Темнейший. Глава 22⁠⁠

Он не был уверен в том, что это его ребёнок. Камил вполне обоснованно считал, что Лиза понесла от Вальдемара. Не так много времени минуло с тех пор, как Нойманн проиграл в той дуэли. Хоть Камил и пользовался Лизой особенно часто – как в своё время даже Вальдемар не пользовался – но это ничего не значило.
Потаскуха же всё отрицала. А что ей ещё делать?
-- У нас с Вальдемаром ничего не получалось, -- говорила Лиза. – Очень долго. Но как только мы с тобой… Ребёнок от тебя, Камил…
Он и не знал, что делать, куда деваться. Признать ребёнка от шлюхи? Жениться на Лизе, которую его снадобья превратили в жадное до демонического блаженства животное? А если ребёнок всё-таки от Нойманна? Тогда он будет воспитывать чужое дитя? Немыслимо!
Камил подумывал даже убить Лизу. Вспороть её лживое брюхо кинжалом. Или, чтобы не марать руки, приказать ей пойти утопиться в море.
Но рука не поднималась. Он всё-таки её любил. Любил образ, который придумал себе в голове – он это понимал. Образ, которым Лиза не являлась даже до того, как изведала «слёзы радости». Но с этой ложью он ничего не мог поделать, потому что в неё верил не разум. В эту ложь верило сердце.

Камил вдруг явно понял, что любовь – творение вовсе не Господне. Любовь – это обман, самый грязный и отвратительный. Любовь – это вещь, которую могли придумать только обманчивые черти, чтобы досадить людям. Оно так и было, если верить изнаночным трактатам – Жизнь вынуждена бороться со смертью, с Изнанкой. А любовь – это извращённый способ заполучить бессмертие, к которому стремится всё живое.
Ребёнок Камилу был не нужен даже свой. Поэтому он надеялся на то, что дитя умрёт от «слёз радости». Такие отвары – чрезвычайно вредны для беременных женщин. В крайнем случае, родится страшный урод, которого можно будет с молчаливого одобрения окружающих вышвырнуть в море.

Шептаться в Башнях Знания стали ещё больше, чем раньше. Монахи осуждали подобный разгул среди учеников. Следовало пожениться. На этом настаивала даже Инга. А Камил не хотел связывать себя узами с Лизой. Это и было мучительным последствием его нерешительности. Было уже поздно убивать её, о беременности прознали все.
Живот Лизы рос с каждой неделей, с каждым месяцем. И ребёнок всё никак не хотел умирать от снадобий. Он даже иногда пинался.

Можно было, конечно, подать Лизе снадобье, убивающее зародыши, но живот её к тому времени уже слишком раздулся. Такое снадобье теперь могло убить и Лизу.
Приходилось мириться с мыслью, что он станет отцом. Но себе он поклялся, что убьёт дитя, если то окажется хоть немного похожим на Нойманна.
Когда же эти злоключения закончатся? Камил устал от несчастий, встающих перед ним на жизненном пути одно за другим. Порой хотелось просто уйти в неведомые дали, уплыть в неизвестные края. Пусть даже в направлении мифической Наланды, где затем добиться просветления.
И забыть всё. Начать новую жизнь.

Ларс и хохотал и ужасался одновременно. Он-то понимал всю проблему ситуации.
-- Наворотил ты дел, конечно, -- говорил он. – Лучше бы трактирных баб приходовал. Они не беременеют и наследства не просят. Только горсть монет – и больше ничего! Молодой ты, молодой… И недальновидный.
-- Вот и что мне с этим делать?! – отчаивался Камил.
-- Ждать наследника, -- смеялся Ларс. – Это не так уж и плохо, как может показаться поначалу. Поначалу все пугаются. А потом уже во вкус войдёшь. Один, второй, третий… седьмой! Ты же сын барона, будешь при достатке, как вернёшься. Можешь хоть сразу – двадцать! Бедствовать не будешь.
-- Я такого не вынесу, я сразу уйду. На войну.
-- Миробоичи так и делали. Взять того же Святомира. Всё оставил своей жёнушке... Поэтому-то Некрас воспитался такой… такой…
-- Трусливый?
Ларс пожал плечами. Оскорблять Миробоичей у него язык не поворачивался.
-- Бабское воспитание, -- сказал Камил. – Ничего не может быть хуже.
-- Может, -- парировал Ларс. – Например, когда человека воспитывает плохая судьба, а он ей поддаётся. Тогда человек получается очень жестокий и рассерженный на всех. А мягкость… Мягкость – это лучше, чем осатанелый злодей, вроде князя Искро.
Камил сразу понял, к чему клонит Ларс. На него намекает. И вполне справедливо. Камил осознавал, что впустил в своё сердце слишком много злобы, слишком много мести.
-- А как по-другому? – спросил он. – А по-другому никак. В этом жестоком мире всё держится на страхе. А страх можно внушать только жестокостью. И ты либо утираешься и становишься молчаливым ничтожеством. Дерьмом. Либо… мстишь. И держишь всех в кулаке.
-- Люди – единственные светлые существа, способные на добро, -- ответил Ларс. -- Они ими и должны постараться остаться, каким бы этот мир не был жестоким. Изо всех сил постараться. Иначе всё превратится во тьму. Добрые люди украшают этот чёрный мир…
-- Вот папашка мой был добряком, заботился о крестьянах, -- вспомнил Камил. -- А потом эти же крестьяне насадили его на вертел и зажарили над костром, перед этим поубивав половину семьи у него на глазах. Да и при жизни об него постоянно вытирали ноги, все кому ни лень.
-- Я тоже повстречал много жестокостей, Камил. Очень много. Я повидал гибель своих друзей. Я видел предательства. Ужаснейшие смерти. Пытки. Я видел много мести – когда людям заслоняла глаза гордыня, в этом же ничего хорошего нет, только круговорот насилия.... Меня предавали. И друзья и женщины. Но, как я надеюсь, мне удалось остаться человеком. Добрым. Светлым. Я всегда пытался не поддаться этой кровожадности. Она приносит очень много горя. Ты, Камил, мог заметить. Что чем больше ты поддавался своей злобе – ты тем больше получал горя. Верно? Чего нахмурился? Не в бровь, а в глаз попал? Задумайся… Злые поступки притягивают только зло. Добрые, может, не всегда притянут добро. Но они не ведут в болото, из которого тем тяжелее выбраться, чем дальше в него забредёшь. Поворачивай назад, Камил. Мне тяжело наблюдать, как ты поменялся. Из энергичного и светлого мальчишки – в неукротимого садиста.
-- А что мне, в ответ Вальду и Лизе – нужно было сделать добро? – возмутился Камил. – Или князю Искро? Или Эрну прийти в темницу. И похвалить за то, что сварил в котле мою матушку?
Едва ли слёзы не навернулись на глаза. Так стало себя жалко. Но перед Ларсом он сдержался.
-- Камил, -- покачал головой Ларс. – Ты видишь только зло. И не замечаешь добра вокруг тебя. У тебя есть преданный товарищ – Грег. Ишуас – такой же умник и близкий по духу друг. Добрая Инга, которая всё пыталась тебе помочь. У тебя есть хороший брат, поместье. Какое-никакое состояние, род, наследство. В конце концов – у тебя есть я. На меня ты всегда можешь рассчитывать. Ты в этом мире не один. Но учись замечать добро… И совершать добрые поступки.

Камил задумался. Он не стал спорить дальше, хоть и хотелось.
Если уж Ларс бьёт тревогу, то, наверное, действительно стоило замереть, остановиться. И ведь правда. Добра вокруг много. Просто Камил привык к злобе. А к добру – нет…

Лиза боялась родов. Ребёнок всё же как-то сблизил их с Камилом. Он чаще подавал ей снадобье, чтобы она не так сильно страдала, ведь страдание плохо влияло на растущее дитя. Впрочем, как и снадобья. Зато Лиза не ныла, а даже наоборот….
-- Я так счастлива, так рада! – говорила она, отведав снадобье. – Принести ребёнка – ТЕБЕ! Ты – лучший отец! Мне очень повезло встретить тебя. Я – самая счастливая девушка!
И бросалась в объятия, покрывая поцелуями. И Камил не давал ей отдыхать даже в положении…
А потом искусственная радость улетучивалась.
-- Какой ужас, всё пропало! – хныкала Лиза тогда. – Что будет со мной?! Что будет с ребёнком?!
И умоляла, чтобы Камил женился на ней, чтобы взял ответственность. Чтобы не сбежал, не бросил. Иначе ведь она совсем пропадёт одна – отец её, когда узнал о положении дочери, сказал, что она отныне не его забота – а забота того самого неизвестного жениха, о котором Лиза не рассказывала, потому что боялась Камила.

Ишуас резко изменился. Он, спустя много месяцев, наконец, набрался смелости и мужества, чтобы перечитать Книгу Знания. И в этот раз он дошёл до конца, до полной Истины.
Отныне его не так заботила суета, творившаяся с Камилом. Он давал советы, как бы поступил сам, но в целом был практически безразличен.
Ишуас рассказывал то же самое, что и Готам. Истина скрывалась глубже. И пути к ней охранял некий Паразит, главным оружием которого являлось «счастье». Ишуас говорил, что именно Паразит не даёт смертным прорваться в Изнанку, чтобы там осознать её великое превосходство над жизнью. Что Изнанка страшна только лишь тем, кто не обладает большой степенью самоотречения. Говорил, что все смертные – глупцы. Заблудшие. И он был глупец, что не прочитал Книгу раньше. И Камил – тоже глупец. Ишуас сетовал на то, что его друг погряз в этой самой презренной «жизни», в погоне за иллюзиями, утопая в самом же себе. Но относился к нему с ласковостью, с какой относится воспитатель к маленькому ребёнку. Это особенно раздражало.
Камил же не собирался читать Книгу Знания. Он считал, что она – как то самое снадобье «слёз радости». Захватывает разум и не оставляет от былой личности ничего.

Ишуас, после чтения Книги, усилил свои сновидческие навыки: и благодаря Книге и благодаря усиленной практике, которую он теперь регулярно, почти без остановок, совершал. Ишуас смог даже избавить Камила от чёрного облачка, прицепившееся к его сердцу. Он перекинул это облачко на случайного прохожего. На душе у Камила после этого сразу же посветлело, что-то освободилось. Теперь его не донимали плохие мысли с той же частотой, как ранее. Ему действительно стало легче жить…
-- А что будет с тем прохожим? – спросил Камил. – Мне его очень жаль…
-- А по-другому никак, -- сказал Ишуас. – Твари всегда цепляются на кого-то. И если не переподцепить – они просто вернутся на старое место.
-- Спасибо, Ишуас. Я никогда этого не забуду. Готам отказывался очистить меня от этой твари. Но я с ней не стал лучше или сильней – только хуже.
-- Это потому, что ты не избавился от неё сам, -- ответил Ишуас. – Практикуй сновидчество. Это самое важное, чему может научиться человек. Это пригодится после смерти.

Лиза родила в марте. Повитухи всё причитали, какой хороший родился «ребятёнок». Мальчик. Большой, крепкий, здоровый.
Лиза с ужасом наблюдала, как Камил брал её ребёнка на руки. Она Камилу не доверяла, она его боялась. Материнский инстинкт в тот момент перебил действие снадобья. В её глазах вдруг сверкнула злоба, как у загнанной кошки. Что, если он отвергнет дитя? И отвергнет её саму? А если он убьёт дитя? Что тогда?!
Ребёнок действительно оказался здоров. Без изъянов. Это было удивительно. И глаза – тёмные. Как у Камила. Удивительно, однако, младенчик оказался куда больше похож на Миробоичей, чем на саму Лизу! Камил понял, что это – его сын. Это осознание разразилось в его душе, словно молния. Это – его сын. Его плоть, его кровь. Его наследник. Камил вдруг испытал прилив нежности и осознал, что все эти месяцы – вёл себя, как самый последний ублюдок, идиот. Как можно было вообще отвергать своё же дитя? Но теперь Камил намеревался поменяться. Творить добро. Проявлять заботу.
-- А он совсем не плачет, -- заметила одна из бабок-повитух. – Даже когда только вылез… Вырастет великим воином.
Ну, конечно, он же Миробоич, подумал Камил.
Он признал ребёнка. Это был его сын. Он сразу дал ему имя – Ведагор. В честь своего древнего могущественного и загадочного предка.
Сначала он хотел назвать сына Ормандом, однако это имя уже занял Есений, назвав своего наследника. Слишком много Ормандов окажется в родовом имении, можно будет сойти с ума…

Весть о рождении своего сына Камил отправил Есению. Для старшего брата это оказалось большой неожиданностью. Он оказался совершенно не рад известию. Он считал, что аристократам не пристало оплодотворять простолюдинок. Особенно аристократам рода Миробоичей. Он, видимо, планировал поженить Камила на какой-то старой баронихе – этой осенью, когда Камил вернулся бы в поместье, закончив обучение. Тогда бы у Миробоичей стало много союзников в Горной Дали, и тогда бы князю Искро пришлось считаться с их могучей силой.
Камил брата, естественно, не послушал, отправив в ответ грубостей по поводу того, чтобы тот болван сам и лобызал старушачьи отвислости. И после этого сразу же поженился на Лизе. Хоть это и было как-то неправильно – жениться на пустой оболочке. Но Камил уже испытывал привязанность к сынишке, ему была отвратительна даже сама мысль сделать Ведагора незаконным.

Вальдемар смотрел на эту свадьбу с огромной завистью. Но Камил больше не наглел, не вытворял со своими прихвостнями жестокостей. Он насытился местью. И теперь хотел заниматься обустройством будущего своей семьи. Хотел заняться добрыми делами.

Лиза вскармливала Ведагора грудью. А мальчик всё не плакал. И не плакал. Никогда. Даже когда был голоден. Он молчал. И личико его ничего не выражало. Поначалу Камил не обращал на это особого внимания, полагая, что так и должно быть. Но потом наслушался рассказов, насколько же беспокойны порой бывают маленькие дети. И понял. «Слёзы радости» всё-таки навредили сынишке. Ведагор не плакал. Но он и никогда не радовался. «Слёзы радости» не отняли его ручки, его ножки. Они не сделали его слепым. Но вместо этого они пожрали все его эмоции.

Ректор Аппий быстро изгнал их из спален Лагеря. Ректор сказал, что Камил и Лиза теперь взрослые, если отважились на такой поступок и в Лагере им не место.
-- Ищите пристанище себе и своему дитю в другом месте! Похабщины я в Башнях не допущу. Вы – отвратительный пример для наших учеников… да и спальни не подходят для воспитания ребёнка… Но я позволю вам доучиться. Вам до конца обучения осталось не так уж и много. Так уж и быть, я согласен вас терпеть. Надеюсь, Миробоич, ты запомнишь мою благосклонность. Я сделался совсем уж старый. И склонен к излишней сентиментальности. Когда скоро в гроб – хочется, чтобы тебя запомнили, как доброго человека.

На скопленные сбережения Камил арендовал комнатушку в городе. Денег имелось прилично – он ведь хорошенько обобрал Нойманнов.
В те самые дни, полные бессонных ночей и суеты, Камилу прилетела печальная весть из родового имения.
Его старший брат Есений – умер.
***
«Темнейший» на АТ: https://author.today/work/316450

Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez