Взрыв за… стакан компота. (продолжение в комментариях)

Наш спецдетдом располагался у самого края Глуховского леса, со стороны шахты «Красная звезда». От самого леса нас отделяло лишь наше футбольное поле. Сразу за ним начинался покатый склон, поросший в основном старыми дубами, а чуть ниже, ольхой, ясенем, дикой грушей и другими деревьями и кустарниками. Нам не приходилось бегать далеко, чтобы поиграть в войнушку, в прятки и другие игры с прятаньем и поисками.
По рассказам местных старожил, здесь не раз проходила линия фронта, как в гражданскую, так и в Отечественную войны, отчего в этом лесу захоронено, немало разнообразного оружия и боеприпасов.
Едва меня привезли из Горловки в Чистяково, я сразу ощутил атмосферу настоящего спецдетдома, по сравнению с которым экранизированная «Республика ШкиД» покажется образцом коммунистической идиллии или утопии в вопросах воспитания и перевоспитания подрастающего поколения.
Я ещё не успел переступить порог советской школы, как меня, с помощью «тёмной», углов и прочего уличного «этикета» научили курить, воровать, драться и прочим «наукам и знаниям» «загнивающего запада». Затем уже без насилия и грубости научили искать всё, что война оставила в нашем лесу. Это занятие мне понравилось так, как везло больше других. Промыслом это дело нельзя было назвать потому, что старшие пацаны отбирали у меня всё, что я находил, как плату за «обучение» и покровительство.
Первой моей крупной находкой, которую я запомнил, был настоящий пулемёт «Максим», с почти полным лентой патронов к нему. Несмотря на длительное время нахождения под землёй, пулемёт и патроны пребывали в хорошем состоянии.
После проливного дождя, один из холмов ополз. На нём, когда-то были вырыты окопы и блиндажи, вот один край их открылся моему взору. За пулемётом лежал скелет красноармейца в гимнастёрке и в будёновке.
Как мне объяснили старшие пацаны, смертоносная пуля или осколок прошли к сердцу бойца через разбитую ключицу. Быстрее всего это мог быть осколок так, как рядом находилась воронка от взрыва. Его засыпало и, возможно, никто не искал.
В какую из войн произошла эта трагедия, я не знал, да и вряд ли меня тогда это интересовало и волновало. В те годы мне больше всего хотелось по-взрослому построчить из настоящего пулемёта, а до скелета мне дела не было.
Увы, может, кто-то и выпустил из «моего» пулемёта очередь, но я об этом не узнал. Мне в благодарность за столь ценную находку показали лишь кулак, намекая на то, что если я расскажу о находке, то схлопочу сполна, и я вынужден был «забыть» о его существовании на многие годы.
Другой моей удачной находкой оказались настоящий немецкий автомат «шмайсер» с двумя полными магазинами к нему и почти новая каска с рожками. Они были густо смазаны солидолом и замотаны в промаслённую фуфайку.
Я с другом Толькой О. нашёл всё это в овраге, куда жильцы из частных домов сваливали мусор. Я не исключаю того, что кто-то из местных просто избавился от опасного товара, не догадываясь о том, что пронырливая детвора из спецдетдома, чуть ли не ежедневно, обхаживает их свалку, в поисках чего-то «ценного» для себя. К сожалению, результат нашей находки ничем не отличался от первой. Я тогда не понимал, что мы всегда были под неусыпным наблюдением старших пацанов, и что обо всех наших перемещениях и находках им доносят наши сверстники и друзья, находящиеся в тот или иной момент рядом с нами.
Конечно же, я сожалел о несправедливых утратах и давал себе слово, никому не рассказывать о будущих находках; даже лучшим друзьям.
Попадались и другие стрелковые предметы из времён войн или войны, но я о них подзабыл. Припоминаю, что держал в руках ржавый револьвер без барабана, который только в музей годится.
Основными и частыми моими находками были патроны разных калибров, всякие металлические принадлежности и предметы солдат и офицеров, как наших, так и немцем, которые быстро перетекали в другие руки. Потери происходили за не имением опыта, надёжных тайников и болтливости друзей.
Среди этих находок попадались снаряды и мины. Из них старшие доставали порох в виде нарезанных карандашей, а ежели не удавалось раскрутить головку и взрыватель, то находку взрывали на костре далеко в лесу. При одном, ужасном взрыве зенитного снаряда я присутствовал, и никогда его не забуду. На моих глазах моему тёзке из седьмого класса осколком оторвало ногу чуть ниже колена. Я до сих пор удивляюсь, как повезло моему ровеснику Славке С., ведь он вылез из укрытия, затем направился к затухающему костру, и был в полутора десятке метров от эпицентра взрыва. Его всего-то отбросило взрывной волной и слегка обожгло лицо углями от разлетевшегося костра. Колька же находился вместе со всеми на удалённом расстоянии от злополучного костра. Он от меня был в нескольких метрах, и я с ужасом наблюдал, как он неожиданно завалился на левый бок, а затем, тупо и молча глядя вперёд, несколько раз пытался встать на былые четыре точки опоры.
В фильмах о войне про подобное не показывали и я, оглушённый и напуганный, долго не мог придти в себя от увиденного.
Когда же Колька закричал от боли, мне стало плохо, и я едва не потерял сознание. В тот злополучный вечер я решил никогда не связываться со смертельно опасными поисками всяких боеприпасов, но, как это часто происходило, ещё Колька «клюха» не успел выйти на костылях из больницы, как я вместе с другими очевидцами произошедшего взрыва, уже рыскал с шомполом по былым местам сражений. Правда, я сократил своё решение до полного отказа иметь дело со снарядами и минами. К патронам же это уже не относилось так, как я считал, что они не столь опасны, да и по ночам красиво разлетаются во все стороны, особенно трассирующие патроны.
После происшествия с Колькой Клюхой я усвоил для себя одно неизменное правило – ни, при каких обстоятельствах не выходить из укрытия. И я придерживался этого правила неукоснительно, не сознавая, что пули и гильзы, вылетевшие из костра, не менее опасны, чем осколки так, как они имеют свойство рикошетить о камни и стволы деревьев. Я не раз слышал их свист недалеко от себя, но при этом лишь запоздало втягивал несмышленую голову в плечи.
По детской наивности, прежде чем бросить патроны в костёр, мы считали их, а затем пытались сделать тоже самое при их разлёте, но каждый раз сбивались со счёта, когда они начинали разлетаться хаотично или разлетались по несколько штук за один раз. От созерцания взрывов крупных боеприпасов я долго отказывался так, как полагал, что коварные осколки смогут достать меня в самом надёжном укрытии.
И всё же, когда мне попались две немецкие противотанковые мины, которые лежали в деревянных, полусгнивших ящиках, я забыл о своём слове. На этот раз рядом с нами никого из старших не оказалось и «ценную» находку никто у нас с Толькой О. не отобрал, о чём я позже очень сожалел.
После осмотра мин мы поняли, что открутить взрыватели и выпотрошить их содержимое нам не удастся, хотя мины были в хорошем состоянии. Именно в этот момент, я отрёкся от ранее данного обещания, на что подбил и своего друга. Нам так захотелось стать взрослыми и самостоятельными в этом опасном деле.
По своим физическим возможностям мы с Толькой не могли отнести тяжеленные мины вглубь леса, где можно было, либо спрятать, как НЗ, либо с меньшим риском для всех взорвать их.
Мы присыпали наши личные боеприпасы листьями и землёй и направились к футбольному полю, где за дальними воротами, почти у самого леса, у нас было место общего сбора, после долгого дня, и где происходил обмен разной информацией, а так же «добытыми» и найденными вещами и предметами самого разного назначения и самой разной ценности, в нашем понимании.
Лично мне не хотелось делиться, с кем-либо своей новой находкой, но едва мы оказались в кругу своих друзей и сверстников, как мой «молчаливый» компаньон тут же « по секрету» рассказал Вовке К. о нашей находке. А приблизительно через полчаса, я уже услышал несколько «дельных» советов, где и как можно жахнуть мины.

Автор Ломачинский.