Выборы 2021. Взгляд изнутри, или как я спасал демократию. Часть 3. Голосование
Рекомендую ознакомиться, чтобы понимать, что к чему.
В 7 утра в пятницу я был на участке. В 7.30 туда запустили ЧПСГ и наблюдателей. Помимо наших, таких оказалось еще четверо.
После того, как мы в присутствии наблюдателей опечатали урны и переносные ящики, меня отправили работать с книгой, то есть принимать избирателей, отмечать их в списке и выдавать им бюллетени. Мне досталась книга с голосующими по месту нахождения, то есть теми 195-ю избирателями, которые прикрепились к нашему участку. Работой этой меня пугали еще накануне. Дело в том, что, во-первых, к нам прикрепилось много народу, во-вторых, избиратели эти, раз прикрепились, должны были все явиться. И явиться, скорее всего, в пятницу, а не в выходные, так как большую их часть составляли работники Академии. Как и в день дежурства, ко мне с самого начала выстроилась очередь из открепленных, и я надолго с головой ушел в работу с книгой и избирателями.
С одной стороны, я понимал, что меня посадили сюда специально, чтобы я поменьше смотрел по сторонам и не лез в другие дела на участке. С другой, со мной были два ЧПСГ, которые зорко вели наблюдение и которым я полностью доверял. К этому времени они уже установили видеонаблюдение за урной и вели трансляцию в Facebook. А еще я подумал, что если бы на этой книге сидел кто-то другой и я увидел к нему такую очередь, то я бы точно заподозрил в этом что-то неладное, а так я сам контролировал процесс и мог быть уверен, что тут всё чисто, по крайней мере формально. Возможно, и председатель имела это в виду, когда сажала меня на эту книгу. Вслух же она озвучила версию о том, что тут присутствует некоторая сложность в определении, кому выдавать один бюллетень, а кому два, и только я, как самый сведущий из рядовых членов комиссии, могу с этой проблемой справиться. Несмотря на откровенную лесть, доля истины в этом тоже была, хотя, конечно, тотальная безграмотность остальных ЧПРГ была только её заслугой и была ей выгодна.
Вообще лесть, умасливание и выставление себя в выгодном свете были основной тактикой председателя в первый день. Она всячески хвалила мою работу, прислушивалась к вопросам и замечаниям и даже наладила вполне дружеский диалог с нашими ЧПСГ (моей женой и её подругой), хотя они изначально были настроены в отношении комиссии гораздо более подозрительно и настороженно, чем я. Отдельную и очень значимую роль в её разговорах занимали рассказы о том, как важны выборы и как она заботится об избирателях, а также душещипательные истории о бедных пенсионерах и инвалидах, о которых она ночами не спит – думает и которым обязательно надо дать проголосовать.
Зампредседателя, напротив, продолжала свою вчерашнюю тактику и периодически набрасывалась на наших ЧПСГ с гневными возгласами: «А что вы тут стоите? Не стойте тут, вы мешаете избирателям!», «Зачем вы здесь ходите, вы что снимаете персональные данные? Как не снимаете? Я же не могу знать, снимаете вы или не снимаете! Уходите!» и прочими в таком духе.
Секретарь по-прежнему пряталась в подсобке.
В целом первый день прошел гладко и спокойно. Как я уже говорил, участок наш расположен был в красивом и интересном здании Академии танца Бориса Эйфмана, поэтому его очень полюбили телевизионщики. В этот день нас посетили съемочные группы семи(!) телеканалов. А репортер НТВ даже вышел в прямой эфир вечерних новостей с нашего участка со слащавым репортажем такого содержания: «Смотрите, как красиво! Здесь дети занимаются балетом, а вот здесь – граждане голосуют!».
Фотографировали мы главным образом не интерьеры, но общее впечатление об участке по этим фото составить можно.
Ваш покорный слуга на книге. Рядом со мной зампред.
Всё это – елейные речи председателя, множество СМИ на участке и отсутствие значимых нарушений – несколько усыпило нашу бдительность. Я принял за день на своей книге 130 избирателей и был этим порядком измотан.
После закрытия участка мы вскрыли урну и упаковали бюллетени в сейф-пакет. Обо всём этом должен составляться акт, в котором помимо прочего указывается и число избирателей, проголосовавших за день. После составления акт убирается в сейф вместе с сейф-пакетом, после чего сейф закрывается и опечатывается на ночь. Акт этот наша комиссия составила, однако расписаться в нем предложила не нашим ЧПСГ, а другим двум наблюдателям. На наш запрос (устный, что было ошибкой) копии этого акта они начали нас забалтывать, рассказывать о том, что у них нет ксерокса, да и вообще, нам не о чем беспокоиться, с чем мы в результате и согласились. Акт был нами сфотографирован и убран вместе с сейф-пакетом в сейф.
После этого мы довольные собой, в благостном расположении духа отправились домой. Тревогу забили наши координаторы. Узнав, что копию акта нам не выдали они попросили прислать им его фото. Вот оно.
Да, как видите, в нем не указано количество избирателей. И хотя явка за день была озвучена председателем вслух и под камеру, на бумаге упоминания об этом нигде не осталось, а это давало комиссии широкий простор для махинаций с книгами. Когда мы осознали свою ошибку, ЧПСГ бросились обратно, но участок был уже закрыт. Расстроенные мы разошлись по домам. Сон, несмотря на усталость, к нам не шел. Тревожные мысли о том, что мы облажались в первый же день, не давали покоя. Пришлось даже употребить некоторое количество коньяку в качестве успокоительного, чтобы, наконец, заснуть.
Изначально планировалось, что на второй день я смогу немного отдохнуть и приду на участок попозже. Председатель великодушно пыталась дать мне выходной на целый день, но в итоге мы договорились, что я приду к обеду. Однако ситуация с актом нас напрягла, и мы решили, что будет лучше, если я тоже появлюсь на участке с утра. Жена была на участке к 7.30 вместе с еще одним ЧПСГ, нашим другом. ЧПСГ менялись между собой и дежурили по парам, а все четверо присутствовали только на итоговом подсчете. Мне пришлось немного задержаться дома, и, когда я явился на участок к 8 часам, наши ЧПСГ уже успели в пух и прах разругаться с комиссией. ЧПСГ потребовали открыть сейф, заполнить акт, и выдать им копию. Председатель и секретарь отказались. ЧПСГ стали снимать их отказ на видео, отчего те стали истерить и разбегаться в разные стороны. В общем, когда я появился на участке, в воздухе чувствовалось напряжение.
Выслушав своих, я отправился на переговоры с председателем. Поначалу она стала разговаривать на повышенных тонах и со мной, спрашивала, зачем я пришел так рано, ведь она меня не звала, и всё в таком духе. Правда после моих спокойных слов о том, что, кажется, мы все совершили ошибку и что моей собственной вины тут не меньше, чем её, и нам всем теперь надо эту ошибку исправить, она сменила гнев на милость и согласилась при первом открытии сейфа достать акт, вписать туда число избирателей и выдать нам заверенную копию.
После этого случая мы как-то сами собой приняли на вооружение эту тактику работы с комиссией. ЧПСГ открыто требовали от комиссии ответа, громко указывали на отклонение от процедуры и нарушения, если комиссия воспринимала это в штыки и не реагировала, то тогда наступал мой черед, и я в спокойной манере пытался урезонить председателя и предлагал своего рода компромисс. Мол, давайте по-тихому всё поправим, а я уж договорюсь с ЧПСГ, чтоб они не писали жалоб и не предавали это всё огласке. И наоборот, если я обнаруживал нарушение, то тихо сообщал об этом председателю, мол, устраните. Если это не работало, то тут уже подключались ЧПСГ с камерами и обещаниями всё выложить в интернет. Тактика эта вполне успешно работала последующие два дня вплоть до самого итогового подсчета.
Уладив этот беспокоящий нас вопрос, я пошел прогуляться до соседнего избирательного участка, чтобы проголосовать и разжиться кофе для себя и ЧПСГ, у которых было тяжелое утро. Пока голосовал, заметил, что ЧПРГ там ставит дату голосования в графу особые отметки, и понял, что у нас её не ставят. То, что ставить её надо, я знал, но ввиду неопытности в первый день забыл. Откопав по дороге обратно норму, в которой прописано, что дату в первые два дня голосования необходимо ставить, я направился к нашим ЧПРГ на книгах и убедился, что они этого не делают. Рассказав зачем-то об этом зампреду, которая сидела на одной из книг, я выслушал много приятных слов о том, что я лезу не в свое дело, ничего не понимаю, мешаю работе комиссии, не доверяю председателю и прочее. Пришлось пойти к председателю и объяснить ситуацию, апеллируя к норме, та восприняла критику более адекватно и обещала подумать. Проголосовавших в этот день к тому моменту было всего 5 человек, и ситуацию еще не поздно было исправить.
Я вернулся к своему кофе и ЧПСГ. Через десять минут к комиссии вышла председатель, подошла к тем книгам, где уже успели проголосовать избиратели, и сказала сидевшим за ними ЧПРГ проставить напротив проголосовавших избирателей даты. Я удовлетворенно кивнул, а мой приятель ЧПСГ, чуть не выронив кофе, стал испуганно спрашивать: «Смотри, смотри! Что происходит? Почему они все что-то пишут в книгах?»
Как вы уже поняли, избирателей в субботу было совсем мало, и находиться на участке было откровенно скучно. Спасибо нашим координаторам, к нам пожаловали несколько ЧПСГ из вышестоящей комиссии, и все интересовались вчерашним актом. Некоторые оставили письменный запрос на получение копии. Тем не менее, до ближайшего открытия сейфа акта нам было не видать, а приблизить это открытие могло только надомное голосование. Поэтому я с готовностью согласился на предложение председателя отправиться после обеда на надомное голосование.
Один наш ЧПСГ остался на участке следить за камерой и урной, а второй отправился вместе со мной и наблюдателем от Общественной палаты на поквартирный обход. Всего в нашем списке было восемь человек в шести разных квартирах. Все старики и/или инвалиды. Можно долго описывать романтику питерских дворов и коммуналок (я об этом целую книгу написал), но здесь у нас другие цели. Отмечу лишь, что всё это квартиры в старом фонде, в некогда роскошных, а теперь до разной степени запущенных подъездах. Почти везде нас ждали и неплохо принимали.
В первой квартире была бабушка с множеством родственников, один из них, молодой и здоровый студент тоже был у нас в списке голосующих на дому, но потерял паспорт и потому был с чистой совестью нами оставлен без бюллетеней. В следующей квартире, на поиск которой в лабиринте дворов-колодцев мы потратили немало времени, нас встретила одинокая недовольная старушка в инвалидном кресле. В следующей – почти такой же старик.
Отдельного упоминания заслуживает четвертая квартира. Там нас встретили очень престарелая мать и чуть менее престарелая дочь. Они были нам очень рады и всё пытались напоить нас чаем или чем-нибудь накормить. Дочь поспешила нам сообщить, что она «теща Васи Рогова» из известного сериала, и была моими спутниками тут же опознана. Я, признаться, за давностью лет уже не смог вспомнить, как там у Васи Рогова выглядела теща, но поверил всем на слово.
Еще одна квартира была на первом этаже. В ней болела женщина, а, пока мы шли, заболел еще и мужчина, судя по всему КОВИДом. Мужчины в нашем списке не было, но он тоже хотел проголосовать. Пришлось позвонить председателю и договориться, чтобы мужчина позвонил секретарю и оставил заявку, после этого по правилам мы смогли бы его обслужить. Так и было сделано. Первый этаж был низкий и всё наше общение, включая голосование, происходило через окно.
Последняя квартира оставила самое гнетущее впечатление. В подъезде – дыра в полу. Дверь квартиры настолько старая и ветхая, что я сначала подумал, что мы подошли ко второму, неиспользуемому входу в квартиру. После долгих нажатий на все звонки, красовавшиеся возле двери, нам наконец открыла какая-то женщина и тут же исчезла в дебрях огромной коммуналки. Нам, по идее, не положено заходить в квартиру, но тут вариантов не было. Квартира была в ужасающем даже по сравнению с предыдущими состоянии: ободранные, темные, будто закопчённые стены, пучки старых проводов на них, лампочки без плафонов и едва держащиеся на петлях межкомнатные двери. Мы преодолели этот мрачный лабиринт и в последней от входной двери комнате нашли женщину. Еще молодая, ходить не может и передвигается в основном ползком. В комнате мебель, какой я давно не видал и на помойке. С помощью этой мебели комната разделена вроде как на отсеки. В отсеке, где лежит женщина и куда попадаешь, входя в комнату, окна не видно. Есть ли оно в комнате, так и осталось для меня загадкой. Стены и мебель исписаны, как в кино про сумасшедших, фразами из библии и, кажется, текстами «Алисы». Женщина, кстати, в отличие от большинства стариков вполне вменяемая, соображает и в документах разбирается очень даже неплохо. Мы так и не нашли никого, кто мог бы запереть за нами дверь: открывшая нам женщина бесследно исчезла. В итоге мы решили, оставить её незапертой, рассудив, что вынести отсюда при всем желании нечего.
Интересно, что большинство стариков, живущих в таких неприглядных условиях, голосуют за партию власти. Нет, не то что бы мы так злостно нарушали тайну их голосования, просто многие сами нам об этом с гордостью заявляли, а многие просили прочитать им, что написано в бюллетене, и удовлетворенно останавливали чтеца, когда тот доходил до «Единой России» в списке. Про последнюю женщину, впрочем, сказать не могу. Она в нашей помощи не нуждалась.
После того, как мы вернулись с надомного голосования, сейф был наконец открыт, во вчерашний акт внесена запись о количестве избирателей, а нам вручена его копия. Бюллетени с надомного тоже были должным образом упакованы в сейф-пакет, о чем был составлен еще один акт.
К концу всех этих процедур на нашем участке появился ЧПРГ вышестоящей комиссии, известный в узких электоральных кругах Петербурга правозащитник Динар Идрисов. Он малость построил нашу комиссию, осадил вздумавшую с ним спорить зампреда и вообще поднял нам немного настроение. Больше ничего примечательного в этот день не произошло и после соблюдения всех вечерних процедур мы в хорошем расположении духа разошлись по домам набираться сил перед финальной схваткой.