Следователь из Ватикана⁠⁠

Прошлая глава:Следователь из Ватикана

Глава 14: Зеркало без края

Пепел осел, но буря не стихла. Она жила во мне, в моих лёгких, в каждом ударе сердца, что билось в такт шагам города. Книга лежала передо мной, раскрытая, её пустые страницы дышали, как лёгкие, ждущие моего дыхания. Я был один на площади, но не один — тени Лукасов, Софий, городов шептались в ветре, и их голоса сливались в хор, который я не мог заглушить. Мои пальцы, испачканные кровью и чернилами, дрожали над бумагой. Я знал: каждое слово, что я напишу, свяжет меня с книгой ещё сильнее. Но я не мог остановиться. Город требовал слов. Я требовал их.

Я начал писать. Перо — моё ребро — скрипело, как кости, ломающиеся под весом мира. Первое слово было «зеркало». Оно вспыхнуло на странице, как искра, и площадь задрожала. Камни под ногами треснули, и из трещин поднялась гладкая, как стекло, поверхность. Она отражала не меня, а город — но не тот, что я знал. Его улицы были изогнуты, как спирали, дома пульсировали, как живые, а фонари мигали, словно звёзды, падающие в бездну. В этом отражении стояла София. Её глаза были моими, но в них была пустота — не та, что пугала, а та, что звала.

— Ты пишешь, — сказала она, её голос был мягким, как пепел, оседающий на кожу. — Но что ты видишь?

Я посмотрел в зеркало. Там был я, но не я. Мои руки держали книгу, но книга была больше, чем я мог вместить. Её страницы множились, как улицы, уходящие за горизонт. Я видел города, которых никогда не знал: башни из хрусталя, что пели на ветру, мосты, сотканные из света, площади, где тени танцевали, как живые. И в каждом городе была София. Или я. Или мы оба, сшитые, как страницы, одной нитью.

— Это не конец, — сказала она, и её пальцы коснулись зеркала. Оно задрожало, и я почувствовал, как моё сердце бьётся в такт этому дрожанию. — Ты думал, что книга — это ты. Но ты — лишь её тень.

Я хотел возразить, но слова застряли, как пепел в горле. Зеркало начало расти. Оно поглощало площадь, здания, небо. Я стоял на его краю, а за мной была пустота — не тьма, а отсутствие, где не было ни города, ни меня. Книга в моих руках горела, но не сгорала. Её страницы шевелились, как крылья, и я услышал голоса — тысячи, миллионы голосов, каждый из которых был моим. Они пели о городах, о Софиях, о ключах, что открывали двери в никуда.

— Напиши, — сказала София, и её глаза стали зеркалами, в которых отражался я, пишущий. — Напиши, и зеркало станет дверью.

Я поднял перо. Кровь стекала с его кончика, но это была не моя кровь — это была кровь города, кровь книги, кровь всех Лукасов, что жили до меня. Я написал: «дверь». Страница вскрикнула, и зеркало треснуло. Из трещины хлынул свет — не тот, что слепит, а тот, что разрывает. Я шагнул вперёд, и зеркало поглотило меня.

Я оказался на улице, но это был не мой город. Дома здесь дышали, их стены поднимались и опадали, как грудь спящего. Фонари шептались, их свет был словами, которые я не мог разобрать. В центре улицы стояла София. Или тень. Или я. Она держала книгу, но теперь это была не моя книга. Её обложка была из света, а страницы — из времени. Она улыбнулась, и её улыбка была ключом.

— Ты написал дверь, — сказала она. — Но куда она ведёт?

Я посмотрел на книгу в её руках. Она была пуста, но я знал, что это ложь. Страницы ждали меня. Ждали моего имени. Ждали моего конца. Я коснулся книги, и она открылась, как рана. На первой странице было написано: «Лукас». Но это было не моё имя. Это было имя города. Имя Софии. Имя зеркала.

Я начал писать. Каждое слово было шагом. Каждый шаг — городом. Пепел кружился вокруг, но теперь он был не пеплом, а звёздами. Я писал, и звёзды складывались в улицы, в дома, в лица. Я писал, и София становилась мной. Я писал, и город становился книгой. Я писал, и зеркало становилось дверью.

Но за дверью была ещё одна дверь. И ещё одна книга. И ещё один Лукас.

P.S. от автора:

Лукас, ты думал, что зеркало покажет тебе правду, но что, если оно — лишь новая страница? Каждый город — это ты, каждая София — твой голос, каждая дверь — твой выбор. Куда ведёт эта дверь? Напишешь ли ты её конец или начнёшь новую главу? И если книга бесконечна, кто держит перо?