Смерть в троллейбусе

"Троллейбус возвращался в парк. Немногочисленные пассажиры готовились к выходу, как вдруг раздался страшный удар, и машина стала, как вкопанная. Задняя часть салона была сплющена. Как впоследствии выяснилось, тяжелый грузовик «КрАЗ» зацепил опору моста, которая и рухнула на троллейбус. В результате один человек погиб, трое ранены" – скупо замечает газета "Труд". Этим единственным погибшим и был молодой поэт Владимир Бейлькин. Он похоронен на Киновеевском кладбище Санкт-Петербурга.

Смерть в троллейбусе Поэзия, Кладбище, Троллейбус, Смерть, Длиннопост, Негатив



Бейлькин родился в 1942 году в Калужской области, но детство и юность поэта прошли в Смоленской области. Учился в Архитектурном техникуме в Ленинграде, затем служил в армии на Новой Земле, работал фрезеровщиком на заводе и техником в архитектурной мастерской. По рекомендации поэтов Ярослава Смелякова и Татьяны Гнедич поступил в Литературный институт имени М. Горького в Москве. Окончил четыре курса этого института. Произведения публиковал в периодической печати и в сборниках.

Смерть в троллейбусе Поэзия, Кладбище, Троллейбус, Смерть, Длиннопост, Негатив



У Бейлькина остались сын и молодая вдова. Сейчас они живут в США, но бережно хранят память о Владимире. С их согласия я периодически публикую стихи Бейлькина на портале стихи.ру.

Смерть в троллейбусе Поэзия, Кладбище, Троллейбус, Смерть, Длиннопост, Негатив



В качестве эпитафии на могиле поэта выгравирована последняя строфа его стихотворения, которое стоит прочитать целиком:

Когда разлука обернётся прошлым
И ты ко мне приникнешь безобманно,
В наставшей тишине легко и просто
Ты станешь мной, а я тобою стану.

Есть, есть ещё Голгофы и распятья,
Но в молчаливо нежный этот миг
Я думаю, что более, чем братья,
Все, кто живёт, кто дышит, как и мы.

И как ни разноцветно оперенье,
Душа у всех, по-моему, одна.
Она даётся людям при рожденье –
Безгрешна, бесконечна и вольна.

И все: кузнец, бухгалтер и полярник –
Все, кто живёт, и все, кто раньше жил,
Как бы тираж в мильярдах экземпляров
Единой человеческой души.

И как бы ни был мой конец ужасен,
Мне – реквием, а где-то грянет туш,
Мне не обидно: у меня в запасе
Три миллиарда здравствующих душ!