Три дороги, три пути⁠⁠

Вот и наступила ожидаемая ситуация. Дома тайком по ночам им выпиты все запасы алкоголя. Теперь пьет практически непрерывно, пряча пустые бутылки по углам. Пока еще вменяемый. Пытаюсь напомнить о договоренности – уходить в запой только уехав на дачу, а не у меня на глазах. Вчера еще помнил, соглашался, уверял, что все под контролем. Сегодня выпучил на меня красные злые глаза пьяного идиота. Ничего он не обещал, никуда не уйдет, сама могу идти на все четыре стороны. Я бы и пошла, куда угодно ушла, лишь бы не видеть тупое вонючее животное вместо того, кто был смыслом жизни 15 лет, но теперь это невозможно. Четвертый месяц болезни, изматывающей, болезни которая искалечила тело операцией, химиотерапией, искалечила душу болью, тошнотой и отчаянием, оставила без работы и возможности начать все заново в другом месте.

- Пожалуйста, уходи по-хорошему, как мы договаривались. Давай, не будем устраивать концерт со скандалом на радость соседям.

- Я ни о чем с тобой не договаривался, это и мой дом, я имею право жить здесь, и ты меня не выживешь.

- Я просто не открою дверь, когда ты, трясясь, пойдешь в магазин за новой порцией, а снаружи дверь не открывается, если защелка внутри повернута. Пожалуйста, у меня нет сил, давай я вызову такси, пока ты еще в состоянии ходить.

Потом была пафосная пьяная речь о том, как много было сделано им для меня и моей семьи, озвучены грязные и мерзкие интимные претензии, угрозы привлечь к разборкам милицию и прочие карательные органы. Но спустя несколько часов поход в магазин оказался неизбежен, запасы закончились, душа требовала горючего для продолжения обличений.

Обратно я его не пустила. Металлическая дверь оказалась неприступной, устояла под ударами ног, увеселение соседей ударами и криками продолжалось недолго. Уехал.

1.

В этом году в нашем теплом приморском краю предновогоднее настроение создавала природа. Утром вид из окна был непривычно сказочным. Пушистым снегом укрыто все, ветки деревьев в белой посыпке. Скоро новый год, два месяца одиночества. Жизнь не бежит, вяло перекатывается комковатым киселем от плохих дней с болью, тошнотой и отчаянием до хороших с поддержкой друзей, редкими походами в кафе или театр, работой с психологом. Я стараюсь ставить себе вешки, сроки, до которых нужно дожить и дотерпеть и станет легче. Получается, уже начинают выстраиваться в голове робкие наметки планов на весну. Почти не мучают безысходностью мысли о нем. Почти отпустила. Хорошо, что практически не появляются известия о его жизни. Бог ему судья, был бы жив. А он жив, иначе мне бы сообщили, уверяю себя, что этого предположения достаточно. Следующая вешка – новый год, собрать силы на подготовку, накрыть себе маленький стол с угощениями, пощелкать пультом телевизора пока не сморит сон. Вот такие планы.

2.

Волна дикого отчаяния и одиночества, накрывшая меня через некоторое время, была ожидаема. Я не справлялась с ней раньше, когда была здорова, не справилась и теперь. Позвонила ему узнать о самочувствии, таким был повод. Он был почти трезв, посетовал на сердечные боли, поросился назад, на даче зимой больному было трудно протапливать. Конечно позвала к себе, конечно радостно забилось сердце, а в душе сжался комок страха и сомнения, кто ж его слушает этот комок, не в первый раз, главное одиночество отступило, остальные мысли и опасения прочь.

А дальше потекли будни. Он вернулся чужой. Не так пахнет, избегает дотрагиваться, живет в своем мирке, но просьбы по хозяйству выполняет охотно, прячет телефон, выслушивает мои мысли и планы, глядя пустыми глазами. Опять выпивает по ночам, но пока по чуть-чуть, «от стресса». Я устала, нет стремлений, нет сил, нет желаний, болезнь прогрессирует, мне недолго осталось. Если продержится до весны, то он меня и похоронит, если нет, то сын предупрежден.

3.

А дальше были разные дни. Когда накатывало одиночество и отчаяние, или когда все заслоняло плохое самочувствие, или когда накрывал страх, что с болезнью не справиться, что все напрасно. Из всех знакомых остались лишь несколько друзей, которые тащили вперед на веревочке своего участия или подталкивали сзади пинками идей и потенциальных планов. Их усилия стоили свеч, стало светлее, стали отступать отчаяние и страх. Когда к весне я тепло попрощалась с психологом, уверенная, что дальше смогу без костылей профессиональной помощи, справлюсь, не сломаюсь, то была уверена, что так и будет. Звонок стал испытанием моей уверенности. Звонок его сестры.

- Я не хотела тебе сообщать, он же для тебя теперь никто, но мой муж настоял. Вот, радуйся теперь, больше он тебя не побеспокоит, умер от инфаркта, соседи по даче вызывали скорую. Мы его уже похоронили. Пусть Бог тебя накажет, бессовестная!

Даже не знаю каких эмоций было больше обиды, жалости, сомнений, страха, но они буквально подкосили. За что так! Даже не попрощалась.

Несколько дней как в тумане, душа металась от раскаяния к облегчению. Когда мрак рассеялся, я поняла, что в глубине души ждала, что так будет, считала его смерть лучшим выходом для всех. Вырвать совсем любовь из сердца не смогла, струсила, спрятала от всех и от себя глубоко, глубоко, а теперь можно не бояться собственной трусости, все мосты сожжены. Да и для него, я считала, это выход из замкнутого круга деградации и пьянства, из которого он тоже трусил вырваться сам.

Я не знаю какой путь выберет жизнь в этой ситуации. Какой из них справедливее, милосерднее, правильнее. Решать вам, мои читатели.