Записки оперированного⁠⁠

Данный пост http://pikabu.ru/story/trepanatsiya_5141354 (поправляйся, мужик!) напомнил собственный опыт четырехлетней давности. Я уже публиковал это на другом сайте давно, но, раз уж история вспомнилась, расскажу еще раз, тапками только не кидайтесь.

Я тогда решил составить эти записки оперированного на всякий случай, вдруг кому пригодится. Когда я со всем эти столкнулся, ощутил острую нехватку информации, и каждый день переживал в неопределенности, а это очень неприятно.

Год за говорящим номером «13» оправдал древнее суеверие по полной программе. В довершение ко всему еще и в больницу загремел. В течение недели болел живот, но терпимо. Таблеточку обезболивающего с утра – и можно идти на работу. Но в одно прекрасное утро пошел в туалет и тут же вылетел оттуда. Вдруг почувствовал, будто воткнули длинный нож сверху вниз в живот. Боль жуткая и не успокаивается. Лежу на кровати в позе эмбриона, дрожу и стараюсь не слишком пугать жену, которая и так уже носится вокруг меня. Вызывает «скорую». Приехали быстро. Конечно же, забрали. Сунул в карман паспорт и телефон, пошел за врачом в… транспорт ихний. Карета скорой помощи. Еще пара лет, и в нее действительно придется запрягать лошадей, чтобы она хоть как-то ездила. Конечно, ГАЗель. Раздолбаная и ржавая, ходовка убита так, что клиренс чуть больше, чем у «ламборгини». Забираюсь. Хочу лечь – врач мне кивает на скамейку, мол, садись и пристегнись. Блин, в натуре, скамейка. Деревянная, блин, лавка. К торцу привинчен ремень безопасности. Втыкать его, конечно же, некуда, поэтому я на него сел и держусь. Водитель – пожилой казах, завел машину (!) и спокойно поехал, ни те мигалки, ни те скорости, старательно попадая во все рытвины и люки, удары от которых отдавались у меня в пузе так, что хоть на стенку лезь! Как доехал – хрен его знает. В приемном покое вручили бумажку на два анализа. Где эти кабинеты искать – одному больничному черту известно, поэтому побрел в сторону, пространно показанную случайным санитаром. Больница скорой помощи большая, суета и толкотня, и силы мои на исходе, хожу я все медленнее. Кое-как сдал кровь и мочу. Пришла жена. К этому моменту прошло уже два часа моих телепаний по коридорам. Отвозила семимесячную дочь к сестре. Пришла очень вовремя, потому что оставшиеся километры я отшагал, уже вися на ней. В общем, оказалось, что в кишечнике у меня образовалась дырка, и там скопился гной. «Перфорашка», как этот диагноз нежно называют хирурги. Копился он долго, как сказали потом, около полугода. И в это утро все это дело наконец-то лопнуло, и повезли меня на операцию.

Дальше коридоры больницы я наблюдал, уже глядя снизу вверх. Люди с напряженными, как у Стивена Сигала, лицами, каталки, санитары. Привезли в операционную, переложили на стол, предварительно воткнув в письку катетер, и все ушли. Лежу. Надо мной лампа, как в сериале «Склифосовский». Живот болит адски и адски же хочется пить. Начал петь. Скучно же. «А нам плевать, что начали стрелять, мы в кусты всегда успеем убежать. И не беда, что пропала вдруг еда, пусть и грязная, но в кране есть вода!» Вода… Я бы и грязненькой сейчас накатил был пару глоточков. О, кто-то пришел. Медсестра. Прикатила металлическую тумбочку, накрытую белой тряпкой. «Инструменты» - подумал Штирлиц. Скорей бы наркоз, кончусь щас, как живот болит. Медицинский народ начал понемногу подтягиваться. Задают вопросы. В сотый раз отвечаю, когда начались боли, и какого характера, хотя произношение уже как у Арнольда Шварценеггера – язык совершенно высох и говорить трудновато. Синеглазый парень (интересно, что когда врачи в масках, всегда замечаешь, какого цвета у них глаза) задавал самые разные вопросы. Как потом выяснилось, это был анестезиолог. Проверял действие наркоза в реальном времени :). Короче, проснулся я в реанимации. Пробуждение было как в кино, когда герою что-нибудь снится нехорошее, и он резко садится на постели. Вот так же. Только сесть я не смог, потому что был привязан к койке. Я потом понял, что все так просыпаются, и в панике срывают с себя трубки, вот медперсонал и страхуется. Объяснили, где я, и развязали. Сказали, что операция прошла хорошо, меня пару часов назад с нее привезли, и сейчас глубокая ночь.

Лежу. Во рту трубка от аппарата искусственного дыхания и марлевый тампон в зубах, чтобы я трубку не кусал. Пришел анестезиолог проверить, как я отхожу от анестезии: «Моргни, если «да». Ничего не болит? Хорошо. В ушах не звенит? Голова не кружится? Ясно. Сожми мою руку так сильно, как можешь. Ладно, я понял, ломать не надо». А я отлично себя чувствую, выспался и готов встать! Только очень жарко. Все ушли. Я лежу у приоткрытого окна. Сейчас август, и я наслаждаюсь редкими порывами прохладного ветерка. Как же хочется пить. Целый стакан прохладной воды залпом! Ладно, делать нечего, закрываю глаза и сразу засыпаю. Проснулся утром, у врачей обход. У моей кровати стоит толпа людей. Мой врач-реаниматолог докладывает обо мне, видимо, заведующему отделением: «Такой-то, поступил во столько-то, в сознании, адекватен, состояние тяжелое…» Какое тяжелое?! Пошли, футбик погоняем! Тампон во рту ломит зубы. Хочу подать голос, но не удается извлечь ни звука – трубка мешает. Закрыл глаза – цветные картинки, очень четкие. Теперь я знаю, как японцы рисуют свои мультики.

Из реанимации перевели в отделение гнойной хирургии через три дня. Сразу пришла жена. Какая же она у меня все-таки красавица. Улыбаюсь ей, как дурачок, ничего не могу с собой поделать. Помогла мне подняться, обтерла мокрым полотенцем, помазала кремом пролежень на заднице. Паскудное ощущение неловкой беспомощности. Немного постоял и лег обратно. Как же хорошо быть чистым. В реанимации меня за три дня девчонки-санитарки успели помыть два раза, но ощущение чистоты быстро проходит, когда все время лежишь. Есть мне пока нельзя, зато понемногу разрешили пить воду! Большего кайфа я в жизни не испытывал!

Жена пробыла у меня полтора часа, ушла. Итак, провожу ревизию разрезанного пуза более внимательно. Повязка на животе, толстый слой бинта быстро промокает от сукровицы. Из правого бока торчит две трубки, из левого одна и еще кишка, на ней калоприемник. Как мне объяснили, так я теперь буду какать ближайшие полгода. Ну и ладно, зато можно пить воду! Долбаный катетер вытащили, и это было весьма неприятно. Писать было неприятно еще месяца три после этого.

Четвертый день после операции, но я по-прежнему смотрю анимэ, когда закрываю глаза. Наступает вечер. Спокойно пережил перевязку со всеми ковыряниями в ране. Учитывая мультики в голове и отсутствие боли при чистке раны, понимаю, что анестезия все еще со мной.

Пора спать, а у меня со страшной силой течет калоприемник. Ору в поисках медсестры или санитарки. Никого. Я лежу в самой дальней палате большого отделения, и меня никто не слышит. Попробуйте как-нибудь подняться с кровати, не сгибаясь. Упражненьице то еще. Подобрав все свои трубки, выхожу голый в коридор. Закапал жидким дерьмом пол в палате – так вам и надо. Кричу уже в коридор. Услышали, скачут – дежурная медсестра и санитарка. Сестра – женщина лет сорока, казашка, опытная медсестра. Мягко посмеявшись надо мной таким сердитым, помогла лечь обратно и поменяла мне калоприемник, заодно сменила уже опять промокшую повязку. Санитарка – молодая дородная девка, начала меня ругать за испачканный пол. Ответил сгоряча грубовато, предложив ей походить так же с мешком. Она в слезах вымыла пол и ушла. Мне стыдно. Попросил медсестру передать ей мои извинения. Она улыбнулась и посоветовала забыть. Все устали, бывает.

Проклятые мультики мешают уснуть, жарко, мечусь по кровати из-за невозможности перевернуться на бок. Снова зову медсестру, прошу перестелить мне постель на соседнюю койку. Створка окна открывается так, что в ту сторону, по моим подсчетам, должно поступать больше воздуха. Она весело говорит: «Хорошо, джигит!» и перестилает. Уходит, выключает свет. Ложусь – ай, блять, тут еще хуже! Звать ее уже не хочу, поскольку заколебал уже всех. Мультики! Жара! Трубки! Кое-как встаю и возвращаю постель обратно на свою кровать. По крайней мере, она сложная и может поднять спину и ноги, не то что эта рухлядь с советских времен. Регулирую койку, ложусь. Ниче вроде. Ну давай, где там сейлормун…

Через неделю разрешают понемногу кушать. Раз в день встаю и хожу по коридору. Дошел до поста дежурного – поймала процедурная медсестра, скачала крови. Больше туда не пойду.

Прошло две недели. Иногда приходят друзья. Шучу с ними, а то смотрят как на бездомного котенка – и жалко, и домой не забрать. На перевязки хожу сам в процедурную. Я уже «ходячий». Будто в старшую группу детсада перевели. Убрали пару трубок. Потихоньку учусь ухаживать за мешком. На перевязке весело. Препираюсь с врачом в свое удовольствие. Она утверждает, что не так уж мне и больно, когда она по рукоятку окунает зажим с тампоном мне в рану и чистит ее, а я решительно ей возражаю, говоря, что перевернется и на моей улице грузовик с карамельками.

Жена приходит каждый день, рассказывает про дочку и про то, что жить у мамы ей уже надоело, и она мечтает вернуться домой, когда меня выпишут. Но оставлять ребенка больше не с кем, поэтому деваться некуда. Уходит, и я остаюсь наедине с соседом по палате – 50-летний угрюмый дядька с разрывом 12-перстной. На выходе из супермаркета на парковке в его тележку с продуктами, которую он толкал перед собой, врезался длиннющий обоз таких же тележек, которые работник собрал на парковке и таранил обратно в магазин. Удар ручки его тележки пришелся в область живота. Дядька перенес уже две операции, а раны все гноятся. Конечно, своими рассказами оптимизма он в меня не вселял.

Очень не хватает отца. Он бы сказал мне что-нибудь, что перекрыло бы любой пессимизм несчастных, что лежат в этом отделении. Проклятый год унес его полгода назад страшным образом – авиакатастрофа. Хорошо, что мама сейчас у родственников за границей. Она никак не может оклематься после похорон, а тут еще я красавец. Хоть не видит меня такого.

Месяц после операции. Раны закрылись не полностью, но меня выписывают! Обещаю каждый день приезжать на перевязки.

Дома хорошо, но очень не хватает кровати-трансформера. Учусь лежать ровно. Трубок нет, и я могу лежать на правом боку.

Шеф разрешил работать на дому, благо, вид деятельности позволяет удаленную работу. Класс, могу кормить семью и дальше. Кишка издает всякие звуки и гадит когда ей вздумается, так что на люди особо не покажешься. Жена научилась менять мне мешки. Кишку прозвал наташкой. Наташка невоспитана, но зато избавляет от очереди в туалет. В начале следующего года предстоит вторая операция, кишечник пришьют как было. Скорей бы, а то из штанов я могу носить только трико, и мыться ужасно неудобно, потому что от воды мешок отклеивается, но в целом жить можно. На вопрос друзей «А можно ли тебе пить?» я отвечаю: «Нужно! Технически я здоров, просто сру сбоку…» Научился подклеивать, если края где-то отошли и пропускают.

Мораль сему опусу следующая – жизнь странная штука, и выдает испытания не только горем и болью, но еще и вот так, мерзостью. В больнице я познакомился с парнем, который проходил с таким мешком почти год. Лежал там как раз после второй операции – реконструкции. Нормально, говорит. Успел познакомиться, съехаться и расстаться с девушкой, так что, ребята, если кому придется пережить такое – особо не парьтесь. Неприятно, конечно, но вполне терпимо.

P.S. С калоприемником я проходил не полгода, как обещали врачи, а год. После чего прошел обследование, и меня взяли на операцию по реконструкции кишечника. Денег не платил (исключая благодарность врачам), так как лечение требовалось по показаниям - угроза жизни. Калоприемники и крем-клей перепробовал огромное количество разных стран-производителей, и остановился на российских.

Прошло четыре года. Кишечник работает нормально, правда, "по-большому" ходить приходится не один раз, как раньше, а два-три в сутки, так как кишечник стал короче. Тяжести таскаю по хозяйству, но спортом заниматься как раньше опасаюсь.

На вопросы отвечу. Если кому интересно, опишу процесс восстановления после второй операции. Всем здоровья!