Встреча. Часть 2.⁠⁠

С ночным ветерком над поляной разлился час быка - третья стража. Лик полной луны - яростно-серебристой, проглянул сквозь кроны дерев.

"Злая ночь нынче..." - подумал Геральт.

- Кого выслеживаешь, Ратмир?

Звонарь не спешил с ответом, но ведьмак был уверен, что этот странный человек все расскажет ему. Слишком долго был он в дороге, слишком многих людей повидал, схоронил много друзей и оттого ведьмак знал - Звонарь расскажет все. Внезапно неясной тревогой нудно заныло сердце, перекрывая даже острую боль в сломанных ребрах и пульсируя в сорванной коже на виске. "Что это?" - все думал и думал ведьмак..."Что это?"

"Злая ночь нынче..." - еле слышно дохнул шепот будто бы ветерка из сырой глубины ночного леса.

- Дружка-от мой, тот, что сгинул... чей меч-то подле меня, все мне речил, мол, гляди, Ратмир, каков я! Долго-то десятником стать, а то и боле кем, э? Он, вишь ты, уже и князь-от меня особо привечает, подле себя держит на походе. Один-друг даже чашею обнес! Сам!

Падок он был на ласку чужую, хоть и могуч был телесно! И добр, Геральт! Ко всему белу свету добр! А как иначе-то? Мы ж с ним с волчат лесных в людей оборотились да опять же в людей выпествованы были. Волхваааами... дай им боги гвоздей в пороги!!! Секли нас ровно кузнец подмастренка в похмельный день! Мы ж не речи людской, ни повадок не ведали, когда оне нас в лесу подобрали, да мать-волчицу с братишками на ремни порезали. Так что мы с войчонком моим во второй-то раз родичей и потеряли. За первых-то я не шибко помню. Пришли, хаты жгли, всех от мала до велика на колья вздернули, кого поперву не зарезали. Велик тот лес кольяный был... Как мы спаслися - то и не ведаю, не иначе боги уберегли. В лес с голодухи да страха подались, там в нору земную схоронились. Да то логово волчье было, щенков во тьме не разглядели, пригрелись на них да и уснули. Ввечеру мать-волчица пришла, то отчетливо помню. И как грызть хотела, то тож помню! Да, видать во звере-от человеческого поболе будет! Млады - что волчьи, что лисьи, что человечьи... Сердце у нее материнское в груди звенело, да кровью на снег все и вылилось... - тут голос Звоноря дрогнул и сорвался на тяжкие рыдания. Низко опустив голову, содрогаясь плечами, он низко, утробно взвыл и, словно стыдясь своей слабости, напрягся, замер. Ведьмак отвел глаза. Он знал это горе. Это было горе Ратмира. И делить его этот муж ни с кем не хотел.

- Как-то ввечеру гонец с дальней порубежной заставы прихрял. Жив-цел, токма белесый весь, он, как ты, ровно. Да в кровище чужной весь учушканый. Разума ни плошки, речить толком не может, токма одно несет: мертвы все, мертвы все... На той заставе дружина крепка была - порубежь от мертвого града, давно степняками да навьем заморенного. И кресники средь них были. Средь дружины той и мой войчонок был. Что содеялось там - не ведомо! Одно ясно - беда. Двинулся княжий сын, Добрыня, с дружиной по заре на ту заставу. Меня кресником-учинцем старый Трясун-кресник с собой взял. Всего же нас две десятины конно выступили. На закате к порубежью и подошли... - Звонарь умолк, повел плечами, с хрустом поднялся на ноги. Плащ на миг распахнулся и Геральт увидел, темное, почти черное в свете костра пятно крови на правом боку кресника. Кровь давно запеклась и рубаха в этом месте прилипла к телу. Звонарь подхватил охапку сушняка и аккуратно, по-лесному, навалил ее на прогорающий костер. Пламя истово взметнулось вверх.

Заметив взгляд ведьмака, Звонарь криво ухмыльнулся.

- Не тревожься, оплечник. Рану я прижег, запечатал руной, к утру как на собаке затянется. Волхвы наши, хоть и строги вельми, но врачевать умеют и нас, сирых, тому обучают. Вот зрю я, что у тебя мослы на вздохах одесную разбиты.

- Что? - Геральт удивленно взглянул на Ратмира.

Тот вместо ответа ткунл пальцем себя в правый бок.

- Три ребра сломано - Геральт со вздохом принялся снимать стремена с седла, обрезая ремни и пытаясь изготовить из них нехитрый корсет-перетяжку. Но Ратмир как-то неслышно перетек небольшое расстояние между ними и опустился на колени возле ведьмака. Взглянул тому в глаза:

- В человеке гораздо больше от зверя, чем он себе думает - голос Ратмира, без привычного уже чуждого говора прозвучал в голове ведьмака как мягкий звук далекого колокола, даже трикрат повторенного эха от него - Не думай! Смотри мне в глаза и узри в них воды чистые холодных северных озер, синь утреннего морозного неба, ледяные искры звезд зимней ночи и яркое теплое пламя домашнего очага...

Голос Звонаря плыл словно утренний туман, заволакивая собой все - костер, ночные тени, лесные шорохи. Но вместе с тем в голове Геральта появились знакомые и родные образы близких ему людей - вот Цири сопит под его боком в Брокилонском лесу, вот Лютик смеется и наливает ему в кружку Эст-Эст, вот... Йена скользит рукой по его груди, вот рука замирает где-то на боку под правой рукой, поглаживая кожу пальцами, слегка царапая ногтями... Йена!!! Ногти впиваются глубже, кожа расходится как гнилая ткань, рвутся мышцы, скрипят кости. Йена!!! Миг ослепительной боли и реальность оглушает Геральта как ушат ледяной воды спросонья. Резко выдохнув ведьмак вскочил на ноги. Ратмир сидел на своем месте и разминал кисти рук, похрустывая суставами.

- Сядь! - в голосе Звоноря сквозила веселая гордость профессионала и непривычная для него шутливость - К утру как на собаке затянется!

Ведьмак ощупал сломанные ребра. От острой боли не осталось и следа, лишь слегка ныли мышцы.

- Ловко вас обучают, Ратмир! Спасибо тебе.

- Будь здоров, оплечник! Когда-нибудь на тропе и ты не оставишь меня.

-Да будет так и никак иначе, - Геральт удивился про себя собственной речи. Эта ночь не была похожа ни на одну из его прежних ночей. Нечто незнакомое смотрело на него глазами Звонаря, незнакомое, но вместе с тем близкое ему до сердечного холода. До стылого мрака ночного леса.

Костер догорал. Наступал час серого пса. Луна задумчиво клонилась к горизонту.