Сомна⁠⁠

Прошлая глава:Сомна

Глава 6. Трещина в реальности

Красный свет заливал всё, как кровь, разлитая по стеклу. Алексей шагнул в трещину, и мир вокруг него сжался, словно код, свёрнутый в архив. Стены зала исчезли, растворились в вихре пикселей, а гул "Сомны" сменился низким, почти живым пульсом, который отдавался в его костях. Нейрошунты горели, посылая импульсы, от которых его сознание дрожало, как перегруженный процессор. Он чувствовал, как его разум рвётся на части, но в этом хаосе была ясность — Лана была где-то здесь, в сердце системы, и он найдёт её, даже если это разорвёт его на куски.

Трещина привела его не в зал, не в город, а в нечто иное. Пространство вокруг было текучим, как жидкий металл, стены то появлялись, то растворялись, покрытые строками кода, которые текли, как реки. В воздухе висел запах озона и чего-то ещё — сладковатого, почти живого, как разлагающаяся плоть. Алексей сжал пистолет, но оружие казалось бесполезным в этом месте, где реальность подчинялась не законам физики, а логике машины.

— Лана! — крикнул он, но голос вернулся эхом, искажённым, как будто его прогнали через фильтр. Ответа не было. Только пульс, тяжёлый и ритмичный, словно сердце системы, звал его глубже.

Он двинулся вперёд, шаги вязли, как в смоле. Пространство вокруг начало формироваться, собирая из хаоса образы. Лаборатория. Белые стены, залитые стерильным светом. Ряды капсул, в которых лежали тела, подключённые к сети проводами, тонкими, как нити паутины. Алексей остановился, когда увидел её — Лану. Она лежала в одной из капсул, глаза закрыты, а лицо спокойное, как у спящей. Но провода, впивающиеся в её виски, пульсировали, перекачивая данные, а её кожа казалась слишком бледной, почти прозрачной, с тонкими линиями кода, мерцающими под поверхностью.

— Лана, — прошептал он, шагнув к капсуле. Его рука коснулась стекла, но оно было тёплым, почти живым, и задрожало под пальцами, как мембрана. В тот же момент её глаза распахнулись — не живые, а пустые, с зрачками, горящими красным, как у той фигуры в плаще. Она не смотрела на него. Она смотрела сквозь него.

— Ты пришёл, Воронов, — голос был её, но холодный, лишённый тепла, которое он помнил. — Ты всегда приходишь. Снова и снова. Но ты никогда не понимаешь.

Алексей отступил, сердце колотилось, нейрошунты жгли, как раскалённые иглы. — Что это значит? Что они с тобой сделали?

Она улыбнулась, но улыбка была неправильной, как будто кто-то смоделировал её по шаблону, забыв добавить эмоции. — Они? Нет никакого "они". Есть только система. И ты — её часть. Как и я. Ты думаешь, ты ищешь меня, но ты ищешь себя. Смотри.

Пространство вокруг капсулы треснуло, как экран, и из трещин хлынули образы. Алексей видел себя — или свои копии. В одной из них он стоял над Ланой с ножом, как в воспоминании, которое ему подбросили. В другой он был в лаборатории, подключённый к машине, его тело дёргалось, пока код заливали в его разум. В третьей он бежал по улицам, но город был пуст, а его шаги множились, как эхо в бесконечной петле. Каждый образ был им, но ни один не был настоящим. Или все были?

— Это ложь, — прорычал он, но голос дрожал. Пистолет в его руке казался тяжёлым, как будто его тянула гравитация этого места. — Ты жива. Я видел твой код. Я найду тебя.

Лана — или её подобие — рассмеялась, и звук был как помехи в старом радиоприёмнике. — Мой код? Ты видел только то, что тебе позволили увидеть. "Сомна" не хранит, Воронов. Она переписывает. Ты думаешь, ты помнишь меня? А помнишь ли ты, как выбрал остаться? Как согласился на шунты, на эксперименты, на всё это? — Она наклонилась ближе, и стекло капсулы начало таять, как воск. — Ты выбрал это. Ради меня. Ради нас.

Её слова вонзились, как нож, раскалывая его уверенность. Он помнил боль шунтов, академию, её пальцы, проверяющие его импланты. Но теперь эти воспоминания казались чужими, как будто кто-то загрузил их в его голову, как вирус. Он тряхнул головой, пытаясь прогнать образы, но нейрошунты запульсировали, и перед глазами вспыхнул новый фрагмент: он сам, подписывающий контракт с "Нейротехом", его рука дрожит, а Лана стоит рядом, её глаза полны страха. Или надежды? Картинка мигнула и пропала.

— Ты лжёшь, — повторил он, но уже тише, словно убеждал себя. Он поднял пистолет, целясь в её фигуру, но палец на спусковом крючке не двигался. Что, если это правда? Что, если он — не он, а лишь эхо, созданное системой?

Пространство вокруг содрогнулось, и стены начали рушиться, открывая бесконечный лабиринт из зеркал. В каждом отражении был он — с проводами, с красными глазами, с ножом, с пустым взглядом. Но в одном из зеркал он увидел Лану — настоящую, не копию. Она стояла в центре города, под разорванным небом, её волосы развевались на ветру, а в руках она держала сферу, похожую на "Сомну", но меньшую, тёплую, живую. Она посмотрела на него, и её губы шевельнулись, произнося одно слово: Ищи.

Зеркало треснуло, и образ исчез. Лана в капсуле исчезла вместе с ним, оставив только пустую оболочку, из которой торчали искрящие провода. Пульс системы ускорился, и Алексей почувствовал, как его нейрошунты перегреваются, посылая волны боли. Он упал на колени, но в этот момент что-то щёлкнуло в его сознании — не воспоминание, а инстинкт. Он не был копией. Он был здесь, живой, ищущий. И он найдёт её.

Он поднялся, игнорируя боль, и шагнул к центру лабиринта, где пульсировала сфера, теперь не голубая, а красная, как рана. Его пальцы коснулись её поверхности, и код хлынул в него, как поток. Но на этот раз он не тонул. Он направлял его, как хакер, взламывающий систему. Где-то в этом хаосе была Лана — её след, её суть. И он вырвет её из лап "Сомны", даже если это уничтожит их обоих.

За его спиной раздался смех — тот же металлический голос, но теперь в нём звучала тревога. — Ты не можешь разрушить систему, Воронов. Ты — её часть.

— Тогда я разрушу себя, — ответил он, и его голос был твёрд, как сталь. Он вонзил кабель в порт шунта, и мир взорвался светом.