Здесь и сейчас
Дверь в часовую мастерскую почти всегда была приоткрыта, но посетители заходили редко. Не потому, что Лев был плохим мастером, а потому что место было неприметным — в тихом переулке, между прачечной и магазином с коврами. Вывеска давно выцвела и прохожие часто проходили мимо.
Лев сидел за своим рабочим столом, под лампой с зеленым абажуром. На столе — щипцы, отвёртки, лупа в глазном обруче, забытая и остывшая чашка чая. Он разбирал старые настенные часы с маятником. Стрелки показывали без пяти шесть. Он помнил, как пять лет назад, торопясь закончить работу к вечеру, он слишком сильно надавил пинцетом на минутную стрелку — та погнулась, цеплялась за шестерёнку и механизм встал. В тот день он опоздал на ужин к сестре и котлеты остыли. Или это было не пять, а семь лет назад? Он уже путал эти даты.
А сегодня утром стекло на циферблате этих часов треснуло. Тонкая паутинка поползла от края. Лев вздохнул. Он понимал, что треснуло оно не просто так — от перепада температуры или случайного удара. А может и просто. Иногда стекло трескается и всё. Для него причина и следствие редко шли по прямой.
На пороге появилась девочка лет десяти. Волосы в растрёпанном хвосте, коленка в ссадинах, заляпанная зелёнкой:
— Мой дед говорил вы чините всё, что ломается.
— Почти всё, — поправил он, с раздражением отрываясь от тонкой шестерёнки, но поймав себя на этом и смягчившись:
— Что случилось?
Она положила на стойку карманные часики в виде кузнечика. Насекомое было из зелёной эмали, а глаза — крошечные рубины. Стрелки замерли.
— Они просто встали. Мама говорит, что чинить бессмысленно — слишком старые.
Лев взял часики. Под пальцами он ощутил холод металла и едва уловимое движение — не настоящее, а то которое должно случиться. Он уже чинил эти часы. Не то месяц назад, не то через месяц. Он видел, как эта девочка, получив их обратно, прыгает от радости. Видел как она уже взрослая, заводит их дрожащими пальцами в дождь, стоя у окна. Время для него не было прямой, оно напоминало разрозненные и перепутанные слайды, наложенные друг на друга.
— Приходи завтра, — сказал он. — Будут как новые.
Он не стал их чинить. Просто положил в ящик стола, где уже лежал отремонтированный кузнечик. Он лишь позволил событиям идти своим чередом — так как нужно было ей.
Вечером он закрыл мастерскую и вышел на улицу. Была осень. Воздух пах прелыми листьями и дымом из труб. Жёлтый кленовый лист упал прямо перед ним. Лев поймал его на лету. Он помнил как этот лист колыхался на ветке весной. Помнил, как через неделю он будет хрустеть под каблуком женщины, спешащей на автобус. Настоящее было для него самой зыбкой и неуловимой вещью. Его вечно заслоняло прошлое, которое ещё не стёрлось, или будущее, которое уже известно.
Иногда ему снилось, что он просто старик, который путает воспоминания. А потом он просыпался и видел как секундная стрелка на стенных часах вдруг дёргается назад, останавливается и снова движется вперёд. Время болело.
Как-то раз в мастерскую вошел мужчина в помятом пальто. В его глазах была пустота — та самая, что бывает у людей, потерявших что-то навсегда.
—Я слышал, вы можете… вернуть?
Лев посмотрел на него и увидел. Обручальное кольцо, летящее в мутную воду реки. Спину уходящей женщины. Увидел этого же мужчину через три года: он обнимает другую женщину у кроватки их новорожденной дочки. А события у реки он почти забыл. Лев почувствовал знакомую, глухую усталость. Снова быть тем, кто выслушивает, снова нести этот груз.
— Нет, — тихо ответил. — Вернуть нельзя. Но я могу тебе сказать: боль уже прошла. Ты просто ещё не знаешь об этом.
Мужчина не понял. Развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Лев смотрел ему вслед. Он солгал. Вернуть — можно. Но часто важные вещи должны произойти именно так. Парадокс в том, что исправление ошибок может сломать жизнь куда сильнее, чем сами ошибки. Он так и не узнал, куда тот мужчина пошел после.
А сегодня к нему пришла та самая девочка с часами-кузнечиком. Теперь она была старушкой с тросточкой. На лацкане её пиджака был приколот тот самый кузнечик, блестящий и живой.
—Они до сих пор идут, — сказала она, и глаза у неё улыбались точно так же, как в десять лет. — Спасибо вам.
—Это не мне, — ответил Лев. — Это вы их вовремя заводили.
Она ушла, а он остался сидеть в тишине шепота сотен циферблатов. Он был хранителем не времени, а моментов. Он не исправлял прошлое и не лепил будущее. Лишь расставлял вехи — чтобы люди, спотыкаясь о своё прошлое не падали, а находили в нём опору. Хотя бы некоторые. Его собственная сестра так и не заглянула к нему, после того вечера с остывшими котлетами.
Он взял со стола простой карманный хронометр. Не стал смотреть в его прошлое, не заглядывал в будущее. Просто завёл его и прислушался к ровному, настоящему тиканью. Здесь и сейчас. Единственное время, которое по-настоящему принадлежит любому из нас. Его не нужно чинить, его… просто надо проживать. Как есть. Со всеми сбоями и паузами. Вот и всё.