Роман "Тихони". Перевод. Главы 4-5
ГЛАВА ЧЕРВЕРТАЯ
Осенью я пошла в школу в полной, так сказать, выправке. Подготовившись.
Когда я увидела Бренди в коридоре, она лишь бросила на меня короткий взгляд и посмеялась, пройдя мимо в окружении группки подружек. Я ждала совсем не этого. Признаться, я была разочарована. А сразу после я всерьез разозлилась на себя за это. Весь первый урок я просидела, снедаемая гневом. Учитель рассказывал, что этот год приготовил для нас в плане истории древних цивилизаций, но я едва ли слушала. Я была слишком поглощена мыслями о том, почему меня так задело безразличие Бренди. Я ведь не ради нее изменилась, так? Не для того же, чтобы произвести впечатление на нее? Она лишь посмеялась. А я что, хотела, чтобы она напала на меня? Чего вообще я ждала?
Следующим уроком шло изобразительное искусство, с которым у меня всегда был прядок, но стоило войти в класс, я вновь оказалась перед знакомой задачей: выбор места. Дело в том, что когда ты одиночка, тебе нетрудно найти место в обычном классе с одноместными партами. Ты просто плюхаешься куда-нибудь подальше от "клевых ребят", и все. Но в классе по ИЗО парт нет. Есть только столы на четверых, и ты оказываешься в одной из четверок. В прошлом году было терпимо; я делила стол с тремя девчонками, которые дружили между собой и не были говноедками. Они весь год не обращали на меня никакого внимания, болтая друг с другом, а лишь я изредка улавливала обрывки их бесед и работала над своими проектами. Учителю я нравилась, ведь я хорошо занималась, хотя, признаться, было скучно. Ведь все то же самое я уже делала с мамой: рисовала яблоко, например. Или листочек. Всей этой ерундой я занималась, когда мне было пять. В этом году ИЗО стало предметом по выбору, поэтому я надеялась, что засранцев будет меньше. В дальнем углу возле окна я заприметила незанятый стол.
Класс постепенно наполнился учениками, и никто не сел со мной. Было приятно увидеть, как мало ребят записалось на курс в этом году, хотя и набрался один стол парней, без которых я бы уж точно обошлась. Тусовка Бренди. Они приветствовали друг друга каким-то глупым рукопожатием с элементом "дай пять", будто считали себя неким элитарным обществом. Хотя, видимо, они и были чем-то в этом роде. Для меня так и осталось тайной, как настолько ужасные люди умудряются найти друг друга, и как им удается не замечать, сколько боли они приносят остальным.
Учитель (с прошлого года) мистер Ли, увидев меня в гордом одиночестве, должно быть, захотел поднять мне настроение, сказав:
- Рейчел, а мне нравится твой новый стиль.
Я знаю, он хотел сказать что-то приятное, потому что, видимо, думал, будто мне невесело сидеть одной, типа пусть бедняжка не грустит там сама по себе, но это было совершенно лишним, ведь он взял да и обратил на меня внимание всего класса. А я просто хотела остаться незамеченной.
Само собой, комментарий мистера Ли дал повод дружкам Бренди поржать. Пускай. Ничего нового. По крайней мере, весь год целый стол в моем распоряжении, еще и в окно можно смотреть.
Как раз перед началом занятия в класс вошла на вид неуверенная в себе девочка со светлыми волосами. Она осмотрелась, видимо, в поисках места, а потом потопала к моему столу, усевшись напротив. Она не походила на засранку, и, кажется, не знала никого из класса. В прошлом году я ее не видела. Одета она была в какой-то старомодный сарафан. Ладно, будем соседями.
Мистер Ли начал рассказывать про учебный план на год. Теория цветов и различных приемов, которые мы будем использовать в наших заданиях. Основной уклон возьмем на технику, что меня вполне устраивало. Большую часть материала я уже знала. По крайней мере, хоть с этим предметом все пройдет гладко.
Прозвенел звонок, и я начала наводить порядок в своих записях. Следующая на очереди - математика. Интересно, а там кто будет? В этом основной облом первого дня занятий. Совершенно новый год с новым расписанием, и ты узнаешь, с кем тебе предстоит иметь дело: кто будет над тобой смеяться, кто будет ехидничать каждый раз, когда тебя вызовут к доске, и с кем ты окажешься в связке, когда прозвучит это страшное "Выбирайте пару!". Я всегда была тем самым человеком, которому приходилось поднимать руку на вопрос учителя о том, кто остался без напарника. Заканчивалось все тем, что я работала в паре с каким-нибудь ботаном, но это ничего. Ботаны мозговитые, я тоже далеко не глупая, мы получали хорошую оценку вне зависимости от задания, и по ходу работы не было лишней болтовни. По-настоящему меня доставал именно тот момент, когда нужно поднять руку и объявить всему классу, что ты неудачница без друзей. Не пойму, зачем учителя так делают. Это унизительно. Все равно, что сказать: "Поднимите руку, если у вас нет друзей, и вы никому здесь не нравитесь".
Я размышляла над этим, когда заметила, что моя соседка уставилась на меня в ожидании. Она, должно быть, что-то сказала, но я была где-то далеко в мыслях и ничего не услышала. Я прочистила горло, словно какой-то неуверенный в себе докладчик:
- Хм, что, прости?
- Я просто сказала "до завтра", - ответила она, улыбнувшись, а потом собрала свои вещи и ушла.
Когда я выходила из класса, то упрекнула себя за то, что даже не улыбнулась в ответ, или не ответила хоть что-нибудь вежливое.
***
Остаток дня прошел как обычно. С Бренди мы пересеклись только один раз, на уроке математики. Спасение, ведь на этом предмете не до разговоров. Учитель строгий, поэтому обычно стоит мертвая тишина. Бренди даже не попыталась приколоться надо мной, когда заметила меня. В это время она вилась вокруг какого-то, как, видимо, ей казалось, симпатяги.
Выходя из школы, я обратила внимание на парня. Раньше я его не видела. Он походил на старшеклассника и стоял совсем один. У него были длинные волосы, светло-русые, почти по пояс, и он носил футболку Кровавой Рвоты. Такого сурового выражения лица я не видела ни у кого, кроме как у Бальтазара Приступа. Надо было как-то разузнать имя этого парня.
***
C началом учебного года я стала все больше узнавать свою соседку по курсу изобразительного искусства. Когда мы работали над нашим цветовым кругом, она вдруг завела со мной разговор:
- В общем, меня зовут Джозефина, - сказала она будто между прочим, когда мы получили наши кисти.
- Рейчел, - я надеялась, что мой ответ прозвучал так же обыденно, как и слова Джозефины. Так глупо: я ведь не настолько нелепа. Я умею общаться. Я не тормозная. Но в школе я будто бы всегда в чем-то сомневалась. Да и к тому моменту я полностью привыкла к одиночеству. Наверно, какая-то часть меня действительно нуждалась в подруге.
- Меня только недавно перевели из школы Святой Богородицы. Семья переехала, и добираться на учебу стало нереально. Ты знаешь кого-нибудь оттуда?
Я не знала ни души из католической школы. Если подумать, я никого не знала даже из своей.
- Неа.
- У меня все еще осталось несколько друзей там, но я рада, что уже не учусь в той школе. Все эта религиозная брехня... такая глупость.
Я кивнула, окуная кисть в красную краску.
- Семья моя вовсе не религиозная, - продолжила Джозефина, - Мы не ходим в церковь. Просто Святая Богородица находится в нашем округе. Ты не поверишь, как много они там говорят о боге и всяком таком. Каждое утро первым делом за молитву. И религия - обязательный предмет. Для них это так же важно, как естествознание или английский. И надо еще ходить на мессы. Уж точно, скучать по этому я не буду. И форму эту глупую носить больше не надо.
- Угу, - промычала я, разглядывая свою работу. Я была без понятия, как поддержать разговор.
Но Джозефина продолжала, видимо, совсем не замечая моей отрешенности:
- Жалко только, что друзей теперь буду видеть лишь по выходным. Ну и ладно. А в этой школе я вообще никого не знаю. Люди здесь хорошие?
- Неа.
Джозефина засмеялась, что немало меня удивило:
- Ага, это я и слышала о вашей школе. Глен Парк полон мудаков. Школа Джона Хеспелера - это школа торчков. Куин Лиз для богатеньких, а Глен Парк весь в мудаках.
- Мой папа работает в Джоне Хеспелере, - сказала я.
- Правда? А он тоже дует?
Мы засмеялись, и я почувствовала, как моя скованность начала отступать:
- Хер там. А какие ребята в Богородице?
- Клевые. Наверно, из-за того, что многие из религиозных семей, там все строго у них. Поэтому очень часто они отрываются по полной. Но и там мудаки есть.
Мы проболтали до конца занятия, а потом вместе пошли обедать. И с тех пор делали так каждый день.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Мое новое знакомство стало для мамы настоящим облегчением. Теперь, когда я запиралась в своей комнате и слушала музыку, делая домашнюю работу, она уже не жаловалась на шум и прочее. Она ни слова не говорила относительно моего прикида или прически. Папа тоже молчал. Наверно, они были по-настоящему счастливы, что в школе дела шли ровно, что я рассказывала о Джозефине и приносила домой хорошие оценки. Я и сама была счастлива. Джозефина, конечно, не слушала металл, но это меня не заботило. Да и она не высмеивала мой вкус.
Иногда по субботам мы выбирались в центр за покупками, в основном, выискивая одежду и прочее барахло по комиссионкам. У нас не было кучи карманных денег, чтобы ходить в фирменные магазины, но это даже к лучшему, ведь мы вовсе не интересовались модным дерьмом. Я всегда искала что почернее да помрачнее и старые, сурового вида ботинки. А Джозефина была кем-то вроде хиппи в этом плане, поэтому подбирала длинные платья и свитера. Нам никогда не приходилось спорить из-за шмоток, и мы никогда не критиковали выбор друг друга. Это была прекрасная осень. Желтели, а потом и опадали листья, пока мы с Джозефиной ходили в центр, болтая по дороге. Я чувствовала себя важной, потому что у меня была подруга. С ней я научилась расслабляться и просто быть собой, честно рассказывая ей, как не выносила ребят из школы. К тому времени она уже столкнулась с Бренди, но та отнеслась к ней как к обоям, выбрав себе в жертвы тех, кто каким-то образом задел ее сильнее, чем моя новая подруга.
Джозефина стала приглашать меня на вечеринки со своими друзьями из Богородицы. Они веселились каждую неделю.
- Они и правда прикольные ребята, ты их полюбишь, - настаивала она. Но я то и дело отказывалась. Сама мысль о вечеринке вызывала во мне чувство тревоги. То, что я нравилась Джозефине, еще не значило, что ее друзья примут меня в компанию. Я представляла, как прохожу по комнате в окружении совершенно незнакомых людей, которые меня обязательно забракуют. Я буду знать там только Джозефину, но она бросит меня, чтобы тусоваться со своими настоящими друзьями, а я останусь одна посреди всеобщего веселья совершенно никем не замеченная. Одно дело, когда такое случается в школе, другое - когда ты по доброй воле оказываешься в подобной ситуации. Я даже переживала, что если друзья Джозефины отвергнут меня, то и она сделает то же самое. Она вдруг поймет, что я самая обычная неудачница.
Однажды во время одной из субботних прогулок я купила диск группы Трупное Бульканье "Сорви струпья". Той осенью я крепко залипла на этом альбоме, хотя и не на мгновение не забывала о группе номер один МОР и их альбоме "Осуди и убей". Трупное Бульканье подкупили меня тем, что в составе группы была девушка. Она играла на басу. Ее звали Мари-Лиз, что звучало очень необычно, а волосы ее были заплетены в высветленные дрэды. На групповом фото в компании трех высоких темноволосых парней она выделялась, но совсем не выглядела лишней. Парни стояли хмурые и сердитые, а она скалилась, но все равно смотрелась сурово и круто. До тех пор я еще не встречала металлическую группу, в которой играла бы девушка. Когда мы с Джозефиной бродили по отделам, признаюсь, я высматривала вещи, которые, как мне казалось, надела бы Мари-Лиз. Она всегда выглядела так клево на фотографиях в черных платьях с оборками, цветных колготках или кожаных юбках. И мне очень нравилось, как гармонично она вливалась в компанию парней. Я хотела быть крутой как она, окруженной суровыми ребятами; все смотрели бы на нас с опаской.
Конечно, Мари-Лиз носила куда больше макияжа, чем можно было мне. Она красила губы черной помадой, добела пудрила лицо и густо подводила глаза карандашом. Вид у нее был совершенно зловещий и, на мой вкус, прекрасный. Даже Мелисса, которая боялась всего, связанного с металлом, восхищалась фотографиями Мари-Лиз. Мы обе считали, что она выглядела как красивая вампирская кукла или что-то в этом роде. Ну, Мелисса так говорила. Я отвечала, что это по-детски, но втайне думала точно так же.
***
Вместо стихов и рассказов постепенно я начала писать то, что больше рифмовалось с моей любимой музыкой. Не хочу назвать это текстами песен, но, наверно, это они и были. Поначалу выходило ужасно, но я не сдавалась.
Той осенью я была очень счастлива, но мне не нужно было постоянно пребывать в ярости и злиться, чтобы получать удовольствие от музыки и ее идей. Все то время, несмотря на Джозефину, несмотря на наши походы по магазинам и успехи в учебе, гнев все еще жил во мне. Просто потому, что Бренди меня не доставала какое-то время, еще не значило, что я уже не хотела расквасить ей нос кулаком. Это вовсе не значило, что я стала меньше ненавидеть засранцев в своем классе. Просто я уже была не одна.
Теперь, когда у меня была Джозефина, я обедала в столовой, а не сидела на полу возле своего шкафчика. И каждый раз, когда мы усаживались за обеденный стол, я, не подавая вида, высматривала того парня в футболке. Он тоже всегда ел в столовой с парой друзей, и пока мы с Джозефиной болтали за обедом, я украдкой поглядывала на него.
По крайней мере, мне казалось, что я делала это украдкой. Но однажды Джозефина застала меня врасплох, спросив:
- И кто же этот парень?
- Какой парень?
- Тот, на которого ты постоянно глазеешь. Волосатый, в футболке Рыгая Кровью.
- Вообще-то, Кровавая Рвота.
- Без разницы. Ты понимаешь, что он носит ее типа по три раза в неделю, так? Спорю, что он ее и не стирает даже, - она посмотрела через плечо в его сторону. - Нравится?
Я покраснела и уставилась на свой обед:
- Да, он симпатичный.
- Хорошие волосы у него. Из вас вышла бы неплохая пара. Как его зовут?
- Без понятия.
Джозефина сделала своей первоочередной задачей непременное участие в судьбе моих несуществующих отношений с Парнем. Она даже устроила небольшой эксперимент, посоветовав мне пройти мимо, пока он обедал, чтобы она смогла пронаблюдать, посмотрит ли он на меня. И, что самое интересное, он так и сделал.
- Тебе необходимо с ним заговорить, - заключила Джозефина. - Ты ему нравишься. Он тебя заценил.
- Но что сказать? Он же учится в одиннадцатом классе. Какое ему дело до меня?
- И что? Всего лишь на год старше. Все путем. Вам же нравятся одни и те же группы. Ты просто обязана с ним поговорить. Спроси его об этой блевотной футболке. Это хорошее начало.
***
Все это я нервно обдумывала в течение недель, каждый раз предательски потея, стоило увидеть его. Однажды утром, собираясь в школу, я заметила, что за ночь снег припорошил деревья и кусты на нашем заднем дворе. Смотрелось шикарно. Я вдруг как заново родилась и решила, что настал тот день, когда я подойду к Парню.
Возможность такая выпала куда раньше, чем я того ожидала. Во время первого урока мне нужно было выйти в уборную. Оказавшись в опустевшем коридоре, я вдруг увидела его. Он стоял в противоположном конце возле своего шкафчика. Туалет был как раз рядом с ним, и я двинулась вперед, ощущая всю важность происходящего - он и я, одни на весь коридор. Приближаясь, я почувствовала себя дурно, ладони мигом вспотели, и я отказалась от своих намерений, пройдя прямиком в туалет. В течение нескольких минут я кляла себя за то, что упустила свой единственный шанс. Где еще мы окажемся с ним вот так, наедине вдвоем? Ни малейшего понятия. Я отчитывала себя, моя руки, уставившись на свое глупое отражение. Когда я вышла из уборной, то увидела Парня на том же месте. Сейчас или никогда. Только и надо-то было - остановиться, чтобы он понял, что я хочу с ним поговорить, а потом просто придется что-то сказать. Надо было просто остановиться. Что я и сделала.
Парень взглянул на меня голубыми глазами. Я впала в ступор. Он такой симпатичный. Даже красивый. Он был похож на Бальтазара Приступа. То есть, на его школьную версию... но похож. Волосы его блестели. Он был одет во все черное. И он смотрел на меня.
- Да? - спросил он низким голосом. Я едва держалась на ногах.
- Прости, что отвлекаю, - начала я, надеясь, что звучу уверенно и непринужденно. - Мне нравится твоя футболка.
Он показался удивленным:
- Кровавая Рвота? Да что ты о них знаешь?
- Я их слушаю, - ответила я. - А еще мне очень нравятся Трупное Бульканье и МОР. Ты ведь их знаешь? - я была поражена тем, как легко перечислила группы, подтверждая свои знания, вливаясь.
- Ага, я их знаю, - сказал он с неким раздражением. - Ты-то, блин, их откуда знаешь?
На этот вопрос я не могла придумать ни одного клевого ответа и от этого начала терять уверенность. Не знаю, чего именно я ожидала, но уж точно не такого. И уж ни в коей мере клевой нельзя было назвать историю о том, что я узнала об этих группах со стикеров на бампере. Эта подробность останется при мне.
- Ну, там, птичка нашептала, - нашла я глупый ответ и застыла. Ничего тупее придумать было просто нельзя.
- Птичка нашептала? - повторил он с отвращением. – Какая птичка? Ты о чем, блин, вообще говоришь? Кого-то ты, блин, знаешь из тусовки?
Совершенно никого.
- Я не знала, что есть какая-то тусовка, - ответила я, запинаясь, чувствуя, как все внутри рассыпается. Силы покинули меня, и я захлопала глазами, как самая обычная дура.
Еще какое-то время он смотрел на меня, а потом повернулся к своему шкафчику и сказал:
- Пошла на хер отсюда.
Мне оставалось лишь молча признать свою никчемность, развернуться и отправиться обратно в класс. Я вспомнила о той сцене с Бренди, о своем страхе, что она увидит, как я несусь домой через школьный двор. Даже зная, что Парень и не подумает посмотреть в мою сторону, я чувствовала себя такой простушкой в клетчатой юбке поверх колготок и своих жалких зимних ботинках, которые я носила, как дура, каждый день, потому что они хоть отдаленно походили на что-то "клевое", чего у меня не было. В висках колотило. Даже люди из моего круга не принимали меня.
"Птичка нашептала". Что за долбаная идиотка.