Валаамский дом инвалидов⁠⁠

В открытом доступе нет документов, которые прямо указывают на то, что инвалидов ссылают на Соловки, Валаам и другие «места заключений».

Я опубликую несколько документов из Валаамского архива.

Эти и ещё сотни подобных мест в СССР начали использовать, как санатории для инвалидов войны. С 1946 года их, инвалидов, которые не могли себя обеспечивать, не могли за собой ухаживать, начали постепенно перевозить в отдалённые места страны.

Пик пришёлся на 1950–1953 года, но ссылали не всех, а только тех, кто не имел семьи и попрошайничал. 

В 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР на Валааме был образован Дом инвалидов войны и труда. Зданий пригодных для жилья, различных подсобных помещений, хозяйственных комплексов (ферма), пахотной земли для ведения подсобного хозяйства, многолетние фруктовые сады, обильные ягодные питомники было в монастыре в достатке.

С этим всё ясно, но почему так далеко их завезли от основных городов, железных и автомобильных дорог?

Ведь если такие Дома расположить поближе, то и снабжать их проще, и содержать не так дорого. А ответ прост. Инвалидов после войны было в очень большом количестве, и мало кто им мог помочь, а государство не справлялось, ведь страна разрушена, голод, холод, а инвалиду нужны протезы, коляски, условия для жизни в городе (селе), а этого даже ещё в проекте не было предусмотрено.

Потому инвалиды без ног, без рук, слепые, парализованные – спивались и катились по пути бродяжничества и попрошайничества, промышлявших нищенством по вокзалам, в поездах, на улицах, и всё это очень плачевно смотрелось, особенно в крупных городах, когда герой, вся грудь в орденах, а сидит без ног и пьяный просит милостыню.

Но были и другие инвалиды.

Вот история Васи Петроградского, бывшего матроса Балтийского флота, который на войне потерял обе ноги. Он уехал в Горицы, в дом для инвалидов.

Вот что пишут о пребывании там Петроградского:

«Самое потрясающее и самое неожиданное, что по прибытии в Горицы наш Василий Иванович не только не потерялся, а даже наоборот – окончательно проявился. Сюда были свезены полные обрубки войны, то есть люди, лишённые абсолютно рук и ног, называемые в народе «самоварами». Так вот, он со своей певческой страстью и способностями из этих остатков людей создал хор – «хор самоваров» – и в этом обрёл свой смысл жизни».

Государство решило, что чем разрешать инвалидам попрошайничать и спать под забором (а у многих инвалидов не было дома), лучше организовать инвалидам постоянный присмотр и уход. И процесс пошёл, через время в Горицах остались только те инвалиды, которые не хотели быть обузой для семьи. Те, кто ожил – их выпускали, помогали с устройством, ведь основная задача была у дома инвалидов – это помочь человеку – герою войны, войти в новую жизнь.

Их обучали профессиям счетоводов и сапожников. Фронтовики–инвалиды понимали, что жизнь на улице (чаще всего так и было – родственники убиты, родители погибли или нуждаются в помощи) плоха, потому они писали сами письма с просьбой отправить их в дом инвалидов. Только после этого их отправляли на Валаам, в Горицы или на Соловки.

Вывозили не всех. Брали тех, у кого не было родственников, кто не хотел нагружать своих родственников заботой о себе или от кого эти родственники из-за увечья отказались.

Те, которые жили в семьях, боялись показаться на улице без сопровождения родственников, чтобы их не забрали. Те, кто мог – разъезжались из столицы по окраинам СССР, поскольку, несмотря на инвалидность, могли и хотели работать, вести полноценную жизнь.

Остров Валаам был не одним, но он был самым известным из десятков мест ссылки инвалидов войны.

Ссылали не всех поголовно безруких-безногих, а тех, кто побирался, просил милостыню, не имел жилья. Их были сотни тысяч, потерявших семьи, жильё, никому не нужные, без денег, зато увешанные наградами. Их собирали за одну ночь со всего города специальными нарядами милиции и госбезопасности, отвозили на железнодорожные станции и отправляли в эти самые «дома-интернаты».

У них отбирали паспорта и солдатские книжки — фактически их переводили в статус гражданина без всяких прав.

Я связался с вдовой Геннадия Доброва, художника, который рисовал в этом доме инвалидов тех героев, тогда ещё не очень далёкой войны. Она мне разрешила ссылаться на неё и публиковать рисунки и записи из дневника своего мужа в моём романе "Летят Лебеди", отрывок из которого вы сейчас читаете.

«Защитник Ленинграда». Александр Амбаров.

Он жил в отдельной комнате.

«Когда смотришь на меня, не бойся! На моём лице следы пороха и от осколков, которые покрывали и меня, и землю, что меня спасла от смерти. А многочисленные шрамы, и то, что нет одного глаза – это не повод не быть весёлым и жизнерадостным. Ведь меня четырежды хотели похоронить фашисты под землёй на Невской Дубровке (по Дубровке проходила линия обороны Ленинграда, когда его взяли в кольцо – прим.автора). Мы держим оборону, а немцы без остановки нас обстреливают. И вот взрыв рядом и нас накрывает землёй полностью. Мы начинаем откапываться и перекличку делаем, кто живой значит. И так четыре раза. Меня засыпает, а я из-под земли вылезаю, как из могилы. Такие свирепые шли бои в этом узком месте обороны. Как они бомбили нас, как обстреливали, столько народу там погибло – не счесть. И всё-таки мы Дубровку эту отстояли, не пропустили немцев. Теперь можно и улыбаться.

...Из письма художника своей супруге:

Сейчас я рисую инвалида двух войн – финской и отечественной. Воевал в Карелии с финнами, был ранен, обморозил обе ноги, потом с немцами, всё время на передовой, в окопах. Без глаза, пуля прошла через оба глаза, весь изрешечен пулями и осколками. А жена его в это время, как он погибал на «Невской Дубровке», жила с финским офицером всю войну, а сейчас опять с этим инвалидом живёт.

А он тут напился и говорит: «Ты бы простил?»

«Неизвестный», — так и назвал этот рисунок Добров.

Из письма автора картины:

...Смотрю, человек лежит – без рук, без ног, укрытый маленьким одеяльцем, на белой простыне, на подушке, всё очень чисто. И он только смотрит на меня, смотрит. А я гляжу на его лицо, и мне кажется, что это как бы молодой новобранец. Но потом понимаю – нет, он не такой уже и молодой, это просто лицо у него застыло в том состоянии, когда его контузило, и с тех пор оно не стареет. Он смотрит на меня и ничего не может сказать. А мне потом нянечки объяснили – он ничего не говорит, он контужен на фронте, его таким привезли откуда-то ещё давно, и документов никаких при нём не было – кто он, откуда, где служил…, подобрали его уже таким где-то на поле боя.

Я сейчас же побежал обратно к себе, взял планшет свой, бумагу, карандаш и прибежал обратно. Сел тут напротив и стал его рисовать. А он – как лежал в одном положении, так и лежит, как смотрел на меня, так и смотрит – ясным, чистым и каким-то проникновенным взглядом. И я его как-то легко стал рисовать, потому что я чувствовал, будто это мой брат, будто он какой-то мой родственник, будто это человек очень мне близкий. Я просто зажал зубами свои губы, чтобы они не кривились от боли, и чтобы глаза не застилали слёзы, – и я постарался изобразить его как можно правдивее. Но рисование – это особый вид искусства. Здесь даже если хочется плакать, то не всегда можешь заплакать, потому что движется рука, одновременно наблюдаешь за пропорциями, за поворотами формы, за тем, как располагаются пятна на рисунке (свет, тени). В общем, мысль отвлекается от той необыкновенной жалости, которую, может быть, художник испытывает, глядя на свою натуру. Но у меня получилось, я его нарисовал. Хотя там и рисовать-то было нечего – на подушке лежала голова, а всё остальное закрывало одеяльце. И ноги у него отсутствовали, и руки – его укутали, и он лежал как какая-то кукла или маленький ребёнок. Позже удалось вроде бы выяснить (но лишь предположительно), что это был Герой СССР Григорий Волошин. Он был летчиком и выжил, протаранив вражеский самолет.

Выжил – и просуществовал «Неизвестным» в Валаамском интернате 29 лет.

В 1994 году объявились его родные и поставили на Игуменском кладбище, где хоронили умерших инвалидов, скромный памятник, который со временем пришел в ветхость.

Остальные могилы остались безымянными, поросли травой…

Лейтенант Александр Подосенов.

В 17 лет добровольцем ушёл на фронт. Стал офицером.

В Карелии был ранен пулей в голову навылет, парализован. В интернате на острове Валаам жил все послевоенные годы, неподвижно сидящим на подушках. 


Все эти картины рисовал художник Геннадий Добров.

У каждой картины есть своя история.

Из дневника Г. Доброва:

"Инвалид войны Виктор Попков. Картина писалась у него дома в монастырской гостинице.

Он жил вдвоём с женой. Дети их учились в городе. И вот тюремный инвалид (с одной ногой), на протезе, с ремнём наискосок через всё тело, стал ухаживать за женой Виктора. Он знал, что муж у неё тоже инвалид... И вот его жена пропала вместе с ним, с уголовником, и это, как раз в то время пока его рисовали... Но в конце концов они приехали обратно и жена опять вернулась к этому Виктору. Он принял её и простил. Любовь."

Герой моего романа, Наум приезжал в те края, инвалиды на Соловках ещё были.

Он сам, лично сам видел их, и конечно, оставалось их совсем немного.

Были ещё живы, так называемые «самовары», трое, это люди, у которых отсутствовали и ноги, и руки. Никакой это не миф.

Говорил он с ними, (сноска №145) как фронтовик с фронтовиками. Конечно, психика у них была изношена, и рассказы о том, что их подвешивали, как в гнёзда, в специальные корзины – это тоже правда, говорили, что в пятидесятых не было развито производство, как сейчас, не было пекарни или какой-то особой деятельности. И на Валаам он приезжал, и там застал последних фронтовиков–инвалидов. Рассказали они ему про первоначальное устройство монастыря–Дома инвалидов. Метеопост там был.

Госпиталь, тоже был. Было несколько рыболовецких артелей. Была Военная часть, небольшая.

Говорили, что было двухэтажное здание одно, сносное, где и жили все вперемешку. Кстати, постоянное население на Валааме тоже было. Никто тогда не занимался возрождением монастыря, всё было полуразрушено.

Это сейчас там уже всё красиво и всё реконструировано, для туристов постарались, а тогда была просто разруха.

И дом для инвалидов там был – Науму его показывали.

Первые монахи там появились в 1992 году.

--------------------

Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.

Том 1 – «Другая Война»

Том 2 – "Без вести погибшие"

Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно, до Дня Победы, включительно.. Сначала Том 1, если понравится, то после прочтения (отзыва) и Том 2. Получение Тома 2 по времени не ограничено никак.

Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).

Есть печатный вариант в твёрдом переплете.

===================

Продолжение. Письмо гармониста из Валаама

===================