Жажда

Голод и жажда! Именно они меня разбудили.
Где я? Белые стены, большое зеркало в половину одной из них, и больше ничего.
Я попытался пошевелиться, но руки и ноги оказались пристегнуты к кровати, на которой я лежал, какие-то провода тянулись к мониторам за моей головой. После нескольких попыток освободиться, я в бессилии откинулся на подушку.
Кто я? Эта мысль ужаснула, гораздо больше, чем первая. Я попытался заглянуть в память и не нашел там ничего. Ни имени, ни знаний, ни воспоминаний. Она была девственно чиста. И это испугало.
Часть стены с тихим щелчком отошла в сторону, и на пороге появился человек в белом.
- Ну-с, дорогой вы наш. Как самочувствие?
- Кто вы? Где я? Почему я ничего не помню?
- Я доктор, можете называть Док. Ну как же ничего не помните? Речь у вас в порядке, как я погляжу, слова не забыли, - Док пожал плечами и подошел к мониторам.
- Так-с. Показатели в норме. Говорите, не помните, значит. Это хорошо. Это очень, очень хорошо, - бормотал он себе под нос.
- Док, да что в этом хорошего? Я ни черта не помню! Даже своего имени!
- Мы зовем вас Джон Смит. Можете и вы себя так называть. Сейчас я пришлю к вам медсестру. Она сделает укольчик, и поспите еще.
Док ушел, а через несколько минут вошла медсестра. Она склонилась надо мной.
- Может, вы скажете, что тут, черт возьми, происходит?
Женщина вздрогнула, а в ее глазах мелькнул страх.
И тут я почувствовал этот запах! Запах страха! Восхитительный, упоительный! Он обострил все мои чувства. Я увидел трепещущую жилку на ее шее, я представил каплю пота, бегущую по ее виску, расширенные зрачки...
Ловким движением она воткнула мне в вену иглу, и я выключился.
Проснулся я снова от голода и жажды. Но к ним примешалось что-то еще. Я хотел опять услышать тот запах, ощутить тот прилив чувств.
Я понял, что за мной наблюдают, пошевелился и посмотрел в зеркальную стену. Так и есть, через минуту дверь открылась.
- Я принесла вам поесть, - вошла та же медсестра, в руках она держала поднос с едой.
Подвинув к кровати столик, она пристроила на нем поднос и освободила мою правую руку.
- Я левша.
- Простите, - ойкнула она и перегнулась, чтобы расстегнуть ремни на второй руке.
И я схватил ее за шею. Под пальцами пульсировала вена. Ее глаза распахнулись, в них плескался ужас. Она попыталась высвободиться, но я лишь крепче сжал ее горло. Какое-то первобытное наслаждение накрыло меня. Жажда власти. Мне было не важно, кто я и кем был. Сейчас я был всемогущ. Я решал, кому жить, а кому умереть.
В дверь вбежали люди.


Центр карательной медицины. Несколько дней спустя.
Док сидел у кровати Женевьевы. На ее шее еще видны были синяки, но она была жива.
- Прости, мы не могли это предвидеть. Очистка памяти казалась нам гуманной альтернативой смертной казни. Психиатры в один голос утверждали, что его тяга к убийствам идет из детства, и если стереть все воспоминания, то можно вернуть его в общество.
Женевьева заплакала.