Сорок Первый. Прощай, Пехота!⁠⁠

79 лет назад – 7-го июля 1941 года – в Минске попал в немецкий плен Александр Лисичкин (старший брат моего деда Петра Лисичкина) – пилот бомбардировщика, сбитого в третий день войны над Белоруссией. О нём самом я подробно рассказывал ранее, как и о положении дел в Авиации вообще, а также в Артиллерии и Бронетехнике. Сегодня осталось завершить этот печальный цикл рассказом о том, как подставили под разгром ещё один род войск, самый массовый – Пехотинцев, сотни тысяч которых попали в эти дни в плен вместе с Александром Лисичкиным – в так называемых Минском и Белостокском «котлах». Это были последние дни Приграничного сражения: 6-го июля завершилась Львовско-Черновицкая оборонительная операция на территории Западной Украины, а 8-го июля – Белостокско-Минская в Белоруссии.

Казалось бы, после описанного ранее положения дел в других родах войск, читатель вправе ожидать, что уж хоть в Пехоте-то у нас было всё в порядке. Ну в самом деле, что там можно напартачить? Это ведь не сложная техника, не танк и не самолёт. Дайте пехотинцу винтовку, ящик с патронами и две гранаты, поставьте за спиной заградительный отряд – неужели это так сложно?

Оказалось – да. В последние годы стало модно кричать «Минобороны выложило в сеть очередную порцию секретных материалов». Открываешь – а там вздох разочарования в комментариях: мол, в очередном «рассекреченном» массиве нет никакой научной новизны, ничего такого, что следовало бы секретить. На самом деле, надо просто знать – на что обращать внимание. Эти материалы были секретными до тех пор, пока поколение Пепси окончательно не отупело от котегов и сисег, не превратилось в «культурного потребителя» (по выражению Министра образования РФ) – и тогда можно спокойно вываливать перед ним что угодно.

В данном случае, к юбилею начала Великой Отечественной войны вышла не только статья президента из России, где в завуалированном, понятном лишь посвящённым виде, названы её организаторы – русские дворяне, преемниками которых является и нынешний, как он это называет, «истеблишмент». Кроме неё, вброшены очередные рассекреченные материалы, которые подаются определенным образом, для делания неправильных выводов читающей толпой.

Возьмём для примера сборник под условным названием «Первые дни войны глазами РККА». Он представляет собою «… в канун 79-й годовщины начала войны на интернет-портале Минобороны России были опубликованы ранее неизвестные документы — оперативные и разведывательные сводки Генерального штаба Красной Армии, сводки с фронтов, шифрограммы, воспоминания участников первых боев и дневниковые записи…».

И читаем там отакэнный лозунг, среди материалов опроса раненых офицеров Красной Армии, находившихся на излечении в госпитале (их попросили назвать СЛАБЫЕ стороны противника):

«… Ночью немцы не наступают. Даже если они ведут атаку, и вдруг пробило 22 часа – атака прекращается, они разворачиваются и уходят на ночной отдых. Ночью они ведут себя беспечно. Выставив охранение, основные силы с 22:00 отдыхают. В то же время наши войска эту беспечность не используют, то есть – не наступают… У моего подразделения не было вооружения для того, чтобы атаковать немцев ночью …».

Тиражируя везде этот фрагмент, в нашем информационном поле расставляют акценты таким образом: во, дураки-немцы не умели наступать ночью! В таком виде фраза разошлась по заголовкам и последующим обсуждениям: «ты слышал? Немцы были такими моральными уродами, что даже не могли наступать ночью. А вот наши – красавцы, и т.д.».

На самом деле, в этой фразе главное во второй части, которую проглатывают без пояснений: «… наши войска эту беспечность не используют… Не было вооружения для того, чтобы атаковать немцев ночью…».

Что я сейчас прочитал? Война англичан с бурами? Испанских конкистадоров с туземцами Америки? Исповедь ветерана ИГИЛ (запрещенной в России организации)?

Красная Армия не имела тактико-технических средств, чтобы даже атаковать ночью спящих немцев! Что же тогда ей оставалось днём, т.е. с 4:00 до 22:00 (июньские ночи в наших широтах не длинные). Правильно, только отступать на десятки километров в день, и стотысячными массами сдаваться в плен в многочисленных «котлах».

Почему? Потому, что война есть, в первую очередь, противостояние оружия. Что бы там не говорили о внезапности нападения, а потом о логистике и экономике, и прочей ерунде. Если идёт противостояние равного оружия, то результат, строго говоря, не предопределен. Было бы по-разному: немцы бы побеждали в Белоруссии, а мы – в Украине (или наоборот). Сегодняшний бой выиграли бы немцы, а завтрашний – мы. Немцы были бы сильнее днём, а мы – ночью, и в итоге линия фронта просто топталась бы на месте, как в Первую Мировую войну.

Но если немцы побеждали всегда и везде, и в Украине и в Белоруссии, и днём, и не особо проигрывали ночью – это говорит о нашем системном провале в противостоянии оружия. О том что, как, я уже показывал в предыдущих статьях, предатели – русские дворяне, члены международного синдиката организаторов Великой Отечественной войны, сознательно разоружали армию, подставляя её под гарантированный разгром. Который не замедлил себя ждать.

И дело вовсе не в том, что основным оружием нашего пехотинца перед войной была автоматическая винтовка СВТ, в просторечии «светка». Знаменитый автомат «ППШ», официально принятый на вооружение Красной Армии ещё 21 декабря 1940 года, начал реально поступать в войска только после Сталинградской битвы – в конце 42-го. А, как пишет Википедия «… К концу войны этим оружием было вооружено порядка 55 % бойцов Красной Армии, и оно стало неотъемлемой частью образа советского солдата военной поры…». Писатель Григорий Климов в своём романе «Берлинский Кремль» (к сожалению, запрещенном в СССР) утверждает, что в 1945-м войска получали ящики с новенькими автоматами в смазке, где стояла дата изготовления «1941 год».

Так вот, винтовка «СВТ» на самом деле была великолепным оружием, да ещё и опередившим своё время. Вся послевоенная концепция НАТО строится на вооружении пехотинца подобными ей автоматическими винтовками. Они имеют стратегическое преимущество перед «автоматами» (будь то ППШ или Калашников) по дальности и точности стрельбы. Но имеют и существенный недостаток: ненадёжны и капризны, т.е. чувствительны к загрязнениям, плохому уходу и неправильной эксплуатации. Тогда как главным (и, к сожалению, единственным) достоинством «калаша» является его простота и надёжность. За что последний очень популярен среди бедуинов, боевиков в белых кроссовках и тому подобных непрофессиональных пользователей из числа арабов и африканцев, а также на постсоветском пространстве, где не придумали ничего умнее, как вооружить этим девайсом регулярную армию. Тогда как НАТОвское индивидуальное пехотное оружие, автоматическая винтовка, предназначено строго для профессионального пользователя, контрактника, который способен за многолетнюю службу научиться правильному уходу и обращению с ней. И она отблагодарит его сторицей: если против НАТОвских «Чёрных Винтовок» выйдут можем-повторяльщики с калашами, то это будет в чистом виде повторение 22-го июня 1941 года: последних перестреляют с дальних дистанций.

В реальном же 1941-м было ещё хуже: мы умудрились выставить в первую линию непрофессиональных пользователей со сложными автоматическими винтовками, которые те не освоили, забили пылью и песком, и потом ещё подшлифовали водой при форсировании речек. Так родилась легенда об «одной винтовке на троих» - остальные были поломаны в неумелых руках и выброшены как ставшие бесполезными палки. Пришлось отказаться от «светок», к тому же очень дорогих в производстве, и вооружать оставшихся бойцов трёхлинейками прошлого века – простыми и дешёвыми винтовками бельгийского оружейника Леона Нагана, которые на нашем рынке называли «мосинками» (по имени капитана Мосина – директора завода, который их делал по лицензии); именем Нагана из Льежа у нас напрямую называли только его же пистолет с револьверным барабаном. А «светка» до конца войны оставалась оружием для продвинутых пользователей – таких, как снайперы или морские пехотинцы.

Но я вовсе не хочу сказать, что наша пехота была слабее немецкой именно в этом компоненте. Речь, скорее, об общем отношении к этому роду войск со стороны нашего государства и общества. В пехоту, мол, идут те, кто не способен освоить не то что самолёт, а даже управление танком, или заряжать простейшую пушку. Пропаганда делала героев из кого угодно, только не из пехотинцев. Это нашло отражение, например, в стихотворении полковника Твардовского, который умоляет пересмотреть подобное отношение:

«… Любят летчиков у нас,

Конники в почете.

Обратитесь, ПРОСИМ вас,

К матушке-пехоте!

Пусть тот конник на коне,

Летчик в самолете,

И, однако, на войне

Первый ряд — пехоте.

Пусть танкист красив собой

И горяч в работе,

А ведешь машину в бой —

Поклонись пехоте.

Пусть форсист артиллерист

В боевом расчете,

Отстрелялся — не гордись,

Дела суть — в пехоте.

Обойдите всех подряд,

Лучше не найдете:

Обратите нежный взгляд,

Девушки, к пехоте…».

Это отношение проявлялось буквально во всём, начиная с Полевого Устава Красной Армии 1939 года:

«36. … Стрелковая дивизия — основное общевойсковое тактическое соединение.

Она состоит из частей разных родов войск, имеет постоянный состав и способна к самостоятельному ведению всех видов боя.

Главной составной частью стрелковой дивизии является пехота … ».

Как видим, наша стрелковая дивизия (т.е. пехотная) должна была «самостоятельно вести все виды боя». Но для этого ей, на 14,5 тысяч человек штатного состава, выделялось транспорта и вообще того что движется: «грузовых автомобилей – 451, лошадей – 3039, повозок – 841, мотоциклов – 14, тракторов – 99 и танков – 16».

Весь этот транспорт предназначался для перевозки боеприпасов, продуктов и имущества, для буксировки приданной дивизии артиллерии, а это немало: «Станковые пулемёты - 166, Огнемёты – 30, Миномёты (разного калибра) – 150, Пушки и зенитные пулемёты (разного калибра) – 162». А солдаты должны были всё время ходить пешком.

Были ещё «моторизованные» дивизии в составе мехкорпусов: по идее, их пехота должна была ездить на грузовиках, но только во время марша. В бою ей тоже предстояло бегать за танками пешком (да и понятно: как идти в бой в грузовике?). Но наши моторизованные дивизии к началу войны не успели обеспечить и грузовиками, поэтому они по факту были обычными пехотными.

Итак, основным звеном нашей пехоты был боец с винтовкой и двумя гранатами, обязанный в таком виде «самостоятельно вести все виды боя», т.е. оборонительный и наступательный бой. И вот сидит он, 22 июня 1941 года, в окопе, где-нибудь в Галиции или в Западной Белоруссии:

«Даже сетовать неловко

При такой, чудак, судьбе:

У тебя в руках винтовка!

Две гранаты при тебе!»

Хотя, откуда окоп, если нападение было внезапным? Хорошо если хотя бы под кустиком, за забором, на чердаке сарая. Возможно, вам встречалась история о герое-пограничнике, который несколько дней отстреливался из… дупла дуба. В память об этом подвиге, Почта России выпустила конверт с его изображением, тиражом 500 тысяч штук.

Ну хорошо, успели отрыть окоп (долго ли умеючи), и вот встречаем вторгшегося противника во всеоружии:

«… Всё ближе и ближе. Последний патрон

Давно захлопнут затвором в стволе.

Не отступать – это закон!

Лишь бы и им не жить на земле …»

И внезапно выясняется, что немецкая пехота наступает отнюдь не в пешем строю. Она едет на бронетранспортерах, имеющих противопульную и противоосколочную защиту. Подбить его можно только из пушки – но не у каждого нашего пехотинца в окопе стоит пушка с боекомплектом. Она не относится к индивидуальному оружию пехоты.

Можно ещё гранатой его. Не дело даже не в том, что гранат всего две. Тактика немцев такова: бронетранспортер останавливается дальше чем на дистанции броска гранаты: в 50-60 метрах, и начинает молотить из пулемёта. Под его прикрытием, из бронетранспортера высаживается десант – 10 пехотинцев противника, и всё это происходит очень быстро и неожиданно. Результат для нашего бойца в большинстве случаев – плен либо гибель.

Всё дело в том, что у немцев было совсем другое отношение к Пехоте. Она считалась главным родом войск, а все остальные – танки, авиация и артиллерия – не более чем средства усиления пехоты, которые являются по первому её вызову (в бронетранспортере есть рация) и проутюживают наши окопы, с которыми немецкие десантники не справляются сами. Вот как сформулировано в немецком Уставе:

«… Пехота – основное оружие государства. Она преодолевает последнее препятствие и своим огнём сокрушает последнее сопротивление противника… Пулемёт – основное оружие пехоты. Пулемёт обеспечивает все виды боя подразделения …».

У немцев были, как и у нас, два вида пехоты. Первый вид – это обычные пешие солдаты, как в эпоху наполеоновских войн, с обозами и артиллерией на конной тяге. И второй вид – моторизованная пехота на бронетранспортерах, которая в свою очередь была неотъемлемой частью ударной Триады: танки + САУ + пехота на бронетранспортерах. При поддержке ещё и авиации, они прорывали нашу оборону и устремлялись в тыл, создавая кольцо окружения. А за ними уже шла, заполняя пространство, обычная пешая пехота типа нашей: оформляли пленных и достреливали раненных.

У нас такие высокомобильные войска тоже были созданы, но только «на бумаге». В виде механизированных корпусов, куда входило две танковые дивизии и одна моторизованная, а фактически (как сказано выше) – обычная пешеходная, потому что до поставки американских грузовиков был ещё не один год, а первые бронетранспортеры в СССР появятся в 50-е годы.

Немецкий мотопехотный батальон состоял из четырех рот (трех стрелковых и пулеметной — роты поддержки), кроме них в состав батальона входила рота тяжелого вооружения. Каждая рота подразделялась на три взвода, а взвод, соответственно, — на три стрелковых отделения и отделение минометчиков. В каждом отделении был бронетранспортер «Ганомаг», вооруженный пулемётом, с рацией, экипаж 2 человека + 10 десантников. Всего во взводе 4 бронетранспортера (три десантных и один миномётный), плюс специализированные машины – с двумя пулемётами, более мощными радиостанциями, огнемётами, зенитными средствами или лёгкими пушками и так далее.

Помимо пулемёта, вооружение отделения из 10 десантников состояло из: восьми карабинов Маузер и двух автоматов Шмайссер.

Всего в мотопехотной роте было 13 десантных бронетранспортеров. С учетом специализированных машин, в батальоне было 53 бронетранспортера. В противотанковом взводе один бронетранспортер находился в отделении снабжения и обеспечивал подвоз боеприпасов. В каждом из трех расчетов противотанковых орудий был один бронетранспортер для буксиовки противотанкового орудия. Во взводе пехотной артиллерии находился один бронетранспортер, который использовали для подвоза боеприпасов, и два для буксировки пушек поддержки пехоты. В саперном взводе было по одному специализированному бронетранспортеру в каждом из четырех отделений. В немецкой моторизованной дивизии было 8 мотопехотных батальонов. В составе танковых дивизий – одна моторизованная рота (в начале войны. Потом – уже батальон).

Почему немцы не наступали ночью? Потому что водитель бронетранспортера в темноте рисковал впилиться в дерево или перевернуться в овраг. Фары включать на войне нельзя в целях светомаскировки.

Почему мы не могли ночью атаковать спящих немцев? Они ставили бронетранспортеры в круг, и в центре этого круга заваливались спать, выставив часовых конечно. Бронирование у «Ганомагов» сильнее, чем у лёгкого танка. Атаковать ночью, с винтовками против бронетехники, с криками «Ура!» бросаясь под пулемёты? Именно так и приходилось делать во время попыток прорыва из окружения. Но, как мы знаем, прорваться таким образом удавалось не только лишь всем. Подкатить руками пушку в темноте поближе и шарахнуть? Но немцы после первого же выстрела заведутся и разъедутся врассыпную, а потом заедут в тыл раньше, чем ты успеешь развернуть ту пушку на лошадиной тяге. Лошадь не бронетранспортер, могут и перестрелять.

Словом, это было противостояние армии практически современного типа (немецкой) с одной стороны, а с другой – нашей, словно бы остановившейся в своём техническом развитии после Полтавской или Бородинской битвы. Но и это было ещё не всё. Предатели в руководстве страны, не только сделали вид, что так и должно быть, но и самой расстановкой воинских соединений облегчили немцам разгром советских пехотных армий. Общеизвестный факт, который излагают следующим образом: «Сталин держал основную массу наших войск на Украине, а немцы взяли и нанесли главный удар по Белоруссии». В 1942-м было наоборот: «Сталин держал войска на центральном участке – перед Москвой, а немцы взяли и нанесли главный удар на Восточной Украине». В 1943-м снова: на Курской Дуге, главного удара ждали на северном участке, у Рокоссовского (и там действительно было больше немецкой пехоты), но сильнейшим оказался удар на юге – на участке Ватутина: там было в несколько раз больше немецких танков.

Как видим, каждый раз складывается такой «валет», когда мы умудряемся неправильно угадывать направление главного удара противника, и как бы намеренно ослабляем то направление, где он неделями и месяцами готовится к наступлению. Более того, каждый раз к началу немецкого наступления наши войска (напрочь лишённые мобильности, т.е. неспособные убежать) уже находятся в готовом «мешке», в охваченном положении. Так было и на Курской Дуге, и в ходе Второй Битвы за Харьков (весна 1942), и Третьей тоже (весна 1943). Но особенно это было летом 1941 года. Наши войска находились в так называемом Белостокском выступе, который глубоко вдавался в территорию противника. Две немецкие бронетанковые группы 22 июня нанесли удары по краям этого выступа, тогда как в центре шла та самая немецкая пехота эпохи наполеоновских войн.

Южная бронетанковая группа немцев наступала через Брест (именно здесь разыгралось эпическое сражение, известное как оборона Брестской крепости). Она обходила Белоруссию с юга (Брест расположен всего в 50 км от белорусско-украинской границы), вдоль Припятских болот, и имела осью своего наступления шоссе Люблин – Брест – Кобрин – Минск. Обойдя приграничный город Брест, немецкие танкисты форсировали реку Западный Буг, к 24 июня овладели Бельцами (в 50 км восточнее Бреста) и продолжили продвижение к Минску.

Северная бронетанковая группа немцев наступала через Сувалки (это ныне польский город на границе с Литвой) и далее по территории Литвы, обходя Белоруссию с севера. В первый же день войны, передовые подразделения этой группы вышли к реке Неман (70 км к западу от Сувалки) и захватили мосты в Алитусе и Мяркине, переправились через Неман и продолжили наступление на восточном берегу. Действовавшие вместе с ними (несколько южнее) пехотные соединения, 23-го июня заняли Гродно (областной центр в Белоруссии, в 30 километрах южнее литовско-белорусской границы).

На всём остальном 225-километровом участке границы между Сувалками и Брестом, давление противника было минимальным, ведь главная задача – не дать частям Западного фронта отойти на восток, вглубь СССР, а разгромить их западнее Минска. Для немцев было бы идеально, чтобы советские войска вообще оставались на месте (по выражению маршала Жукова – «стояли насмерть»), и загибались бы в Белоруссии внутри «котла», отрезанные от снабжения. Так оно потом и повелось, в первые два года: сначала «стоять насмерть», потом – окружение и «котёл», и ликвидация «котла».

25-го июня северная группировка противника вышла на подступы к Минску. 26 июня ими были заняты Молодечно, Воложин и Радошковичи – населенные пункты в 50 километрах северо-западнее Минска. Передовая 7-я немецкая танковая дивизия обошла Минск с севера и направилась к Борисову; в ночь на 27 июня она заняла Смолевичи, тем самым перерезав шоссе Минск — Москва в 30 километрах западнее Минска. Другая, 20-я танковая дивизия, 28-го июня около 17:00 ворвалась в Минск с северо-запада.

Тем временем южная группировка, 26-го июня заняла Барановичи, 27-го июня Столбцы, а 28 июня — Дзержинск (это всё города вдоль шоссе Брест – Кобрин – Минск, последний из них – в 30 километрах юго-западнее Минска). Именно здесь, над южной бронетанковой группой немцев, был сбит Александр Лисичкин, старший брат моего деда, что видно из сводок 212-го бомбардировочного полка Дальней авиации, летавшего из Смоленска:

«… 1-я и 3-я эскадрильи в период с 15:28 по 16.34 (24 июня) в количестве 6 самолетов бомбардировали танковые части противника в районе Картуз — Береза и шоссе Кобрин — Брест. На цель сброшено 60 ФАБ-100 с высоты 2000 метров. По наблюдению экипажей, бомбы рвались точно по цели. 4-я эскадрилья в составе 6 самолетов в 20:30 (24 июня) бомбардировала мото-мехвойска противника в районе Гродно и Маловеры. На цель сброшено 60 ФАБ-100 с высоты 1200–3500 метров. Экипажами отмечены прямые попадания в цель. Взлёт — 18:20. Посадка — 22:00.

5-я эскадрилья в составе 9 самолетов вылетела в 18:40 (24 июня) на бомбардирование танковых войск противника в районе Картуз — Береза и Гродно. В результате сильного противодействия истребительной авиации и зенитной артиллерии противника, вернулся на аэродром только один экипаж.

Потери: в течение дня 24 июня не вернулись на свой аэродром 14 самолетов. В 1-й эскадрилье сбиты: экипажи — Бородина, Кондратьева; 2-й эскадрилье экипажи — Сумцова, Долголенко, Бондаренко; 4-й эскадрилье — экипаж Чуевского; 5-й эскадрилье — экипажи Лизунова, Л и с и ч к и н а, Борисенко, Шульгина, Дубровина, Купало, Врублевского, Комочкова ...»

«… Почему всё не так? Вроде всё как всегда:

То же небо, опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух и та же вода,

Только он не вернулся из боя …»

28-го июня немецкие войска полностью овладели Минском, сомкнув кольцо окружения вокруг остатков Западного фронта, заблокированных в Налибокской пуще (в 50 километрах западнее Минска).

К 8-му июля 1941 года бои в Минском «котле» были завершены. Основные силы Западного фронта были частично разгромлены, частично дезертировали, частично ушли в партизаны, частично попали в плен. В ходе Белостокско-Минской операции (с 22 июня по 8 июля 1941 года) противник захватил значительную часть Белоруссии и продвинулся на глубину свыше 300 км, временно остановившись перед следующим советским рубежом обороны – по рекам Западная Двина и Днепр. 11 июля 1941 года в сводке немецкого Главного Командования подведены итоги боёв группы армий «Центр»: в двух «котлах» — Белостокском и Минском взято в плен 324 тыс. человек, в том числе несколько генералов, захвачено 3332 танка, 1809 орудий и другие многочисленные военные трофеи …