Ян⁠⁠

— Замени синий на желтый…

От неожиданности я вздрогнул и мазнул кистью по подрамнику. Тьфу, черт! Опять забыл о его присутствии…

— Что?!

— Синий – на желтый…

Ян так редко открывал рот, что я долгое время считал его немым. Наши беседы всегда были односторонними. Я спрашивал, а он либо кивал, либо мотал головой. Так я узнал кое–что о его биографии, но явно недостаточно для близкой дружбы. Тем не менее, третий год он находился рядом.

…Я даже не вспомню, как мы познакомились. Мои студенческие годы были безумно бурными и запредельно тусовочными. Купленный отцом лофт я уже на свои переделал в художественную мастерскую и она очень быстро стала бомондной арт–студией, собиравшей самых безбашенных и креативных оторв столицы.

Утром я частенько обнаруживал себя в самых неожиданных местах жилища и в компании очень странных личностей.

В какой–то из дней я заметил Яна. Достаточно возрастной для нашей тусы дядька с мелькающей в бородке сединой полуутонул в объятьях кожаного дивана, но не пытался выбраться. Просто сидел с бокалом и смотрел. Точнее, расслабленно наблюдал с легкой улыбкой. Когда вся братия, опохмелившись тем или иным образом, убралась, Ян остался. Я принял душ, побрился, поменял одежду на старые треники и заляпанную краской майку, передвинул ближе к окну треногу с мольбертом, налил в крышечку масла и выдавил на палитру несколько красок, надеясь, что последний гость догадается, что я собираюсь поработать и быстренько растворится. Ян лишь забрался на диван с ногами.

Ну ок. Сиди.

В тот день я писал часов семь. Уже стемнело, когда я вытер кисть и закрутил крышечки на тюбиках. За все это время Ян не произнес ни слова и, по–моему, даже не пошевелился.

Закончив, я обернулся, стрельнул в него прищуром и озвучил мелькнувшую в голове мысль.

— Ты гей?!

Ян усмехнулся, помотал головой, выбрался из недр дивана и ушел.

Через пару дней появился снова. И опять целый день сидел и наблюдал, как я творю. Без звука, без движения, словно мои действия – это магический ритуальный танец, который нельзя спугнуть.

Не скрою, такое внимание к моему творчеству льстило.

Когда я оставался с какой–либо девицей, Ян деликатно и незаметно исчезал. Но когда я писал, он врастал в мебель. Похоже, ему нужно было только волшебство рождения разноцветных пятен на холсте.

Однако в последние месяцы я вставал к мольберту все реже. Мне нравился процесс, но не удовлетворял результат. Плоско, хоть и броско.

— Откуда тут возьмется желтый?! – откровенно говоря, я был в шоке, словно вдруг тумбочка заговорила, поэтому отреагировал не сразу. На столе с натюрмортом преобладал аквамарин. Там и близко не было желтого. Я писал «Сумерки».

— Из твоего настроения.

— Что?!

— Ты пишешь снаружи. Механически переносишь на холст видимое глазами. А нужно смешивать краску с тем, что внутри.

— Э–э–э–э–э…

— Последние два дня ты грустный. Какого цвета грусть?

— Не знаю.

— Закрой глаза и посмотри в себя.

Бред какой–то. Я зажмурился и увидел глинистую охру с двумя большими алыми пятнами в центре. Алое пульсировало и притягивало взгляд. Я сделал вдох, выдох и вдруг обнаружил, что все бескрайнее пространство вокруг, а точнее внутри меня, действительно, залито кукурузно–желтым.

— Если копировать натюрморт, ты получишь открытку. Но если писать только настроение, можно сойти с ума. Оптимально – хотя бы один из объектов картины писать изнутри. Внедрять внутреннее во внешнее.

Ян тяжело встал, забрал со столика расписанный под гжель графин и поставил его на барную стойку. Затем ушел в спальню и вынес оттуда желтого плюшевого мишку, давний подарок моей младшей сестры.

Я хотел спросить, откуда он знает, что находится у меня в спальне, но в этот момент Ян усадил игрушку в центр композиции и я вдруг понял, что вот оно. Завибрировало. Заиграло. Потянуло.

Схватив кисть, я принялся писать.

Когда я закончил и обернулся к дивану, Яна не было. Он не появился ни через день, ни через неделю.

— Алло, Макс, здорово! Слушай, ты часом не знаешь телефона Яна?!

— Привет, Серж! Какого Яна?!

— Ну, который всегда сидел у меня в углу дивана. Такой... С бородкой.

— Серж… — Макс подозрительно надолго замолчал, — ты никому не давал присесть на свой диван с тех пор, как умер Граф.

Граф!? Меня шибануло током. У меня же был дог по кличке Граф! Как же я мог такое забыть!? График мой любимый! Большой… Добрый…

— Э–э–э–э… Спасибо, Макс!

— Серж, подожди! Что происходит?! Что у тебя там за настроение?

— Рисовательное настроение, Макс! Рисовательное!