Я знаю законы (часть 1)
Я знаю законы. Мне нравится листать толстые тома кодексов и сборников федеральных законов. Запоминать умные слова и обороты, пытаться вникнуть в суть изложенного. Сколько себя помню, я любил читать законодательство с самого детства – я очень хотел быть похожим на своего отца, юриста по профессии, который знал множество умных слов, и, как мне казалось, все законы наизусть. После букваря и учебника чтения в третьем классе моей самой любимой книгой был Уголовный кодекс. Просто он был намного понятнее и интереснее, чем, к примеру, Гражданский, и можно было козырнуть перед ребятами на улице своими знаниями о наказаниях и составе того или иного преступления. Я зачитывал его до дыр и к пятому классу знал практически наизусть.
К сожалению, в школе нормы Уголовного кодекса мало кого волнуют. Я это понял еще в первом классе, когда меня в начале учебного года отмудохали два третьеклассника на школьном дворе. Оскорбления, побои, унижения, издевательства и истязания – все это всегда махровым цветом расцветало среди моих сверстников. Знаний законов, чтобы тебя все это обошло стороной, здесь было недостаточно – от всех бед тебя могла спасти лишь грубая физическая сила, злоба, жестокость, или два-три надежных друга, обладающих такими качествами. У меня не было ничего из перечисленного, а потому я быстро оказался в числе школьных изгоев. С рождения я был редкостным доходягой, который в начальной школе не мог подтянуться и одного раза, а близких друзей у меня просто не было. И дело было вовсе не в том, что я был замкнутым или сторонился людей (хотя со временем пришло и это). Просто мне были чужды интересы большинства моих знакомых мальчишек, вроде стрельбы из рогаток по стеклам, подглядывания за девчонками в школьном туалете или избиения толпой какого-нибудь бедолаги с чужого района, а им непонятен был мой интерес ко книгам и, как следствие, зачастую сложная для их понимания речь, в которой было много незнакомых им слов, отчего им почему-то становилось обидно, а мне, в итоге – еще и больно!
В дошкольном возрасте я еще не слишком выделялся среди своих сверстников, разве что пакостил поменьше, но вот в школе быстро начались проблемы. Если в начальных классах все было еще терпимо, но к пятому классу все ребята уже разделились на отдельные компании, а заодно – и на касты, и я там занимал далеко не самое привилегированное положение. Ситуация усугубилась еще и тем, что в седьмом классе родители решили переехать в большой город, поскольку отец видел там для себя больше перспектив, и я попал в совершенно незнакомый коллектив, хотя и со знакомыми уже порядками – только более жесткими, в силу влияния большого города и пубертатного возраста.
- Дети, познакомьтесь – это Алексей Иванченко и с сегодняшнего дня он будет учиться в вашем классе! – директриса мило улыбалась мне, а я без особого восторга взирал на 25 пар глаз, уставившихся на меня с любопытством. Наученный горьким опытом, я не ждал от них ничего хорошего и, как показала практика, не напрасно.
Дети, наверное, были не лучше и не хуже, чем в среднем по стране, но тогда мне казалось, что я попал в ад. В первый же день в качестве знакомства второгодник Леха Казанцев по кличке Казанец прописал мне «под дых» просто так, из интереса. Удар у него оказался что надо – в чувство я приходил минут тридцать, не говоря уже о том, чтобы попытаться дать сдачи, и, собственно, тут же и был установлен «статус кво» - я чмо и слабак. В подростковых коллективах такие вещи чувствуют очень тонко, тебя начинают проверять с самого первого дня, и если ты не готов дать отпор, не понимая, что именно сейчас решается твое дальнейшее положение – тебе путь только на дно, к «отверженным». Конечно, школа – это все же не зона, отдельно тебя не отсадят и в столовой дырявую ложку не дадут, но хорошего тоже мало, а точнее – нет вообще. Как и положено, мне тут же прилепили за нескладную фигуру обидную кличку – «Покемон». Клички были практически у каждого, только у авторитетных пацанов – уважаемые, а у изгоев – издевательски-насмешливые, в некоторых случая – просто оскорбительные. Некоторые из доходяг вроде меня пытались примириться с существующим положением вещей, шестерили перед более сильными, всячески им угождали, позволяли над собой издеваться, заискивали – но я был еще и гордым и самолюбивым, что, с одной стороны, не позволяло мне унижаться перед кем-то ради какой-либо выгоды, а с другой стороны – каждое нанесенное мне оскорбление я чувствовал намного острее остальных. День, когда меня кто-то унизил, задел, ударил, был для меня черным днем – я сильно мучился от своей трусости и немощности, но не мог себя переломить, дать сдачи, ударить обидчика в ответ, поскольку мои родители – люди крайне интеллигентные и воспитанные, намертво вбили мне в голову глупость о том, что «все вопросы можно решить разговором, без помощи кулаков!» Не знаю, как это удавалось моему отцу – он об этом как-то не распространялся, может, мальчишки в его школьные годы были другими, но мой личный опыт говорил, что очень сложно что-то объяснить, когда тебя все время перебивают ударами! Подозреваю, что у отца эти объяснения тоже не слишком удавались, потому он и пошел в юристы – дабы мочь наказать каждого в страшном взрослом мире, кто посмеет его обидеть. И, надо сказать, «черных дней» в моей жизни было значительно больше, чем «белых» - моральных уродов вокруг меня, желающих беспричинно ударить или оскорбить того, кто заведомо не даст сдачи, было немеряно, а издевательства над слабыми в нашей школе были чем-то вроде спортивной игры на перемене. Жаловаться родителям было бессмысленно – с каждым гопником разбираться не набегаешься, а в целом ситуация станет только хуже. Учителя делали вид, что все в порядке – лишь бы никого не покалечили, а отморозки, в общем-то, обычно знали меру истязаний, и внешне все было хорошо. Но только внешне. Иногда, после очередного «черного дня», сжавшись в комок на своей кровати, я люто ненавидел всех, кто довел меня до такого состояния, из-за кого я не мог чувствовать себя нормальным, полноценным человеком. Я бы убил их, если мог. Но я не мог.
У меня на фоне остальных школьных изгоев был жирный плюс – я был отличником. Ну, или, как минимум, хорошистом. С одной стороны, школьную гопоту это раздражало. С другой – вызывало некоторое уважение, учитывая стабильную необходимость списывания. При этом все знали – если надо списать, Покемона бесполезно запугивать, его можно только просить, иначе откажется наотрез, ибо гордый и самолюбивый. На время контрольных в моих отношениях с одноклассниками из гопников устанавливалось шаткое перемирие – они меня не трогали, а я помогал им по-мелочи на контрольных. Делать за них работу целиком я считал ниже своего достоинства, в отличие от Комара, который зачастую не успевал закончить свою работу, потому что перед ним была очередь желающих получить хотя бы «трояк». Правда, от истязаний его это все равно не спасало, но он был настолько запуган, что не мог отказать никому из двоечников, хотя иной раз его лупили прямо в процессе выполнения работы за медлительность.
Конечно, большинство класса состояло все же из адекватных ребят, но каждый из них придерживался позиции «тебя не трогают – не встревай», ибо существовал риск, вступившись за кого-то из истязаемых и выделившись тем самым из толпы, привлечь к себе внимание школьных отморозков и очень быстро самому оказаться среди изгоев, а такая перспектива никого не прельщала. Поэтому они делали вид, что ничего не замечают, а к «чмырям» относились равнодушно-презрительно, не издеваясь над ними, но и не вступая с ними в приятельские отношения, которые могли бы их обязывать вступаться за товарища.
И – девочки. Естественно, они меня просто игнорировали, а в душе презирали. Действительно, какое могло быть уважение к тому, кто не в состоянии себя защитить? Та истина, что умная голова на плечах важнее крепкого кулака, приходит в милые женские головки лишь годам к 20, а то и позже, когда самые крутые школьные авторитеты уже сидят в зоне или на игле, если им посчастливилось не погибнуть в бандитских разборках, а вчерашние очкастые ботаники начинают подъезжать к университету на личных автомобилях. В школе же все не так – имеет значение лишь то, кого ты можешь побить. Поэтому шансов на женское внимание у меня не было, ибо кого я мог побить? Казанца, невысокого крепыша, закаленного в уличных драках? Васю Робокопа, начинающего наркомана с полубезумным взглядом, которого опасалось большинство нашей шпаны? Или Чигу – боксера-перворазрядника, известного тем, что в одной из драк на дискотеке «толпа на толпу» сумел сломать аж две челюсти? А избивать ради самоутверждения зачморенного до последней стадии Дятла или заплывшего жиром Пингвина мне было просто противно, да и вряд ли это прибавило бы мне веса в глазах окружающих, хотя были те, кто считал иначе, поэтому этим двум бедолагам доставалось куда больше, чем мне. Своей униженностью и рабской покорностью они вызывали раздражение и отвращение даже у тех, кто их довел до такого состояния, поэтому их лупили едва ли не каждый день – не сильно, а так, от нечего делать, причем зачастую это были шпанята, намного младше и слабее их, но они уже никому не могли ответить.
Класса до девятого, впрочем, меня мало беспокоило, что обо мне думают девочки. По сути, у меня была одна цель – выжить и не опуститься окончательно. Да и взрослеть я начал позже, поэтому половой вопрос меня стал интересовать лишь лет в 15. К этому времени большинство самых отмороженных садистов нашей школы уже перебесились и повзрослели, и жить стало спокойнее. И тут вдруг оказалось, что у нас в школе существуют, кроме отморозков, шпаны и гопников, еще и девочки, а некоторые из них даже симпатичные!
Например, Лена Синичкина, которая училась в параллельном классе – высокая, стройная блондинка с задорными синими глазами и грудью третьего размера, которая всегда вызывающе выпирала из-под платья. Мне она казалась какой-то небожительницей, с которой не то, что встречаться – разговаривать невозможно, поскольку язык присохнет! И я, кстати, не видел, чтобы она с кем-то встречалась – замечал ее только в компании подруг. Хотя, в самом деле – кто мог быть ей ровней в нашей школе, с такими-то внешними данными? Более того, она была еще и далеко не глупа – постоянная победительница городских олимпиад, отличница, активистка – только что не комсомолка, но я уверен – был бы комсомол, она бы непременно была там комсоргом!
Естественно, я никогда не решился бы подойти к ней и заговорить – ну кто я и кто она? Но мне помог случай, наличие мозгов, а также активная жизненная позиция Лены. Как я уже упоминал, как и положено активистке, Лена постоянно участвовала во всевозможных школьных мероприятиях, в том числе и олимпиадах. И в этом году я тоже решил принять участие в общегородской олимпиаде по истории. Вернее, как – решил, меня, скорее, просто назначили. Классный руководитель так и сказала: - Кто-то должен представить на этой олимпиаде наш класс, а то нам вообще нечем похвастаться! Ты, Леша, у нас отличник, историю любишь и знаешь – вот ты и будешь защищать честь школы и заодно класса!
Так я стал участником сначала школьной олимпиады, где занял, к своему удивлению, первое место, второе досталось Синичкиной, третье – малознакомой девчонке из ее же класса, а затем нас, «первую тройку игроков», как выразился директор, отправили уже на городскую олимпиаду.
Олимпиада была индивидуальной, мы выступали не командой, а каждый сам за себя. Я подошел к вопросу серьезно, раз уж взялся – надо выкладываться, и начал целыми днями просиживать в школьной библиотеке, набирая материал для доклада. Темой олимпиады было выбрано Смутное время. Слава Богу, материалов по нему имелось немеряно, но, учитывая, что ни Ключевский, ни Карамзин, ни прочие историки лаконичностью не страдали, а доклад должен был уложиться в пять минут, работы хватало – нужно было выбрать эпизод для доклада, перелопатить всю имеющуюся литературу, выбрать самое основное, скомпоновать и не забыть изучить все нюансы излагаемой темы, поскольку после доклада нужно было ответить на дополнительные вопросы, которые, можно не сомневаться, будут очень каверзными, поскольку задаваться будут не только комиссией, но и другими участниками олимпиады, которые, разумеется, сделают все, дабы «завалить» конкурента!
И именно в библиотеке я стал регулярно пересекаться с Синичкиной и ее одноклассницей, в чем не было ничего удивительного, учитывая, что они, как и я, готовились к олимпиаде. Я, разумеется, держался от них особняком, на знакомство и общение не напрашивался, соблюдал дистанцию, как говорится. Но однажды случилось настоящее чудо, как мне тогда казалось – сама Синичкина подошла ко мне и заговорила! Для меня это было не меньшей неожиданностью, как если бы мне сообщили, что я стал наследником Рокфеллера, а по значимости данное событие, пожалуй, даже превосходило все миллиарды американского бизнесмена, которые мне, тем более, никогда не светили!
- Леша, ты бы не мог мне подсказать… - от звуков ее голоса, который обращался ко мне, у меня мгновенно пересохло в горле и я почти лишился дара речи, - какую тему мне лучше выбрать для доклада, ты же хорошо знаешь этот период?
- Да, сейчас, я… я подумаю и скажу… - жалко пролепетал я в ответ. – Тебе что больше всего интересно?
- Знаешь, я пока даже и не знаю… Я вообще Смутное время не слишком хорошо изучила, а сейчас у меня столько всего сразу навалилось – и подготовительные курсы, и параллельно еще к олимпиаде по русскому языку надо подготовиться, а еще скоро выступление нашей танцевальной школы, как все успеть – ума не приложу! Я бы тебе была очень благодарна, если бы ты мне помог с докладом – Лена смотрела на меня своими глубокими синими глазами и я, как принято выражаться в литературе, «тонул в них». Хотя эта метафора была не так уж и далека от истины – я смотрел в ее глаза и ничего вокруг не видел и не слышал, в мозгу была только одна мысль: «Она просит меня о помощи! Это мой шанс показать ей, на что я способен, в отличие от всей этой безмозглой гопоты!»
- Лен, да не вопрос! – напыжился я, - Я подумаю до завтра и предложу тебе несколько тем на выбор, а потом и сам доклад помогу сделать, без проблем! – я прям почувствовал себя Д’Артаньяном, спасающим красавицу от верной гибели.
- Ой, спасибо, Леша, я буду так тебе благодарна, ты даже не представляешь! – проворковала Лена и выскользнула из библиотеки, уронив – «До завтра!», и оставив меня в состоянии полнейшего шока и растерянности, а также с полными штанами радости от такой невероятной удачи, что мне подвернулась! Помочь самой Синичкиной, да еще в столь важном деле! Конечно, помогу, выложусь по максимуму, и она это непременно оценит! – в общем, моему счастью не было предела.