В память об еще одном ветеране.

В этот День Победы хотел бы рассказать про своего деда, Новикова Пантелея Андреевича.

В память об еще одном ветеране. Длиннопост, Ветераны, Великая Отечественная война, Семья

Большой, добрый, с непослушными вихрами, в которых только пробивалась седина, с густыми бровями – тридцать лет назад дедушка был для меня одновременно и былинным героем и самым важным и авторитетным членом нашей большой семьи. Он был настоящим главой рода, особенно хорошо это чувствовалось, когда каждое лето к нам съезжалась вся родня, и в доме легко могло одновременно находиться двадцать – двадцать пять человек.

Я знал, что он воевал, видел его награды, гордился им, когда дед приходил к нам в школу на девятое мая и первое время удивлялся, почему он никогда не рассказывает про войну, это же так интересно. Только гораздо позже я смог понять, насколько для него было тяжело вспоминать весь ужас военных лет, и чего ему стоили расспросы еще мелких внуков про то время.

Лишь когда я уже заканчивал школу, он стал рассказывать нам хоть что-то. И даже спустя столько лет после войны, у него от этих разговоров на глазах стояли слезы. Помню, одно это меня пугало куда больше, чем все книги об ужасах войны, вместе взятые.

Родился мой дедушка в июле 1918 года в селе Новая Криуша Калачеевского района Воронежской области. Он был вторым ребенком в семье, его брат Василий был  старше на три года. Но, когда Пантелею было около шести лет, он остался без матери. Через некоторое время после смерти жены дед Андрей женился снова, и в их семье одна за одной родились еще три дочери. У Пантелея же с мачехой отношения не сложились, и пасынка новая «мама» невзлюбила. Так что в пятнадцать лет дед покинул родной дом и отправился в райцентр, Калач, учится на механика и тракториста. Оттуда же в 1939 году его и призвали в армию.

На сколько я знаю, попал дед тогда в саперные войска, по крайней мере, он упоминал про наведение переправ во время службы. На финскую войну их не отправили, служба шла своим чередом, когда грянуло 22 июня 1941 года. Их часть входила в состав Западного фронта, так что буквально на трети день они уже выдвинулись навстречу немцам, и судьба их оказалась незавидной. Сначала эшелон попал под бомбардировки и потерял почти треть личного состава, а потом и вовсе оказался в одном из многочисленных «котлов» на территории Белоруссии. Дед говорил, что тогда ему очень повезло, командир вовремя приказал рассредоточится и отступать, и нескольким бойцам удалось выйти к своим, в то время как большинство их сослуживцев погибло или попало в плен. Но, даже по обрывочным рассказам я понимаю, что выжившим пришлось пройти через ад. Фашисты периодически выходили на их след, и бойцы уходили все дальше в болота, теряя товарищей. В одной деревеньке их разведчика застрелили местные, едва он вышел на улицу. А в другой больше половины бойцов вместе с командиром немцам выдал мужик, который их приютил. Солдат расстреляли тут же, просто выстроив вдоль дома. А с чердака соседнего все это видели оставшиеся красноармейцы, которых местный дедок укрыл по настоящему. В конце концов, на оставшихся просто охотились с собаками, как на дичь. Те, кто выжил, забрались в самые непролазные топи, где даже местные не ходили. По словам деда, больше двух недель они провели в топях, передвигаясь по трясине перекатами, а для страховки используя связанные друг с другом обмотки… До своих их добралось всего четверо, из тридцати семи бойцов, начинавших этот путь. Удалось ли выбраться еще кому-нибудь из сослуживцев, дед так и не узнал.

Потом были долгие месяцы отступления с уцелевшими частями, новые поражения и потери товарищей. Так к зиме 1942 дед оказался в Сталинграде, где в то время формировались новые части.

Благодаря довоенной специальности механика-водителя, его приписали к артиллерии как водителя тягача. Некоторое время он был прикомандирован к Сталинградскому тракторному заводу, а затем с пополнением отправлен в 300 стрелковую дивизию, которую вскоре отправили на оборону все того же Сталинграда. Дед попал в гаубичную бригаду, и большую часть войны служил в расчете 122мм гаубицы. По рассказам деда, при обороне Сталинграда он практически перестал надеяться, просто делал свое дело. Дивизия несла большие потери, немцы то и дело прорывались к артиллерийским позициям и расчетам приходилось бить из гаубиц прямой наводкой по вражеским танкам. В один из прорывов немецкий танк зашел батарее во фланг и один за одним сжег три ближайших орудия. Четвертым было дедово… Расчет буквально на руках развернул двухтонную пушку в сторону танка и выстрелил практически одновременно с фашистом. Танк промазал, а гаубица нет. Вот и вся разница между жизнью и смертью… Кто-то из товарищей погибал почти каждый день, к танкам добавлялись артобстрелы и налеты бомбардировщиков, а шальная пуля могла прилететь в любой момент. Да что пуля – одному из командиров оторвало голову снарядом, когда очередной бой едва завязался в паре километров от их позиций. Однажды в десятке метров от орудия упала авиабомба и расчет успел попрощаться с жизнью. Но вновь повезло – бомба пробила размякший грунт и не взорвалась, зато получился отличный колодец для солдат. От смерти до жизни всего шаг…

17 апреля 1943 года за проявленные личным составом отвагу и героизм в боях за Сталинград 300-я стрелковая дивизия была преобразована в 87-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Пришло пополнение, и потрепанная дивизия снова вернулась на фронт. За годы войны дед прошел от Сталинграда до Кенигсберга, участвовал в освобождении Донбаса, Мелитополя, Перекопа, Крыма, Беларуси, Прибалтики и Восточной Пруссии, брал Кенигсберг и Пиллау. В июле 1944 получил медаль «За боевые заслуги», когда его орудие первым заняло выгодную огневую позиции при прорыве немецкого укрепрайона. К концу войны дед переквалифицировался в связиста, в своем же дивизионе. Почему так произошло, мы так и не знаем. Но в феврале и мае 1945 он получил две медали «За Отвагу» уже как телефонист. Есть среди его наград и медаль «За взятие Кенигсберга», ведь именно на 87 Перекопскую дивизию, вместе с 263 Сивашской легла задача отрезать город-крепость от Кенигсбергского морского канала в январе-феврале сорок пятого, когда дед получил первую «За отвагу», обеспечивая связь под огнем контратакующего противника. И сам в сам город гвардейцы вошли одними из первых.

В память об еще одном ветеране. Длиннопост, Ветераны, Великая Отечественная война, Семья

Войну гвардии сержант Пантелей Новиков закончил в порту Пиллау. Как ни странно, военные годы в зачет армейской службы ему не пошли, так что до 1946 года он остался служить в гарнизоне Кенигсберга. Обладая саперными навыками, участвовал в разминировании города, и в его восстановлении. Всего за время войны был награжден шестью медалями, прошел от западных границ союза до Волги обратно и выжил.


Его семья во время войны уехала в Казахстан, в город Темиртау, а к концу войны они перебрались в село Карабеловка Московского района Северо-Казахстанской области. Лишь старший брат сразу после войны вернулся в Калач, а дед поехал к семье. Именно Казахстан стал его домом на ближайшие пятьдесят лет. В Карабеловке он встретил девушку Фросю, подругу своей сестры, и с ней они отметили и золотую свадьбу, и брильянтовую. Они вырастили четверых детей и помогли поднять на ноги девятерых внуков. Застал дедушка и старших правнуков, и я рад, что моя старшая дочка успела его хоть немного узнать.

В память об еще одном ветеране. Длиннопост, Ветераны, Великая Отечественная война, Семья

Всю жизнь он проработал в селе. Сначала механиком, благодаря своему военному опыту. Затем трактористом и комбайнером, бригадиром, пользовался в селе большим авторитетом. Уже, будучи на пенсии, выходил на уборку, помогая совхозу в самую страду.


И дома, пока были силы, он всегда был чем-то занят. Огород, скотина, ремонт - в деревне всегда есть дела. Мы с братом очень многому научились у него. Его уже давно с нами нет, но я до сих пор с улыбкой вспоминаю, как мы с ним соревновались в переноске картошки или как мы с братом гордились, строя вместе с дедом птичник.


Несмотря на годы, мне его не хватает. Его мудрости, основательности, заботы. Иногда, вспоминая деда, я понимаю, что подвел его, не выполнил его наказы. И стыдно становиться, как будто мне снова пятнадцать, а он смотрит на меня со своим фирменным прищуром из под кустистых седых бровей…