Время (часть 5)⁠⁠

часть 4

В общем, на планете реалии складывались вполне себе благоприятно для первых переселенцев — редкий минерал, что разрабатывался в карьере неподалеку, пользовался активным спросом по всей Галактике. Поэтому обогатительная фабрика работала беспрерывно и круглосуточно. И общественная жизнь на планете буквально кипела — еженедельные балы во дворце Верховного, частые выставки изобразительных художеств, показ последних галактических мод, коллективные выезды бомонда на пикники за город. В общем, жизнь журналиста была прекрасна — репортажи, короткие заметки, памфлеты… Без работы сидеть не приходилось. Я даже по мере повествования начал завидовать столь разудалой жизни Гектора. Впрочем, он и сам постоянно завидовал себе прошлому.

Но катастрофа развеяла в пыль былое благополучие — останов времени пришёлся на единственный в месяце выходной, когда фабрика вставала на вынужденную профилактику. И если раньше работавшие в две смены по двенадцать часов в сутки работяги, не отсвечивали в публичном пространстве планеты — их едва хватало добраться домой до миски с полбой и кровати, то теперь улицы города заполнились праздношатающимися пролетариями. В мгновение ока исчезли чистота и ухоженность улиц. Совершенно неожиданно проявилась и начала стремительно разрастаться практически отсутствовавшая до того преступность. Вскоре стало нереально даже пройтись по улицам города, не расставшись при этом с содержимым карманов или с жизнью. Правда, замершее навсегда мгновение не позволяло взять и спокойно умереть: указ Верховного имел самые неожиданные последствия — после часа икс продуманные коронеры отказывались фиксировать факт смерти, и теперь все жители планеты юридически стали бессмертными…

Я с удивлением посмотрел на бессмертного Гектора. Тот печально развел руками:

— Раз болезни теперь не могли развиваться во времени, то оказались побеждены раз и навсегда единственным указом Верховного. А медицина замерла в стазисе. Там же, то есть в прошлом, остались образование, как среднее, так и высшее, а так же выезды на пикники, показы мод и развлечения. Повезло только еженедельному балу — его не успели завершить к часу икс…

Пока я туго соображал, наверное парализованный замороженным временем, Гектор молчал, наверное, углубившись в счастливые воспоминания...

— Постой, это что… Бал ещё идёт? — До меня наконец дошёл пугающий смысл последних слов.

— Ага. И весь бомонд там. А уйти с бала Верховного, это проявить открытое пренебрежение, со всеми последующими оргвыводами. Правда, вышка, по понятным причинам, замораторена, но найдутся и другие методы убеждения для явных диссидентов.

— И что? Они там до сих пор танцуют?

— Ага. Пляшут. Вповалку… — захихикал Гектор.

Живо представилась зала, заполненная разодетыми дамами, галантными кавалерами. Прокрутил мысленно картинку на полгода вперёд и... О, ужас! Бал призраков. Мои собственные шишки и ссадины мгновенно перестали беспокоить.

— И что? Никто не борется с этим произволом?

— А как? Когда время бежало, все были довольны — элита наслаждалась своим правом бездельничать, и я не замечал шибко возражающих. А когда время остановилось, любой прогресс в социальной жизни окончательно застопорился — они же там, застряли на бесконечном балу... Кхм-м. Ни до того им теперь. Танцуют аки загнанные лошади.

— Да их там хотя бы кормят? — проявил чуток сострадания я.

— А то как же. Всё-таки бал Верховного. Хотя… — Гектор многозначительно замолчал.

— Ладно. Самые активные заняты. Но как же другие социальные группы? — Журналистский запал подталкивал меня к углублению вопроса. — Так никто и не выступил против?

Гектор с явно выраженным состраданием посмотрел на меня.

— А ты много знаешь примеров революционной деятельности, зародившейся в среде пролетариев и мелко служащих? Им же некогда этим заниматься. Во все времена протестами занимались самые неудовлетворённые слои общества, имеющие неограниченный ресурс свободного времени — то есть, та самая элита. История полна примеров, когда непосредственную угрозу благополучию государства несли наиболее приближённые круги, в силу каких-то обстоятельств потерявшие место у госкорыта. Разве что, не всегда с открытым забралом...

— Ну, ваше-то государство нельзя назвать благополучным.

— Теперь, да. Но у всех заинтересованных теперь банально нет на это времени.

Поражала обречённость всякой протестной деятельности. И мне начало казаться, что кошка сдохла совсем не просто так. А очень даже кстати.

— Хотя. Я знаю тут одного. Оппозиционера. Могу познакомить.

— Давай. — Обрадовался я. Материала у меня набиралось уже на приличную статью.

Оппозиционер в одиночестве сидел на бревне и остервенело грыз недопечёную крысу. Создавалось впечатление, что таким незамысловатым образом он не просто вкушал, а беспощадно боролся с кровавым режимом… Или даже с двумя... При чём одновременно.

— Карл, позволь тебе рекомендовать журналиста с Земли, — представил меня Гектор.

Я слегка поклонился. Карл мельком скосил глаза, и продолжил, громко чавкая, свою непрерывную борьбу. Мы с Гектором примостились рядышком на нагретом Ярилом камешке, ожидая окончания трапезы. Наконец, зачищенные до белизны косточки были отправлены в костёр, измазанная сажей правая рука лениво обтёрта о штанину и протянута мне для пожатия. Скрепя сердце я сжал податливую как воск ладошку.

— Карл. Непримиримый борец…

— Борец… С чем? — наивно уточнил я.

— С повсеместным засильем дикого произвола. Я задыхаюсь в этом стоячем, затхлом пруду. Мне нужна свобода, свежий ветер перемен, — начал бодро излагать свою платформу оппозиционер, — Даже ураган. Что сметёт это недоразумение...

Не прекращая ораторствовать, Карл нырнул рукою в короб, стоявший между его ног, и извлек оттуда за шкирку живой серый комок. Ловко треснул о торец бревна, отчего испуганный писк крысы тут же прекратился. Ободрал и распотрошил тушку, насадил на вертел. Аккуратно разместил над костром. Местный оппозиционер, на удивление, оказался человеком реального дела.

— И мне не страшны все эти соглядатаи, охранители и прочий аппарат принуждения... И угнетения…

Жарящаяся тушка начала благоухать ароматами свежего бифштекса. Чтобы отвлечься от урчания в животе, я перебил интервьюируемого:

— Можете подробнее рассказать о методах вашей борьбы? Читателям будет интересно, так сказать, услышать из первых уст…

Карл быстро стрельнул покрасневшими от дыма костра глазами на Гектора, тот в ответ кивнул головой — мол опасаться нечего, наш человек...

Непримиримый борец тем временем снял с вертела слегка обжаренную тушку.

— Хр-м… — С аппетитом начал вгрызаться крепкими зубами в наспех приготовленный шашлык. — Их надо кушать прямо с мелкими косточками. Хр-м, хр-м… Там костный мозг… Хр-м… Полезен для интеллектуальной деятельности… Хр-м...

Мы с Гектором сидели на тёплом камешке и наблюдали за этим завораживающим процессом. Была всё-таки в Карле какая-та притягательная сила — то ли брызжущая через край энергия, то ли располагающая непосредственность.

— Спрашивайте. Вы мне не мешаете… Хр-м… Хр-м... — И жалкие остатки обглоданного скелетика полетели в костёр.

— Каковы ваши цели, задачи? Есть готовый базис, платформа? — Я наконец взялся за привычное дело.

— Чего-о?

— Каковы ваши ближайшие планы. Какие перспективы оппозиционной деятельности? Чувствуете прессинг со стороны властей?

— Непрерывно… Поесть спокойно не дадут. Вы же ощущаете эту гнетущую атмосферу неведомого присутствия? И шага нельзя ступить без соглядатаев…

Карл демонстративно оглянулся. Мы сидели в неком подобии атриума, отгороженные от остальной свалки старыми строительными отходами: горой щебня и переломанными бетонными конструкциями. Кругом ни единой души, что даже было как-то странно, учитывая уплотнённую заселённость полигона.

— Слышите? — Оппозиционер замер, пытаясь уловить малейший шорох от неосторожных шпионов Верховного Правителя.

Я так же попытался приметить скрытых соглядатаев… Напрасно. Только поднявшийся ветерок мёл мелкую пыль.

— Приходится вот скрываться... Здесь… Вся моя жизнь, деятельность направлены на борьбу с режимом…

Стоит отдать должное, язык у Карла был подвешен что надо. Молол он им также ловко, как шутя разгрызал мозговые косточки.

— Но только одна мысль, что благодаря мне… Моей работе… Они не могут беспечно спать, есть, танцевать... Она наполняет меня уверенностью в своей окончательной победе…

— И всё-таки, можете поподробнее рассказать, благодаря чему вы рассчитываете на победу? Какие легальные методы борьбы остались? Профсоюз же в нынешних условиях ничем помочь не сможет. О какой забастовке может идти речь, если заводы и так не работают?

Карл с усмешкой посмотрел на меня, совсем как смотрят на глупых детей взрослые родители.

— Конечно же революция. Народ должен восстать. Вся эта бесспросветность, террор, ограничение свобод неминуемо приведёт к вспышке народного гнева, который девятым валом прокатится по всем этим Министерствам, Ведомствам и органам принуждения. И побегут они как крысы с корабля…

И чем больше я слушал речи революционера, тем более мне казалось, что куда-то ни туда ведёт этот оратор…

— И ничего, что я пока ещё скрываюсь, живу в подполье, питаюсь, как…

Он помолчал, наверное в уме прикидывая сколько тушек крыс недавно схомячил.

— Архиважное в нашей ситуации дело — запустить естественный ход вещей. То есть время. Власти выгодно, когда всё стоит замороженным. Процессы, конечно, идут — ничто не в силах остановить прогресс. Но закапсулировав планету в некий пузырь с нулевым вектором времени, Верховный получил отсрочку от неизбежного…

— И как это сделать?

— Только разъяснительная работа, агитация — вот два столпа для вызревания революционной ситуации…

— А как это поможет?

— Народ должен увидеть выход их этого временного тупика. А когда он поймёт, что есть куда двигаться, он пойдёт, буквально побежит в светлое завтра...

— Хм-м-м, побежит? А чего сейчас сидит ровно?

— Картинка окружающего мира не позволяет. Всё вокруг буквально кричит — Время, стоп! А должно кричать — Время, вперёд!

Я огляделся. Здесь, впрочем, как и везде, ничто не кричало нужного слогана из далёкого-далёкого прошлого, когда государственная пропаганда заставляла лететь неподатливое время. Но потом что-то изменилось. Ни так, конечно, буквально как здесь.

— А вы не боитесь, что сюда нагрянут жандармы? — Меня настораживала такая вот открытость проживания столь ярого борца с режимом.

— Да кто ж сюда по доброй воле сунется-то? Ха-ха! — в голос захохотал Карл.

Я удивлённо посмотрел на Гектора. Тот пожал плечами.

— Простите, я не понял, а что мешает полиции сюда нагрянуть?

— Так тут такая радиация… — Карл кивнул головой на обломки бетонных конструкций. — Это же остатки первого реактора, взорвавшегося на первом году заселения планеты… И сидите вы на куске фундамента.

Меня аж подбросило. Чёрт! Так это, оказывается, не Ярило грело камушек под задницей… Я вспомнил, что меня ждут срочные дела и быстро свернул интервью.

— Ты-то, что сразу не сказал про радиацию? — с упрёком обратился к Гектору, когда мы выбрались из радиоактивного атриума.

— Я и сам не знал. Это он с тобой разоткровенничался, а мне ничего не говорил. Стал бы я к нему заглядывать, зная про обломки реактора? Мне волосы на голове дороги как память. — Гектор осторожно подёргал свою шевелюру, проверяя насколько прочно там всё сидит.

Я же попытался прочувствовать — тлеет ли где-нибудь внутри тихий огонек ни с того ни с сего схлопоченной радиации. Вроде бы организм функционировал в привычном ритме — ни явного жара, ни чрезмерной потливости, ни тем более тошноты… Только вот голова слегка кружилась. Но это было нормально — я тут с первого дня в таком состоянии пребываю...

Расклад политической жизни мне был ясен — элита «развлекалась» на затянувшемся балу, их оппонент трескал крыс и готовил почву для восстания, народ же безмолвствовал и выживал. В общем, всё как и везде. Даже некоторые нюансы в виде остановки времени ничего кардинально нового не привнесли в политическую жизнь местной колонии.

— Какие у вас тут ЕЩЁ достопримечательности? — спросил я у Гектора.

— Ещё наши достопримечательности висят над головой и угрожают снести город с лица планеты, — собеседник печально кивнул на промышленного монстра в небесах.

— А туда вообще реально попасть? Посмотреть как и что...

— Раньше строго охранялось. Теперь же не знаю. Давно не был.

— Может, сходим, по нашему — по журналистки разнюхаем?

Гектор задумался.

— А что? Идём.

И мы двинули в город.