Учитель (финал)⁠⁠

Часть 1 Учитель

Из рапорта вахмистра Зеннекена генералу Лахаузену:

…Начальник местной полиции Эгоф, незадолго до этого назначенный СД на эту должность, информировал меня, что в ночь с воскресенья на понедельник все евреи Борисова будут расстреляны. На мой изумленный вопрос, возможно ли за одну ночь отправить на тот свет 8000 человек в организованном порядке, он ответил, что это не впервой, и вместе со своими людьми он справится с поставленной задачей; в этом деле он больше не профан

Не профан. Действительно, к октябрю 1941-го у Давида Эгофа был большой опыт в организации и исполнении «акций». На его совести были расстрелы в Бегомле и селе Обчуга. Работали по проверенной схеме. Окружали деревню со всех сторон, сгоняли местных в центре, вытряхивая их из домов. Проводили допросы. Допросы скорее были для порядка, слова деревенских никто толком не записывал, не сравнивал. Потом отбирали самых подозрительных, а то и просто отсчитывали каждого пятого, четвёртого, короче, как придётся. Отобранных ту же отводили на околицу и ставили к стенке. Тела оставляли валяться, пусть родственники сами хоронят.  Для пущего эффекта поджигали несколько домов. Эгоф произносил речь, объясняя за что и для каких целей. Деревенские в ответ выли.

Даже скучно.

1 сентября 1941 года генерал-майор Шерер повысил доблестного служаку фольксдойче Эгофа в должности. Назначил его начальником службы безопасности города Борисова и всего Борисовского района.

Вместе с должностью Эгоф получает «в нагрузку» организованное ещё в августе гетто. На столе у него лежит документ, подписанный ближайшим помощником Петром Ковалевским:

Коменданту службы и порядка г. Ново-Борисова: «По распоряжению Городской управы Вам предлагают 27/VIII-1941 г. не позднее 7 часов утра выслать наряд работников вверенной Вам охраны в количестве 15 человек для переселения жидовского населения, из которых сделать именной список и назначить старшего, который полностью отвечал бы за их работу. Люди должны быть присланы в Управление службы порядка Н.-Борисова. П.Л. Ковалевский»

Пётр Людвигович бывшему учителю не нравится. Старый служака старательно пучит глаза, тянется во фрунт, но за всем этим внешним проявлением почтительности то и дело мелькает что-то презрительное. Недоверие опытного царского жандарма учителишке-интеллигенту. Ковалевский не верит в то, что Эгоф справится с возложенной на него ответственностью. А ещё имя у него подозрительное. Где это видено, чтоб немца звали Давид Давидович.

Бургомистр Станкевич тоже не доверяет Эгофу. Но ведёт себя не так прямолинейно, как Ковалевский. Избегает прямого участия в «акциях», старается остаться в тени, не ставить лишних подписей на документах. Юлит бургомистр, опасается расплаты.

Но разве есть чего бояться? Вермахт уже под Москвой.

Пик карьеры. Самое важное и ответственное задание. На окраине города, за рядами колючей проволоки почти десять тысяч тех, от кого нужно очистить город. Они уже медленно умирают без еды, мыла. В холоде, изматываемые тяжёлой бесполезной работой. Их косят болезни, в гетто свирепствует тиф. Но новым хозяевам не хочется ждать. Еврейский вопрос города должен быть решён как можно быстрее.

Эгоф собирает нелюдей, готовых выполнить приказ начальства. Перечитывает списки надёжных:

Работники охраны порядка г. Н.-Борисова по выселению жидовского населения: Шингаревский, Кучинский, А. О. Берига, Кондратов, Е, А. Берига, Ржеуцкий, Симанович, Борисенок, Соколовский, Карташ, Мирук, Драница, Шульга, Мешок, Копыток.

Их немного. И без помощи местных жителей полицаи не справились бы с работой. Есть те, кто затаил злобу на соседей. Есть те, которые спешат расквитаться с ними чужими руками.

На столе у Эгофа лежит и рапорт начальника службы порядка г. Ново-Борисов Бахановича:

- Жительница города Анна Федоровна Юдкевич, проживающая в двадцатом доме по ул. Орджиникидзе, сообщает, что 20 августа 1941-го года при переселении в гетто её соседка Берта Гиршевна Шандалова оставила в квартире своего полуторогодовалого сына Феликса. За мальчиком крайне плохо присматривают незнакомые Анне Федоровне люди. Юдкевич просит принять меры и воссоединить мать-кукушку с ребёнком.

В следующем рапорте на имя бургомистра Станкевича тот же Баханович сообщает, что в квартире по ул. 8 марта, в доме номер 27 оставлена больная-калека Рося Бродкина. Её родственники тоже не пожелали взять её в гетто. Соседи просят принять меры. Сам Баханович трусит, перекладывает ответственность на плечи начальства. Станкевич перебрасывает бумаги Эгофу.

Давид Давидович горько усмехается:

- Трусы, жалкие трусы.

И одним махом решает проблему. Жид, он всегда жид. Маленький, больной, старый. Делать исключения как минимум несправедливо.

Население гетто увеличивается. Со всей округи туда везут людей, попадаются даже непонятные граждане из других стран. В домах, окружённых колючей проволокой, жуткая давка, люди спят сидя, в комнатах нечем дышать. Болезни разносятся мгновенно, приобретая масштабы локальных эпидемий. Глупцы ещё на что-то надеются. Пишут жалобы, заваливают бургомистра просьбами выделить лекарства, еду. Эгоф проявляет заботу, из гетто мелкими группами по 50-60 человек вывозят мужчин, якобы на работы. Их расстреливают тут же, за городом. Таким образом удалось «разгрузить» город почти на две тысячи человек.

Но главная «акция» впереди.

В конце сентября-начале октября Давид Давидович выезжает для осмотра окрестностей. Лично выбирает место для будущего «мероприятия». Требования высокие. Оно должно находиться не слишком далеко от города, при этом в непосредственной близости не должно проживать большое количество людей. Лишние свидетели не нужны.

Начальник службы безопасности бродит по оврагам и полям, следом за ним идут мрачные охранники-полицаи. Бесконечно курят, переговариваются.

- Да что он ищет-то? – раздражённо спрашивает первый.

- Золото, - хохмит второй. – Жиды тут где-то золото закопали, они и ищет.

- Серьёзно? – настораживается первый.

- Ох, и тупой же ты, приятель! – разочарованно отвечает второй.

Первый обижается, отворачивается. Эгоф тем временем вылазит из оврага со склизкими, просевшими от сентябрьских дождей стенок. Оглядывается вокруг. Он неподалёку от аэродрома, за хилыми, потрёпанными деревцами виднеются домики небольшой деревеньки Разуваевка. Её жителей в дни акции можно и временно переселить. Или не временно. Сотней больше, сотней меньше. Хорошее место.

Он некоторое время стоит, прищурившись, продумывая пути подвоза «объектов», объём ям для «утилизации». Начинает накрапывать противный мелкий дождик, и полицаи уже с недовольством поглядывают на начальство. Пора идти. Эгоф машет охране рукой, и они торопятся к стоявшей на дороге машине.

***

За день до начала «акции» Давид Давидович устраивает большой банкет для полиции. Приезжают бойцы со всей округи, даже из Плещеницкого района. Из дорогих гостей – оберштурмфюрер Краффе с переводчиком унтершарфюрером Айхе, солдаты и офицеры СС, Антанас Ипулявичус, бургомистр Станкевич.

Столы ломятся от еды, ряды бутылок с алкоголем радуют взгляд.

Эгоф произносит тосты и речи в честь Германии, в честь фюрера и нового порядка. Не забывает обвинять во всех бедах евреев. Обещает гостям «вести беспощадную борьбу с антигерманскими проявлениями».

К полуночи подогретые речами и алкоголем полицаи ревут песни и ловят каждое слово «хозяина» и тогда Эгоф, поймав момент, объявляет о приказе. С утра начинается большая работа. Пора освободить город от мусора. Речь начальника полиции поддерживают радостными криками. В честь приказа ещё выпивают. И ещё.

***

Утро начинается с выстрелов и криков в гетто. Эгоф недоволен, всё проходит суматошно, громко. Город встревожен, закрыты ставни, заперты двери.

- Прячутся крысы, - усмехается Эгоф.

На улице Слободка полицаи окружают дома, выводят жителей, грузят и на машины. Организация отправки поручена Ковалевскому, но тот явно не справляется. Не спал всю ночь, да и алкоголь ещё не весь выветрился. Эгоф подзывает командира взвода полиции Пипина, направляет его на подмогу Ковалевскому. Кое-как всё налаживается, устанавливается порядок.

Эгоф едет на выбранное поле. Там тоже всё в процесс. Жителей гетто выгружают, мигом раздевают, группами подводят к краям двух ям. Стреляют. Тела падают вниз. Чёткий, сработанный конвейер. Если бы ещё не крики.  

Крики оглушают Давида Давидовича. Он видит, как голая баба с окровавленным, разбитым прикладом лицом цепляется за мелкого пацанёнка, воет. И три здоровенных полицая не могут их растащить. Один из них замахивается, удачно бьёт в затылок. Хруст слышен даже Эгофу. Женщина падает, Давид Давидович отворачивается. Его мутит.

- Жалеете жидов?

Голос Краффе раздаётся над самым плечом и Эгоф вздрагивает от неожиданности.

- Никак нет, оберштурмфюрер!

- Жалеете, - немного презрительно повторяет Краффе. – Стоите руки в карманах, позволяете другим делать всю работу.

- Мне немного не по себе после выпитого накануне, - пытается оправдаться Эгоф.

- Так выпейте и за дело! – ободряет его Краффе.

Услужливый Айхе, ни на шаг не отходящий от шефа, протягивает стакан с водкой. Эгоф одним махом опрокидывает этот стакан. Надо исправляться. Немец заметил его нерешительность. Он доложит. Эгоф достаёт из машины кнут, маузер, несколько коробок патронов. Коробки потрошит, патроны рассовывает по карманам. И идёт к ямам.

Он готов исполнять свой долг.

В 1942-м году партизаны устраивают несколько громких акций. Нападают на гарнизоны, пускают под откос эшелон с обмундированием и оружием. Эгофу поручают разобраться с безобразиями. Давид Давидович делает закономерный вывод. Партизан снабжают местные жители. Их кормят деревни округи, дают приют, лечат. Не будет помощи от деревенских, партизаны уйдут в другое место.

В июле 1942-го в рамках борьбы с партизанами Эгоф организует ряд карательных операций. Сожжены деревни Боровляны, Селище, Лисино и несколько других. Вещи и скот разграблены. В Лисино убито 30 человек.

Из показаний полицая Мозолевского:

- …население Лисино согнали в одно место. Эгоф допрашивал лично. Он и другие полицаи отобрали тридцать человек, отвели за дома и расстреляли. После объявили, что деревня будет сожжена за связь с партизанами. Всего сожгли 120 домов»

Весной-летом 1943-го Эгоф организует сожжение деревни Крупки, затем деревни Бега. В процессе «акции» расстреляно более 100 человек. В самом Борисове разорён табор, убио около сотни цыган.

В 1943-м году уже было понятно, что немецкий план по захвату Москвы провалился и фронт медленно, но, верно, катится обратно на запад. Эгоф попытался скрыть следы своих преступлений. По его приказу были собраны несколько сотне советских военнопленных. Их заставили выкопать трупы на окраине аэродрома и сжечь. «Работа над ошибками» заняла шесть дней. После чего всех военнопленных тоже расстреляли и отправили в огонь.

9 сентября 1946 года выдан ордер на обыск и арест Давида Эгофа. Начинаются годы допроса, расследований.

И тут борисовскому палачу повезло. Его осудили в тот короткий период, когда в Союзе отменили смертную казнь. И убийца тысяч людей, лично стрелявший в склоненные детские головы из пистолета, получил «всего лишь» 25 лет заключения.

Начало 1970-х. Воспоминания о войне всё дальше. События обрастают мифами, героическими подробностями. Ветераны становятся всё старше. Всё меньше их собирается на площадях в скверах на 9 мая. В школах, куда они приходят со своими рассказами, их уже давно называют «дедушками».

И некоторые из этих «дедушек» путаются в воспоминаниях, или наоборот врут настолько гладко и красиво, что можно заслушаться. А по вечерам трясутся от страха, опасаясь, что кто-нибудь узнает в них палачей Борисова, Зембина, Минска.

Где-то в Филадельфии, под жарким южным солнцем тихо угасает Антанас Импулявичюс, командир батальона полиции, принявшего активное участие в расстреле Борисовского гетто. В Нью-Йорке доживает свой век и бывший бургомистр Станислав Станкевич.

А в тюрьме, глядя в зарешечённое окно сидит невысокий человек в очках. Страшный убийца, маньяк, достижениям которого остаётся только завидовать всяким Чикатилам и Михасевичам.

На месте расстрела Борисовского гетто с 1947 стоит небольшой памятник. Он создан силами родственников тех, кто в 1941-м году навсегда лёг в холодную осеннюю землю. Отношение властей к этому памятнику странное.  С одной стороны никто не отрицает массового убийства советских граждан, с другой – избегается любое упоминание о национальности этих самых граждан. Менору изобразят на памятнике только в 1991-м году.

В 1972-м году маленький человек в очках, которого сильно потрепало время и длительный тюремный срок, выходит на свободу. Живёт рядом с людьми, которые не знают о его прошлом. Однажды даже собирается и приезжает в город Борисов для встречи со своей дочерью. У убийцы детей есть свои дети.

Эгоф бродит по знакомым с молодости улицам. О чём-то думает, что-то вспоминает. Вот здесь была граница между жизнью и смертью. Здесь протягивалась колючая проволока, раскалывая два мира. А сейчас на улице Слободка живут люди. В тех же самых домах. И стараются не думать о том, что происходило в конце лета 1941-го.

Проходя мимо новенькой. с иголочки, школы, Давид Давидович не удерживается, приподнимается на цыпочках, заглядывает в окно.

Большой, светлый класс. На стенах – портреты Карла Маркса, Гёте, Шиллера. У доски стоит стриженый мальчишка в испачканной мелом форме, с красным пионерским галстуком на шее и мучает молоденькую учительницу ужасным произношением.  

Ich-lebe

Du-lebst

er/sie/es-lebt

wir-leben

ihr-lebt

sie/Sie-leben

Я живу, ты живёшь, он живёт.

Они живут.  

В рассказе использованы материалы допроса Давида Давидовича Эгофа, проведённого заместителем начальника следственной части МГБ БССР подполковником Сухаревым (Архив КГБ РБ, инв.№1865)

Фрагмент рассказа из книги "Звезда над сердцем". Автор - Павел Гушинец

Авторская группа в ВК https://vk.com/public139245478

Яндекс-дзен: https://dzen.ru/user/tuz7auxqjjldqhsmtbhma0jcu0s

ПС.1 Продолжаем продвигать авторов, которые остались на Пикабу с контентом, за который не стыдно.

@SallyKS - Замечательный и душевный автор

@AlexandrRayn - талантливый и очень интересный коллега-писатель

@MamaLada - мой соавтор по книге "Шесть часов утра"

@WarhammerWasea - авторские рассказы

@IrinaKosh - спаситель и любитель котиков. У меня морские свинки и аквариумы, но котиков я тоже люблю))))

@ZaTaS - Рисует оригинальные комиксы.