встреча с медведем (основана на реальных событиях)
предупрежу сразу: история абсолютно реальная, произошедшая с моим папой и им же описанная.
предыстория: в далекие-далекие годы в начале 70-х годов моего папу занесло на озеро Самотлор, там и произошел этот случай.
Дело в том, что на "семёрку", как называли мы КНС-7, расположенную в шестидесяти километрах от города, была проложена неплохая дорога из бетонных плит. Но тяжёлые машины с песком, делая рейсы день и ночь без передыху, так отутюжили эти бедные плиты, оказавшиеся не такими уж неуязвимыми, что дорога не доставляла большого удовольствия. А вот если на 21-м километре остановиться и пройти полкилометра пешком, то увидишь проложенную поверх бескрайнего болота толстенную стальную трубу, которая идёт как раз мимо нашей "семёрки". Вот мы и приспособились, взгромоздившись на эту трубу, пешком топать по ней до нашего объекта – а это всего минут сорок прогулки по свежему воздуху, местами через топкие болота с чахлыми деревцами, а местами - и через нормальную тайгу. Если машина чем-то гружёная – пускай трясётся по дороге, а пассажиры неизменно высаживаются и отправляются по трубе. Так и по времени быстрее, да и синяков на "мягком месте" не прибавится.
На этот раз и я сделал так же: оставил водителя у развилки ждать моего возвращения, а сам, повесив на плечо, словно карабин, ремень с треногой для нивелира, взобрался на трубу и пошёл не спеша, в предвкушении славной прогулки по уже чуть тронутой начинавшейся осенью тайге. Только предварительно густо обработал мазью против комаров все не закрытые одеждой места и лицо. Иначе это зверьё съест заживо.
Даже невесёлая, малопривлекательная картина раскинувшихся справа и слева от трубы серых болот не могла испортить моего благодушного настроения. Ведь нечасто в нашей загруженной до предела постоянными заботами жизни выпадает возможность хоть часик побыть в одиночестве, наедине с природой. Так, негромко насвистывая, глядя себе под ноги, я передвигался, осторожно ступая по трубе, изредка поглядывая вперёд – вот уже скоро кедрачи будут, а это значит, что полпути позади.
Я в очередной раз оторвал взгляд из-под ног, поднял голову и - о, Боже! – остановился, остолбенев, будто молния вдруг прошила всё моё тело: впереди, в пятнадцати метрах от меня, верхом на трубе сидел громадный тёмно-бурый медведь. Я отчётливо видел его закруглённые уши, тёмную пуговку мокрого носа. Животный страх охватил всё моё существо. Я не мог шевельнуться, боялся дышать, страх парализовал даже мозг – он отказывался выдавать что-либо, кроме состояния безудержного ужаса. В животе что-то вдруг больно дёрнулось, и я не сразу сообразил, что же произошло дальше. Только когда в паху почувствовал разливающуюся теплоту, появившиеся тяжесть и сырость – мой затуманенный мозг выдал, что это - проявление "медвежьей болезни". Вот она какая, эта штука!
Медведь неотрывно глядел на меня, ничего не предпринимая, словно ожидал, как поведу себя в данной ситуации. Сознание медленно стало возвращаться ко мне. Первым делом вспомнил, что нельзя смотреть в глаза зверям, и я направил свой взгляд в лапы медведя. Потом стал соображать, что же мне делать, если это чудовище двинется-таки на меня. Почувствовал себя совершенно беспомощным кроликом перед этим таежным удавом. Что я мог сделать? Бежать? Но вспомнил правило, что от медведя бегать бесполезно, да и куда здесь бежать? Прыгать с трубы в болото? Убегать по трубе назад? Не успею даже развернуться, как он своей пудовой лапой смахнёт меня, словно пушинку. О! Буду защищаться! Ведь у меня на плече хоть какое-то оружие: увесистая деревянная тренога с окованными металлом заострёнными «ногами»! Вот это годится для обороны! Сейчас треногу снимать с ремня нельзя – можно спровоцировать зверя. Но как только он двинется на меня – выставлю впереди себя острые железные наконечники моей спасительницы-треноги и, может быть, свалю медведя с трубы. Тут мне не к месту вспомнилась детская забава: кто кого свалит с бревна.
Но страх-таки не проходил. К нему добавилось чувство какого-то унижения: я, взрослый мужик, стою в куче собственных экскрементов перед каким-то зверем, пусть это даже и всесильный медведь, и жду неизвестно чего, надеюсь на какое-то чудо. Нет, надо что-то предпринимать. А вдруг он и не думает на меня нападать? Надо не ждать, а действовать!
Я, не отрывая взгляда от медвежьих лап, начал очень медленно поворачиваться в обратном направлении, уже немного осмелев и воротя нос от неприятного запаха, боясь поскользнуться на своих же "продуктах медвежьей болезни". Когда боковое зрение уже перестало различать фигуру хозяина тайги, поскольку я полностью повернулся, вновь пришел страх: опять стал безоружным, стою к противнику незащищённой спиной. Теперь я каждую секунду ждал нападения. Но не может же он сделать это абсолютно бесшумно! Весь обратился в слух, готовый сразу же опять развернуться и сдёрнуть с плеча свою пику-треногу для защиты. Мой слуховой аппарат мобилизовался так, что совершенно отключился от всех звуков в лесу – а они, наверняка, были – и ловил только звуки моего врага. Но сзади пока всё было тихо. И тогда я начал опять-таки очень медленно двигать ноги по трубе, буквально по сантиметру, бдительно контролируя "слуховую" обстановку позади себя.
Я потерял счёт времени, елозя ногами по железу трубы. Сзади опять не было никаких звуков. Что с медведем? Любопытство пересилило страх, и я оглянулся. К моему неописуемому восторгу труба была пустой. Я стоял в нерешительности: что делать? Куда идти – вперёд или назад? Нет! Никакая сила не заставит меня опять идти в ту сторону! Я внезапно ощутил такую смертельную слабость во всём теле, что прямо-таки в изнеможении опустился на трубу - силы покинули моё измученное страхом и нечеловеческим напряжением тело.
Тридцать пять лет живу на свете и уже второй раз попадаю в лапы смертельного страха. Причём, оба раза здесь, на Самотлоре! Действительно, приехав сюда жить и работать, на собственной шкуре убеждаюсь: правильно, оказывается, говорили мне, что условия-то здесь поистине экстремальные! Надо же – за один год дважды смерть заглядывала мне в глаза! По крайней мере, так мне казалось.
Первый раз не случилось "медвежьей болезни", вероятно, потому, что тогда всё обошлось без участия живого медведя.
предыстория: в далекие-далекие годы в начале 70-х годов моего папу занесло на озеро Самотлор, там и произошел этот случай.
Дело в том, что на "семёрку", как называли мы КНС-7, расположенную в шестидесяти километрах от города, была проложена неплохая дорога из бетонных плит. Но тяжёлые машины с песком, делая рейсы день и ночь без передыху, так отутюжили эти бедные плиты, оказавшиеся не такими уж неуязвимыми, что дорога не доставляла большого удовольствия. А вот если на 21-м километре остановиться и пройти полкилометра пешком, то увидишь проложенную поверх бескрайнего болота толстенную стальную трубу, которая идёт как раз мимо нашей "семёрки". Вот мы и приспособились, взгромоздившись на эту трубу, пешком топать по ней до нашего объекта – а это всего минут сорок прогулки по свежему воздуху, местами через топкие болота с чахлыми деревцами, а местами - и через нормальную тайгу. Если машина чем-то гружёная – пускай трясётся по дороге, а пассажиры неизменно высаживаются и отправляются по трубе. Так и по времени быстрее, да и синяков на "мягком месте" не прибавится.
На этот раз и я сделал так же: оставил водителя у развилки ждать моего возвращения, а сам, повесив на плечо, словно карабин, ремень с треногой для нивелира, взобрался на трубу и пошёл не спеша, в предвкушении славной прогулки по уже чуть тронутой начинавшейся осенью тайге. Только предварительно густо обработал мазью против комаров все не закрытые одеждой места и лицо. Иначе это зверьё съест заживо.
Даже невесёлая, малопривлекательная картина раскинувшихся справа и слева от трубы серых болот не могла испортить моего благодушного настроения. Ведь нечасто в нашей загруженной до предела постоянными заботами жизни выпадает возможность хоть часик побыть в одиночестве, наедине с природой. Так, негромко насвистывая, глядя себе под ноги, я передвигался, осторожно ступая по трубе, изредка поглядывая вперёд – вот уже скоро кедрачи будут, а это значит, что полпути позади.
Я в очередной раз оторвал взгляд из-под ног, поднял голову и - о, Боже! – остановился, остолбенев, будто молния вдруг прошила всё моё тело: впереди, в пятнадцати метрах от меня, верхом на трубе сидел громадный тёмно-бурый медведь. Я отчётливо видел его закруглённые уши, тёмную пуговку мокрого носа. Животный страх охватил всё моё существо. Я не мог шевельнуться, боялся дышать, страх парализовал даже мозг – он отказывался выдавать что-либо, кроме состояния безудержного ужаса. В животе что-то вдруг больно дёрнулось, и я не сразу сообразил, что же произошло дальше. Только когда в паху почувствовал разливающуюся теплоту, появившиеся тяжесть и сырость – мой затуманенный мозг выдал, что это - проявление "медвежьей болезни". Вот она какая, эта штука!
Медведь неотрывно глядел на меня, ничего не предпринимая, словно ожидал, как поведу себя в данной ситуации. Сознание медленно стало возвращаться ко мне. Первым делом вспомнил, что нельзя смотреть в глаза зверям, и я направил свой взгляд в лапы медведя. Потом стал соображать, что же мне делать, если это чудовище двинется-таки на меня. Почувствовал себя совершенно беспомощным кроликом перед этим таежным удавом. Что я мог сделать? Бежать? Но вспомнил правило, что от медведя бегать бесполезно, да и куда здесь бежать? Прыгать с трубы в болото? Убегать по трубе назад? Не успею даже развернуться, как он своей пудовой лапой смахнёт меня, словно пушинку. О! Буду защищаться! Ведь у меня на плече хоть какое-то оружие: увесистая деревянная тренога с окованными металлом заострёнными «ногами»! Вот это годится для обороны! Сейчас треногу снимать с ремня нельзя – можно спровоцировать зверя. Но как только он двинется на меня – выставлю впереди себя острые железные наконечники моей спасительницы-треноги и, может быть, свалю медведя с трубы. Тут мне не к месту вспомнилась детская забава: кто кого свалит с бревна.
Но страх-таки не проходил. К нему добавилось чувство какого-то унижения: я, взрослый мужик, стою в куче собственных экскрементов перед каким-то зверем, пусть это даже и всесильный медведь, и жду неизвестно чего, надеюсь на какое-то чудо. Нет, надо что-то предпринимать. А вдруг он и не думает на меня нападать? Надо не ждать, а действовать!
Я, не отрывая взгляда от медвежьих лап, начал очень медленно поворачиваться в обратном направлении, уже немного осмелев и воротя нос от неприятного запаха, боясь поскользнуться на своих же "продуктах медвежьей болезни". Когда боковое зрение уже перестало различать фигуру хозяина тайги, поскольку я полностью повернулся, вновь пришел страх: опять стал безоружным, стою к противнику незащищённой спиной. Теперь я каждую секунду ждал нападения. Но не может же он сделать это абсолютно бесшумно! Весь обратился в слух, готовый сразу же опять развернуться и сдёрнуть с плеча свою пику-треногу для защиты. Мой слуховой аппарат мобилизовался так, что совершенно отключился от всех звуков в лесу – а они, наверняка, были – и ловил только звуки моего врага. Но сзади пока всё было тихо. И тогда я начал опять-таки очень медленно двигать ноги по трубе, буквально по сантиметру, бдительно контролируя "слуховую" обстановку позади себя.
Я потерял счёт времени, елозя ногами по железу трубы. Сзади опять не было никаких звуков. Что с медведем? Любопытство пересилило страх, и я оглянулся. К моему неописуемому восторгу труба была пустой. Я стоял в нерешительности: что делать? Куда идти – вперёд или назад? Нет! Никакая сила не заставит меня опять идти в ту сторону! Я внезапно ощутил такую смертельную слабость во всём теле, что прямо-таки в изнеможении опустился на трубу - силы покинули моё измученное страхом и нечеловеческим напряжением тело.
Тридцать пять лет живу на свете и уже второй раз попадаю в лапы смертельного страха. Причём, оба раза здесь, на Самотлоре! Действительно, приехав сюда жить и работать, на собственной шкуре убеждаюсь: правильно, оказывается, говорили мне, что условия-то здесь поистине экстремальные! Надо же – за один год дважды смерть заглядывала мне в глаза! По крайней мере, так мне казалось.
Первый раз не случилось "медвежьей болезни", вероятно, потому, что тогда всё обошлось без участия живого медведя.