Утренний урок
Воздух в ту пятничное утро был не просто осенним — он был хрустящим, как первая тонкая корочка льда на луже, и прозрачным, как яблочный бурбон в солнечном луче. Двор частного дома, укутанный в золото и багрянец уснувших лип, дышал покоем. Идиллия, выточенная под заказ для тихого утра.
Из распахнутой двери, пустив клубящееся облачко пара от свежего кофе, выкатился Дружок. Двухлетний метис ретривера, вся сущность которого состояла из энтузиазма, влажного носа и шерсти цвета спелой пшеницы. Его выпустили, как торжественно спускают на воду корабль — с беззвучным напутствием «иди, разомнись». Он, фыркнув от счастья, ринулся обнюхивать влажную землю, оставляя на серебристой траве аккуратные тропинки.
Хозяин, Жека, остался в доме, погружённый в ритуал одевания — медленный, созерцательный, пятничный.
А на крыльце, на теплой доске, грелась на первом бледном солнце Василиса. Кошка полу-домашняя, строгая, с изумрудными глазами, в которых плавала вся многовековая мудрость её рода. Она наблюдала за собакой с снисходительным спокойствием профессора, смотрящего на первокурсника, слишком громко радующегося чему-то простому. В её лапах, прижатая к доскам легким, но неумолимым движением, металась серая комочка жизни — полевая мышь. Не добыча даже, а скорее… учебное пособие.
Василиса зевнула, обнажив острые, как иглы сосны, клыки. Шум возни Дружка ей, видимо, наскучил. Или, быть может, в её кошачьей голове созрел педагогический порыв. Она внимательно посмотрела на пса, который, уткнувшись носом в кротовину, вилял хвостом так, что сметал росу с папоротников.
И выпустила мышь.
Не бросила, не отшвырнула — именно выпустила. Четкий, дозированный толчок лапой в сторону собаки. Мышь, на миг ошалев от внезапной свободы, метнулась к спасительной тени куста смородины.
Дружок замер. Его мир, состоявший из запахов земли и радости утра, вдруг треснул по шву. Все его чувства, все нейроны сфокусировались на одном сером, стремительно удаляющемся пятне. В его собачьем мозгу громыхнул древний гимн погони — не голод, не злоба, чистейший азарт вселенской игры в догонялки.
Тишину утра разорвал не лай, а скорее торжествующий вопль: «Г-гав! Гав-гав-гав-гав-га-га-га-а-а!» Он сорвался с места, превратившись из увальня в золотую стрелу. Листья взметнулись за ним вихрем.
Именно в этот момент на пороге появился Жека. Картина, открывшаяся ему, была достойна полотна в стиле «деревенский сюрреализм»: на первом плане — Василиса, восседающая на крыльце в позе египетского сфинкса, с выражением глубочайшего удовлетворения на морде. Её взгляд ясно говорил: «Смотри. Смотри, чему я его учу».
А на газоне, в центре вселенной, бушевал хаос. Дружок, забыв обо всём, носился по кругу, тыча носом в прошлогоднюю листву, подпрыгивал и снова рыл землю. И между его лап, в этом безумном танце, мелькала серая тень — мышь, которая, кажется, уже поняла правила игры и с отчаянной дерзостью петляла, используя пса как живой, шумный укрытие от куда более страшной и молчаливой угрозы на крыльце.
Жека прислонился к косяку, скрестив руки. Кофе в чашке остывал. Он наблюдал. Наблюдал, как кошка, эта полу-домашняя императрица, подарила псу, этому большому щенку, лучшую игрушку на свете — саму Жизнь в её самом стремительном и хрупком проявлении. Не мышку, нет. А утренний ветер в ушах, а звон собственного бешеного сердца, а вкус азарта на кончике языка.
Василиса медленно, лениво облизнулась, поймав взгляд хозяина. «Вот видишь, — словно говорили её полуприкрытые глаза. — Он не просто лает. Он *учится*. А я — преподаю. Всё по расписанию».
Дружок, наконец, загнал мышь под старый сарай. Он стоял, высунув язык, тяжело и счастливо дыша, весь покрытый паутиной и прилипшими листьями. Он не поймал её. И, возможно, даже не очень-то хотел. Он *играл*. И урок был усвоен.
Жека улыбнулся, сделал глоток остывшего кофе. Глубокий, яблочный, с древесными нотами. «Ну что ж, — подумал он, глядя на своих питомцев. — Утро задалось. У Василисы — удачная педагогическая практика. У Дружка — интерактивный квест. У мыши — день, который она запомнит на девять жизней вперед».
А вечером, сидя с бокалом того самого бурбона и ожидая роллы, он наверняка будет снова вспоминать эту картину: кошку-ментора, пса-энтузиаста и маленький серый вихрь, связавший их в странную, дикую, прекрасную охотничью идиллию прямо под его окнами. В обычное осеннее утро, которое стало маленькой притчей.