это всё сопровождалось истериками и криком. Я с детства помню отцовские скандалы и ненавижу такое её поведение. За годы жизни рядом с ней, я научилась пресекать начало таких скандалов. В присутствии детей я в принципе старалась этого всего не допускать. Разговор на ножах в присутствии детей брата, у нас был только один и тот я закончила тихим шипением «Если ты сейчас не прекратишь, я начну матом ругаться! Тут дети, так что заткнись, пожалуйста!» Не помню, чтобы дочь брата что-то поняла или убежала. Она просто ничего не услышала и так же крутилась около меня на кухне. На эти пустые обвинения я не сразу придумала, что ответить, поражала неблагодарность и хамство. А вот высказать своё мнение о так называемых родственниках, я не упустила возможности. Жанна, даже живя у нас в городе, вообще старалась избегать любых разговоров. У меня к ней накопилось немало претензий, высказать ей всё, до этого момента не было возможности. Я сказала ей:
— Жанна, давно хочу тебе сказать, да вот не было случая. Я согласна с тем, что ты нужна была, для того, чтоб дети родились здоровыми. От дурака что взять, кроме анализов? Кровь твоя нужна, а сама ты как человек — дерьмо! В других обстоятельствах, я ни за что не стала бы с тобой общаться!
Они все сразу засобирались на выход. Они значит хорошие верующие, им недосуг слушать, что тут презренное неверующее существо говорит. А я не закончила речь. Да и на тупую придирку ответить надо было. Брат с женой и служителем вышли во двор к машине, она стояла ближе к воротам. У них скоро должно было начаться собрание. Надо было успеть поговорить с «вершителем судеб», со служителем. А тут я со своими «мелкими» претензиями. Но я не утерпела. Я подошла и сказала брату всего одну фразу:
— А ты не знаешь, по какому поводу мы ссорились?
Я хотела продолжить, что он сам виноват во всей этой ситуации, но не успела. У моего так называемого братца снесло крышу. Он схватил меня за руки выше локтя, сильно сжал и потащил по двору с криками:
— Дай мне с Юрой поговорить!
Если бы я упала, не сомневаюсь, что он меня там же ногами забил! Такого уровня агрессии, я никогда ещё не ощущала. Я не упала, но он меня протащил к двери в дом, стукнул об дверь спиной, затащил в дом и кинул в кресло. И всё это в присутствии всех детей и служителя!
Я на какое-то время впала в шоковое состояние, но на этот раз оно быстро прошло. Опыт семейной агрессии уже был. Передо мной стояла Маша. Она зашла в дом, стала прямо передо мной, широко расставив ноги. Как хозяйка положения, скрестила руки на груди и нагло улыбалась, настырно глядя мне прямо в глаза! Её вид был настолько отвратительным, что я не выдержала. Я вскочила и начала её выпихивать из дома с криками, что я сейчас полицию вызову, что я это терпеть не буду! Она что-то там вякала по поводу того, что она тоже на меня заявление напишет. Я её всё-таки выпихнула, а сама стала около двери. Я вся дрожала от злости, что у них опять это получилось! Что опять они поднимают на меня руки и я не смогла вовремя дать отпор.
Тут подошёл Юра и попытался меня успокоить. А я сейчас вообще ничего не хотела слышать. Какой Бог? Где он в этой ситуации? Я начала орать на Юру:
— Вы знаете сколько я трудилась для Бога, а где он сейчас? Почему он мне сейчас это всё допускает? Нет его!
Он повернулся и ушёл. Он просто пошёл на своё собрание. Помнит ли кто-нибудь о том, что было на том собрании? Не думаю, что кто-то из бывших там, вообще заметили это событие и тем более, они не удержали его в памяти. А я на всю жизнь запомнила, что Юра тогда вот так ушёл и не захотел ни в чём разбираться. Зачем ему с полицией встречаться? Это ему не нужно. Сколько же я слышала россказней от этого же Юры о подвигах веры, о преодолении себя, о настоящей христианской стойкости. А теперь он просто ушёл! Он этим позволил моим родственникам оболгать меня в полиции. Об этом речь ниже. Такие люди существуют только для того, чтобы байки рассказывать, тем самым обольщая и привлекая людей. А сами они и малой толики напряжения выдержать не смогут. Как же это красиво звучит! Верующий, в сталинское время, благословил своего мучителя следователя одной оставшейся рукой. То есть, тот его мучил и отрезал конечности. А тут Юра даже беседу с полицией не захотел выдержать. Куда ему этим заниматься, у него же собрание! Имело ли для моих родственников значение, что они уже уничтожили во мне верующего человека? Нет. Им нужны прежде всего деньги. Ни о каких духовных высотах, на которых я раньше пребывала, как мне казалось, они и знать не хотели. Какие стихи, пение, вдохновенные беседы? Им деньги не мешай захапать!
Я позвонила в полицию. Пока они ехали, я вытаскивала вещи брата и бросала в его машину, с криками, чтоб они убирались вон! Самым тяжёлым было видеть, что дети находятся тут же и всё это видели. Вторая дочка брата стояла в ужасе, у неё был такой взгляд, как-будто её режут по живому. Понимают ли брат, мать, сноха и её сестра, что делают? Нет. У них в принципе нет таких органов чувств, чтобы понять. Это скорее всего боты.
Полицейские вообще не считают семейные скандалы чем-то важным. Но тут я жёстко настояла, что напишу заявление и пройду судмедэкпертизу. Благо, если в этой ситуации так можно сказать, синяки уже начали появляться на моих руках. У меня есть такая особенность, даже от лёгкого прикосновения ногтей, моя кожа краснеет, появляется яркое розовое пятно и это может выглядеть, как сильнейший ожёг. А от тяжелых лапищ брата, мои руки быстро покрылись синяками, грубыми, тёмными пятнами. Так же синяки были на голове, на шее сзади и на спине. Мы собрались и поехали в полицию.
Жанна, как самая зачинщица всего этого, осталась с детьми. Поехали мать, брат и Маша. Сначала нас пытались примирить в приёмном отделении. Пока я писала заявление, моя мать не стесняясь в выражениях выливала свою агрессию. Даже в присутствии полицейских не остановилась.
— Милая моя — это у неё всегда звучит таким противным голосом, что вырвать хочется. — Я тебя в психушку упеку.
Я говорю:
— В психушку скорее ты поедешь, с твоими-то нервами! Здесь камеры всё пишут, говори больше!
Она заткнулась. Я писала, а они все постоянно говорили, что-то негативное, мешали мне сосредоточиться. Потом братец начал писать, на меня заявление. Сидел и не мог ничего сформулировать. Он и так не ахти какой рассказчик, а тут и причины настоящей нет, по какому поводу на меня заявлять.
— Я просто хочу уехать домой.
— Сестра вам что мешает уехать? — полицейский попытался уточнить.
Я сидела там же и уже смеялась:
— Напиши, что я за твоими детьми два месяца смотрела. Сделала тебе зло! Писать-то тебе нечего!
Дальше мне не позволили ничего говорить, вывели в другую комнату. Маша уточнила, что если она сейчас напишет заявление, то ей придётся потом лично появиться и участвовать в разбирательствах. Она годами жила в Москве, иногда наезжая в гости в Элисту, а к нам попала вообще первый раз за три или четыре года, точнее не помню. Ей совсем не улыбалось, потом ехать 1500км. чтоб разбираться. Не знаю точно, но кажется она вообще ничего не стала писать. Но мать с братом договорились, а возможно им полицейские подсказали, как выйти из ситуации.
Они завили на меня, что я избила своего племянника, сына моего брата, а брат меня таким образом пытался успокоить. Естественно, никто племянника на судмедэкспертизу не повез, его никто и пальцем не тронул. Они просто уехали.
Я об этой подлости узнала гораздо позже, когда меня вызвал следователь, и уже отдал мне документы. Потому что официально пришлось признать, что мы примирились. За всё «хорошее» моему брату грозил штраф, который, естественно, уйдет в гос казну. Не более того. Получается, чтобы не отнимать эти деньги у детей брата, надо было признать, что мы примирились. Оказалось, вот так можно детей нарожать, а потом ими манипулировать. «У меня маленькие дети, пожалей меня, забудь, что я на тебя руку поднял! При случае повторю то же самое!» Так, да? Следователь убедил меня, что добиваться суда смысла нет, потому что серьёзного вреда здоровью не нанесено. Я и не хотела доводить до суда. Я хотела припугнуть брата и мать, чтоб они поняли, что я не овца, которую можно вот так периодически избивать.
Подлость с «избиением» племянника теперь всегда передо мной. Оболгать меня, что я на ребёнка руку подняла, это надо иметь абсолютно подлую душу, в которой только смрад и мерзости. Конечно, в суде они бы это не доказали. Все наши соседи и много моих знакомых видели, сколько я с детьми брата занималась и знали, что я никогда не причинила бы им зла. Эта подлость нужна была, чтоб в полиции оправдаться.
Тогда я очень хотела уйти из дома. Но меня останавливали два обстоятельства. Это было летом, а у меня летом было мало денег и вспоминался наглый взгляд Маши «Что, мы победили? Мы добились своего? Дом теперь точно будет наш!» До сих пор плеваться хочется, как всё это вспомню! Все верующие хороши, скромны и жертвенны напоказ, пока денежный вопрос поперёк не встанет. Каялись ли они в том, что делали? Сомневаюсь. Но то, что их паршивая идеология помогает это всё оправдывать — однозначно!
Продолжение следует.