Служебный дурман
Когда на работе у кого-то случается неразделенная любовь — от этого паровозиком страдает практически весь коллектив. Впрочем, бывает, страдают и от разделенной, из-за которой приходится искать новых сотрудников, но безответная страсть в исполнении старых солдат, не знающих слов любви, — это совсем кранты.
У нас в офисе претендент на лучшую драматическую роль - юрист по госзакупкам Федор Михайлович. Ему лет около 45, он выглядит как суровый упитанный крючкотвор, непоколебимый в вопросах работы и непробиваемый в прочих убеждениях. Но есть в этом застегнутом на все пуговицы костюме слабое звено. Его страсть - нимфетки. Когда в поле его зрения дольше, чем на пять минут, появляется девушка лет 18-21, тоненькая, с маленькой грудью и длинными волосами, он утрачивает остатки разума и начинает процедуру ухаживания. Самое трагическое в этой процедуре — то, что ухаживает он и за девушкой, и за собой. Девушке приносит какие-нибудь сладости, а с собой творит совершеннейшее непотребство. Впрочем, по порядку.
В последний раз мы пережили это стихийное бедствие два года назад (до этого его увлечения были не столь катастрофичны). Тогда секретарем руководителя работала 19-летняя девочка Нина — племянница предыдущей секретарши. Тонкая брюнетка, на которой даже мешок из-под картошки смотрелся бы как наряд от кутюр, свела Федора Михайловича с ума окончательно и бесповоротно. В один прекрасный день, принеся руководителю на подпись очередные контракты и увидев Ниночку в юбке на ладонь выше колена, он влип как муха в банку с медом и, влипнутый, восславил свой сладкий плен. В приподнятом настроении, будто хлопнул рюмашку хорошего коньяку, он несколько недель летал по коридорам с безумной улыбкой, ежедневно таскал Ниночке шоколад и марципаны, рассказывал какие-нибудь длинные истории о своем богатом жизненном опыте и даже в коридоре из приемной был слышен его маньяческий хохот над собственными шутками.
Юрист по госзакупкам в нашей конторе человек весьма важный, поэтому робеющая девочка сладости поначалу принимала и Федору Михайловичу улыбалась, но бегала советоваться в бухгалтерию, как ей поступать, когда дяденька, годящийся ей в отцы, пытается нежно взять ее за ручку. Вроде деликатно, но смысл поползновений ясен. Бухгалтерия лопала федормихалычевы бельгийский шоколад и марципаны и советовала выходить за него замуж: зарплата у него хорошая, джип большой, а за алименты удерживается не так уж и много. Этот вариант Ниночку не устраивал, и возможные дорогие подарки не прельщали, поэтому она избрала другую тактику: при виде Федора Михайловича пыталась притвориться глухонемой и почти мертвой.
Когда намеки не прошли, Ниночка прямо сказала упорному кавалеру, что предпочитает встречаться с ровесниками, и он сильно взгрустнул. Но взял себя в руки и решил, что ради любимой девушки сможет преобразиться, и тогда она не устоит.
Первым делом сел на диету. И вот тогда наша контора крякнула. Казалось бы, что такого? А то, что худеть Федор Михайлович решил особо зверским способом — выпивая ежедневно почти по целой трехлитровой банке какого-то мутного пойла, состоящего из лимонного сока, резаного имбиря, свежих огурцов и еще какой-то неведомой субстанции. Отопьет — пойдет поработает, отопьет — поработает. В общественном холодильнике стояли по две-три банки с этим эликсиром жизни, причем на лучших местах, ибо на худшие не помещались, и бухгалтерия, пропихивая между волшебными напитками палки колбасы и салатики с майонезом, начала роптать. Мол, обычно заказывал себе в кабинет суши-роллы и прочие разносолы и не занимал место, а как жрать перестал, так забил весь казенный холодильник. Федор Михалыч территориальными претензиями пренебрегал, и лишь когда в какой-нибудь банке заводилась плесень, воровато выливал пойло, а на другой день приносил свежее.
Но худеть ему показалось мало. И он занялся омоложением. Долго, нудно, во всех подробностях (юристы — народ дотошный) допрашивал наиболее продвинутых сотрудниц, какие маски для лица они предпочитают для лифтингового эффекта, и в каком салоне красоты качественно колют ботокс. Если раньше от федормихалычевых поползновений шарахалась только Ниночка, то теперь и прочие женщины начали избегать безутешного Ромео. Придешь, бывало, уточнить, какой объем информации мы еще не получили по контракту с радио или телевидением, а он тебя останавливает вопросом: «А ты где чистку лица делаешь?» или «Ты пробовала в салоне «Двуликий Анус» медовый массаж ягодиц?»
Вскоре перемены заметил даже завхоз Петрович. Возвращаясь из типографии с очередной партией свежеотпечатанной продукции, он чуть убился казенной машиной об стену, увидев, как Федор Михайлович задумчиво стоит на крыльце здания и рассматривает в зеркальной двери свои свеженарисованные брови. Вот реально, ходил человек с обычными, ничем не примечательными мужскими бровями, и вдруг заказал себе в салоне тщательно прокрашенное оволосение то ли как с картин Врубеля, то ли как из мультфильмов Диснея. С долговременным эффектом. Видимо, начитался рекламы типа «брови — лицо вашего лица» или «брови — зеркало души» и рискнул. Эффект, конечно, был потрясающий, и потряс он не только Петровича, который даже побоялся поздороваться, но и всех остальных. Ведь в этом зеркале отразилось все отчаяние и страсть федормихалычевой души, томящейся без благосклонности Ниночки. Короче, наступила в его жизни черная полоса. Даже две полосы — по одной над каждым глазом.
- Старуха Изергиль, е...твою мать, - тихо сказал Петрович, выражая общее мнение о том, похорошел ли наш юрист по закупкам.
Сисадмин, который сидел с Федором Михайловичем в одном кабинете, к вечеру заработал косоглазие, не в силах перестать украдкой разглядывать новый облик соседа. Косоглазие на второй глаз сисадмин заработал, когда Федор Михайлович решил визуализировать свои желания и развесил по всей стене над столом картинки, на которых мускулистые мачо в разных позах предавались соитию с тонкими темноволосыми девушками то в лесу, то на морском пляже, то на фоне белоснежного особняка с колоннами.
Но ни минус четыре килограмма с тушки Федора Михайловича, ни его новые расписные брови Ниночку не увлекли. При виде своего верного поклонника она нервно вскакивала с места и начинала что-то сосредоточенно искать в шкафу с папками, а Федор Михайлович грустно рассматривал сквозь стеклянные дверцы шкафа ее попку как орех и плелся на выход — в сторону холодильника, чтобы вновь пивнуть своей молодильной воды.
Он делал себе уколы в подбородок для рассасывания жира, уколы в лоб для разглаживания морщин, уколы в живот для рассасывания сползшего с подбородка то ли жира, то ли морщин… Апофеоз его преображения наступил в тот день, когда он покрасил волосы. Не сильно, конечно, а просто вроде как «освежил» свой естественный русый цвет и убрал проглядывающую сквозь него седину, но получилось очень заметно, потому что краска имела сильный золотистый пигмент, и при свете дня казалось, что над измученным челом Федора Михайловича светится нимб.
Несмотря на перенесенные страдания наш раненый стрелой Амура работал по-прежнему добросовестно, просто постоянно скандалил со всеми, кто хотя бы косо на него смотрел. Так, мы узнали, что женщины после 27 никому не нужны, что салаты с майонезом ведут к деградации, а молодые парни почти поголовно разносчики венерических заболеваний, потому что ничего не понимают в сексе, что филологи слишком приукрашивают Пушкина (потом объясню, при чем тут нимфетки), и с ними разговаривать не о чем... Естественно, аудитория не оставалась в долгу, и тоже сообщала Федору Михайловичу много нового о его моральном и физическом облике. И тогдашний директор организации решил действовать. Он рассудил, что хорошего специалиста по госзакупкам найти труднее, чем секретаршу, и Ниночке пришлось уйти. Вскоре после того, как Ниночка со своими каблучками, юбочками, кулончиками-сердечками и хлопаньем ресниц нас покинула, из холодильника исчезли трехлитровые банки, покрытые уже почти разумной плесенью, а брови Федора Михайловича постепенно приняли прежний вид…
И вот, когда наш юрист уже совсем выздоровел и даже перестал по телефону орать на свою жену (да-да, вот уже лет 10, оказывается, он жил в гражданском браке с некоей женщиной, о которой даже не упоминал!), в организацию пришла новенькая девушка-бухгалтер. Юная фея с талией в две ладони и с огромными голубыми глазами. Через час от начала рабочего дня на ее столе образовалась коробка конфет от неизвестного доброжелателя.
- Лучше бы ты наркоманил, Федор Михалыч, - в сердцах сказал Петрович. - Я не пойму, у тебя х.. взбесился или ум обносился?
Федор Михайлович ничего не ответил и с достоинством ушел прочь.