Серёга

- не ищи тут ничего, не надо, - тихо прошептал голос.

- кто здесь?! – Серега вскрикнул от неожиданности, и пытаясь перехватить левой рукой фонарик, судорожно вытягивал из-под ремня трофейный вальтер, доставшийся ему от деда.

- ты кто?! Где ты? Покажись! – повторил он, пронизывая лучом света от фонаря все возможные уголки в помещении, пытаясь отыскать то место, где прятался незнакомец.

- перед тобой я, не ищи, не увидишь, - ответил голос. Свет фонаря выхватил пространство прямо перед ним, но там по-прежнему было пусто и ничего, кроме витающей в воздухе пыли, так и не появилось.

- кто ты? – он снова задал тот же вопрос.

- я девушка, а кто ты?

- Серега, то есть Сергей. Почему я тебя не вижу? Что ты тут делаешь?

- не видишь и не видишь, не велика потеря, люди много чего не видят. А что я тут делаю? Живу, наверное. Тут живу. Все мы где-то живем, я тут, и ты сейчас тут. Пришел то зачем? У меня редко гости бывают.

Внутренне ему не хотелось говорить, но сама ситуация была настолько беспримерная, что он ответил, даже если не очень этого хотел.

- я Камень пришел искать, - ответил Серега. Со здешних мест буду, вырос тут. Пацаном тут был, и здесь мы тоже лазали. Играли. Слухи об этой пещере разные были, мы как и все, что услышали, то и знаем. Только ведь неправдой это всё казалось, да и сейчас неправдой кажется. Не знаю почему, но я решил ещё раз сюда прийти. Говорят, что найти может тот, кто действительно ищет. Или кто очень хочет найти. Вот и решил попробовать.

- может и правду говорят, что найти можно, - ответила девушка. Только зачем?

- как зачем? Лучше стать! Измениться! Другим человеком буду. Он ведь так работает, говорят.

- так да не так, странно работает, сумбурно, - ответила девушка.

- это как?

- как круговорот. Что не бросишь туда, он не останавливается, приумножается. Вот захотел человек богатства, и далось ему богатство. Стало оно у него приумножаться. Живи да радуйся, бед не знай, раз хотел этого. Только порядок такой, что если получил много, то и другому отдай столько же, передай свою выгоду, чтобы две выгоды было. Два богатства. Он подумал и передал. Не абы кому, сыну передал. Не чужому человеку. Плоти своей родной. Но и тот стало быть такое же желание имеет. И любимой своей передал, и трое их так быть стало. А та родителю своему. А тот своему родичу… Вечность в их глазах прошла. И остановиться нельзя. А оно не бывает так, чтобы все богатства у всех были. Слуги ведь они не от богатых идут, и воля богатых сама собой не выполняется. Богатых стало быть много становится, а слуг мало. Но и тут выход присутствует: лишить богатого жизни. И тот, кто ему передал, вместе с ним уходит. Одним махом двух зайцев сразу, да и цепь второй раз плести не требуется. Хорошее решение, но оно тут обратную силу показало: нашлись те, кто за своих родичей, которые их поили, кормили и к хорошей жизни приучили, отомстить захотели. Человек ведь быстро к хорошему привыкает. Всем, конечно, отомстить не получилось, богатство то возможности большие имеет. Замок можно построить, укрыться, переждать бурю, что и делали, конечно. Чай не совсем глупые люди. Только война землю выжигает. Тускло золото на выжженной земле. Дом из пепла не построишь. Жизни на углях не будет… Но оно так не у всех конечно, бывало. Причуда выбора. Кому-то долг озолотить каждого одноглазого на его пути выпал, или одноногого. Ну а люди, как прознали, на всякое способны оказались, нехорошее вышло…

Труден путь богатства, нелегок оказался. С красотой оно поинтереснее, конечно, выходило. Столько прекрасных людей стало, счастливых, молодых, когда хочется жить вечно… А оно и так и оказалось, поняли, что и старость можно обмануть и красоту сохранить, если какой другой орган у чужого человека взять, пока тот юн и молод… Забавные причуды получились, красочные.

Ну а слава, гениальность, творчество – тут всё под одну гребенку. Нету у человека иного желания.

Хотя, конечно, не всем такое по душе, не все на это соглашались. Уходили. Только, бывало, что и возвращались, и тогда снова всё также, скверно. Но это кому как, конечно. У тебя время есть, ты ещё ничего не нашел, подумать можешь, некуда тебе торопиться.

Спешить было и правда некуда. Серега сёл на старый, пыльный, деревянный табурет, достал из кармана пачку сигарет и закурил. Дым пушистыми облаками лениво тянулся вдоль помещения и застывал в пыльном воздухе. Он задумался про себя. Ведь никто не знает, чем оно кончится? Эта говорит, что обычно скверно, но если обычно так, значит и исключения бывают?

- скажи, а был ли кто-то у кого всё по-другому сложилось? Ну прям вот хорошо. Прям человек стал тем, кем хотел, или получил то, что хотел, и не стало плохо?

- оно конечно и такое бывало, хоть и редко, но там другая плата есть. Тебе ведь желание дается не для того, чтобы ты его только для себя держал, поделиться должен, обязательно должен. Не поделишься? Платить будешь.

- как платить? Чем?

- а вот этого я не знаю. Недоступно оно мне знание это.

- как недоступно? Почему?

- а вот так. По ту сторону лежит. Закрыто мне. Не ведаю я за знание это. Вот если сам туда придешь, то сам и узнаешь. А мне сказать некому. Никто оттуда не возвращался.

Серега бросил окурок на пол, затушил его ботинком, и закурил ещё одну. Слова этой «бабки», как он уже для себя называл этот голос (хотя тот совсем не казался старческим), ему категорически не нравились. Получается, выхода нет? Любое принятие решения изначально вело к тупику? Попытавшись что-то создать, ты неизменно разрушал это? А если ты захотел бы и смог бы сохранить лицо, то там, по ту сторону, после твоего жизненного пути тебя неизменно ждала бы расплата? В том, что это должно было быть что-то ужасное, он не сомневался. Страх неведомого внутренне наполнял его и не давал думать рационально. Хотя, о чем тут вообще думать: ты почти нашел, что искал, и понял, что тебе это недоступно. Точнее не так. Желаемое было столь же близко, как и далеко. Невыполнимо. Бессмысленно. Всё бессмысленно.

- а знаешь, я, пожалуй, пойду. Не надо мне это всё. Не буду ничего искать. Довольна? – спросил Сергей, но ему никто не ответил.

- ау, ты здесь, куда пропала? Но в ответ также была тишина.

А может мне всё это привиделось? Надо меньше играть в мистические войны, подумал он про себя. Задержавшись на выходе, Серега немного постоял, посветил фонариком по углам и вышел.

Место это было не то, что глухое, но находилось недалеко и не близко от города. Километров десять. Заброшенная шахта, коих было великое множество на просторах огромной страны. Местные знали об этой шахте, и, хотя в ней не было ничего интересного, люди иногда наведывались в ее сторону, поглядеть, поглазеть и полазать, но далеко внутрь никто старался не ходить. Странные чувства вызывала это искусственно созданная пещера, да и слухи были нехорошие. Бросили её почти сразу, как копать начали. Говорили, что не нашли, что хотели, пустая оказалась. И бригадир там пропал бесследно, хотя за давностью лет никто и не знал, было ли это на самом деле. Никаких лабиринтов и ходов она не содержала – один прямой как стрела тоннель метров сто, может сто пятьдесят, и бытовка в конце тоннеля, которую там почти сразу и оставили.

Серега неспешно шел обратно, обходя небольшие валуны. Он пришел сюда загодя, ранним утром, и сейчас на часах было около часу дня. Торопиться было совершенно некуда. В конце тоннеля был виден тусклый свет, к которому он шел. Бросая луч фонаря себе под ноги, он периодически оглядывался, думая о произошедшем. Но ни сзади, ни спереди, никого, как и ранее, не было, и вокруг была та же тишина.

Первое беспокойство случилось с ним уже через 5 минут, так как выход к нему никак не приближался. Он списал это на эмоциональный стресс и ускорил шаг, но ничего не случилось. Ни через 5 минут, ни через 10, ни через час. Сколько бы он не шел, выход с пещеры был также далек, как и в начале его пути, когда он вышел из бытовки. Беспокойство сменила паника, ему стало жутко не по себе. Несколько раз он пробовал бежать, стараясь не спотыкаться о камни, но ничего не поменялось. Не понимая, что происходит, он заставил себя остановиться и успокоиться: не торопись, дыши ровно. Да, мне, неясно, что происходит, но выход он есть, и мы к нему обязательно придем, а сейчас надо вернуться обратно. И он пошел в другую сторону, возвращаясь к бытовке. Прошло около получаса, прежде чем он вновь заставил себя остановиться, и признаться себе в том, что бытовки нет, и он не может вернуться к ней. А с другой стороны всё также тускло маячил свет выхода. Он вновь заставил себя остановиться, сел на пол, откинувшись на стенку пещеры, и закурил..

Спустя несколько месяцев его бездыханное тело всё также лежало на полу пещеры. Вода, которая была в единственной бутылке, взятой с собой, закончилась на второй день. Попытки выбраться из этого тоннеля он оставил на четвертый день своего пребывания. Хотя раз или два перед тем, как его сердце навсегда остановилось, он пробовал дойти до конца тоннеля, но всё это было тщетно. Удивительно, но его сознание было живо и оставалось при нем. Точнее в том теле, что когда-то было человеком. Никакого света, никакого отделения души, ничего. Словно кто-то включил и выключил свет, и вот он уже лежит на полу, навсегда прикованный к своим останкам. Всё это было невообразимо мрачно, страх сменился отчаянием, которое в свою очередь сменилось безнадежной пустотой. Всё, что он мог, это вызывать образы былого прошлого, которые запечатлелись в его жизни. Они не вызывали эмоций. Обычный калейдоскоп картинок, которые всё ещё пыталась хранить его память, и которые неизбежно стирались с течением хода времени…

Никто не знал, сколько прошло лет, может быть десятков, прежде чем его плоть навсегда исчезла с останков его костей, это была медленная трансформация, очень медленная, словно бетонный рельс пустили сквозь голову, и он монотонно и тягомотно заполнял всё имеющееся внутри пространство. Его сознание всё ещё существовало, но сейчас это была бесформенная, слепая масса, которая не помнила слова, не имела чувств и эмоций, не видела своих воспоминаний…

Перед тем, как окончательно превратиться в прах, он вдруг почувствовал, что что-то изменилось.

По коридору шла она, и не касаясь земли под ногами, в действительности, она парила в этом затхлом воздухе. Подойдя к праху того, что некогда было человеком, она взяла в свою ладонь единственный сохранившийся волос, и пошла обратно.

В бытовке было светло и мрачно, тусклое свечение шло ниоткуда, но оно было и этого было достаточно, чтобы иметь возможность различать все предметы, находящиеся в помещении, которых было не так и много: стол, пару стульев, и несколько ящиков, разбросанных по углам. Мусора было совсем немного, но создавалось общее ощущение, что все ужасно захламлено, пусть это и было совсем не так.

- очухался? - негромко прошептала она, и в этот раз он смог ей утвердительно ответить. Прошло немало времени, с того момента, как она вернула его естество и сознание, которое теперь являлось его единственным оставшимся человеческим волосом, обратно в бытовку. Ему заново пришлось учиться говорить, осознавать, думать. Но теперь, на удивление, он мог видеть и даже разглядеть некоторые детали. Он вспоминал свою жизнь, и события своей жизни, и он вспомнил то последнее время, когда он ещё был жив. Был жив как человек.

- зачем… ты… это… со мной… сделала? – он с большим трудом создал в своём сознании этот вопрос и отправил его в её сторону.

- что сделала? Я ничего и не делала. Ты всё сделал сам, искатель. Ты ведь хотел себя найти? И мне кажется, что ты нашел. Жаль, что очень немногие понимают, что им могут совсем не понравится результаты их поиска, да только поздно оно уже, оказывается.

- скажи… а если бы я… не ушел… нашел… тот камень… чтобы тогда было? – он вновь создал в своём сознании вопрос и отправил в её сторону.

- ничего, - ответила она.

- …почему?

- потому что Я. Тебе. Солгала. С этими словами она достала из-под полы небольшой изумрудный камень и положила его на стол. Казалось, он светится и переливается зелеными оттенками внутри себя. Но при ближайшем рассмотрении, стало ясно, что он состоит из множества волокон, человеческих волос, огрубевших, затвердевших и застывших в каменном изваянии.

Взяв волос, неспешным движением она вплела его в общее переплетение, после чего убрала обратно. В конце тоннеля всё также тускло светил свет, который всегда оставался неизменным.