Взрослых не бывает
Вот однажды у мну дедушка умер. И я сказал папе с мамой, что теперь буду жить сам, один в его квартире. Потому что у меня есть такая себе вполне девочка. И мы теперь хотим семью и жить вместе. Ибо думал я тогда, что все наши ссоры и весь пиздец в отношениях состоит исключительно в том, что нет у нас жилплощади, на которой мы наше совместное счастье построим. И предки мне сказали тогда: да без проблем, хуле, живите, стройте, внуков давайте уже.
Заселились мы. Любимся, ругаемся, а счастья и взаимопонимания со всех сторон как не было, так и нет. И тут раз, и я пропустил оплату за холодную воду. Не из жадности, а просто потому что я до сих пор не люблю отдавать мою денежку посторонним людям. Даже если они мне что-то за это дают. Вот за свет и доступ в интернет я деньги регулярно отдаю - потому что если не отдаю, то мне и свет и интернет сразу отрубают. А за мусор, КСК, горячую и холодную воду я плачу всегда со скрипом и преодолевая.
И вот однажды прихожу я с работы, а у мну бумажка в дверях: водоканал на меня в суд подаёт, потому что я им денег своих не даю. И я иду в офис этого самого водоканала, презрев все свои предубеждения.
На проходной мне говорят пройти в юридический отдел (пиздец, хосспаде, как страшно-то и по-взрослому). Я туда захожу, а там сидит обычная девочка — старая такая, толстая и ей больше 50-ти лет. По её выражению лица я понимаю, что это девочка, которую никто никогда не любил. За её подругами бегали мальчики. Её знакомые выходили замуж, а она не выходила, блин. И не бегал никто, кроме детей во дворе под окнами.
У неё поджатые узкие губы. Внешние уголки глаз опущены, как у Сталлоне. Нос большой. Больше, чем нужно в нашем климате. И ей все хамят. И она хамит. А ей говорю: "здравствуйте, чудесный день сегодня. А вы в кабинете сидите".
Если честно, на улице грязь, газ и скользко, аж до омерзения. Но я прям улыбаюсь. Я ж заинтересован. И улыбаюсь я не просто так, а вот прям для этой девочки в теле пятидесятилетней женщины. С ней все ругаются, а ведь она ж по образованию не абы кто, а целый юрист. А вот конкретный я ей улыбаюсь, как дебил. И вот она как бы и не хочет улыбаться. Не умеет. Но уголки её губ ползут вверх, морщины на переносице разглаживаются, но появляются у внешних уголков глаз.
Я вот такой, какой уж есть, сажусь к её столу. Шебуршу ладонью бороду и говорю ей: «Представляете, я тут забыл оплатить воду, а мне сразу суд и издержки». А сам, сука такая, продолжаю улыбаться. «Помогите мне, пожалуйста. Как можно это всё это дело разрулить без обид и негатива, пожалуйста?»
И девочка тает, как под огнём того самого пулемёта, о котором нам с ней пятнадцать лет назад Саша Васильев пел. И отвечает мне, что вот я неправ и виноват, но ничего страшного фактически не произошло. Если я вот прямо сейчас в кассу денежку занесу, то ничего мне и не будет на самом деле. Искра, безумие, взаимопонимание на уровне того самого бессознательного.
И вот всё кончается хорошо для всех (кроме меня и моих денег, блядь). Но в эту мерзкую слякоть и мерзость я выхожу с улыбкой. Потому что очень понимаю эту девочку в теле 50-летней бабищи. Ибо я сам точно, сука, также, заперт в теле лысого, жирного мужыка. От которого требуется что-то большое и важное каждый долбанный миг его существования.