Растение, которое выжило: Почему Лядвенец Бертелота существует и вымер одновременно⁠⁠

Французский натуралист Сабин Бертело прибыл на Тенерифе в 1820 году, когда Канарские острова переживали научный бум. Бывший моряк наполеоновских войн обосновался в Оротаве, где работал с ботаническим садом маркиза Вильянуэва дель Прадо — хотя называл себя его директором, формального назначения у него не было. Следующие десятилетия он посвятил изучению флоры архипелага. Вместе с британским ботаником Филиппом Баркером Уэббом он создал фундаментальный труд "Естественная история Канарских островов" — девять томов, опубликованных между 1835 и 1850 годами. В 1881 году в честь Бертело назвали новый вид — стелющееся растение с серебристыми листьями и алыми цветками в форме попугаячьего клюва.

Всего через три года, в 1884-м, Lotus berthelotii классифицировали как "чрезвычайно редкий". Викторианская эпоха с её страстью к экзотическим оранжереям превратила сбор редких растений в охоту за трофеями. Коллекционеры выкапывали целые популяции, не задумываясь о последствиях. После 1884 года достоверные дикие находки лядвенца Бертело практически не документированы — растение, по всей видимости, исчезло из природы.

Спасение через браконьерство.

Пока учёные констатировали катастрофу, местные жители Канарских островов десятилетиями выращивали "вымирающее" растение в своих садах. Каждый второй садовод технически был браконьером — они выкопали и сохранили то, что не успели вывезти европейские коллекционеры. Растение оказалось идеальным для средиземноморского климата: неприхотливое, засухоустойчивое, обильно цветущее с весны до осени. Черенки укоренялись за две недели в обычном песке.

Когда правительство Испании взяло эндемик под охрану и запретило вывоз с Канарских островов, было уже поздно — растение распространилось по всему миру. Питомники Европы и Америки размножали его в промышленных масштабах. К 2020-м годам в культуре существовало несметное количество экземпляров лядвенца Бертело — вероятно, больше, чем когда-либо росло в дикой природе, хотя точные цифры никто не подсчитывал. Растение получило десятки коммерческих названий: "клюв попугая", "коралловый самоцвет", "пеликаний клюв". Британское Королевское садоводческое общество присудило ему престижную награду Award of Garden Merit.

Генетическая ловушка клональности.

В 2008 году группа британских учёных под руководством Джефа Оллертона провела исследование, которое выявило катастрофическую проблему. Культивируемые растения обильно цвели, пыльца попадала на рыльца пестиков, но ни одно растение не давало семян. Причина оказалась в генетике: все исследованные экземпляры были клонами одного генотипа.

Самонесовместимость — механизм, препятствующий самоопылению у многих растений — превратилась в ловушку. Поскольку изученные культивируемые растения оказались генетически идентичными, их пыльца воспринимается как "своя" и отторгается. Даже перекрёстное опыление между разными экземплярами эквивалентно самоопылению. Сами исследователи признали: верно ли это для всех растений в культуре по всему миру — неизвестно. Но вероятность высока.

Ситуация усугубляется тем, что никто не знает, сколько именно генотипов попало в культуру до исчезновения вида в природе. Возможно, викторианские коллекционеры вывезли черенки от двух-трёх растений. Возможно — от одного. Полномасштабный генетический анализ всех культивируемых растений не проводился из-за масштаба задачи и отсутствия финансирования.

Опылители, которых не существовало.

Долгое время считалось, что упадок лядвенца Бертело связан с вымиранием специализированных опылителей — мифических канарских нектарниц, якобы исчезнувших в XIX веке. Эта романтическая гипотеза о коэволюции растения и птицы десятилетиями кочевала по научным статьям. Форма цветка действительно идеально подходит для птичьего клюва, а ярко-красный цвет типичен для орнитофильных растений.

Исследования 2008-2009 годов опровергли красивую легенду. Оказалось, что канарские нектарницы никогда не существовали на островах — нет ни ископаемых свидетельств, ни исторических записей. Канарская пеночка-теньковка (Phylloscopus canariensis) и другие обычные воробьиные успешно опыляют дикие растения родственных видов. Проблема не в отсутствии опылителей, а в отсутствии генетического разнообразия для образования семян. Цветки лядвенца Бертело сохраняют жизнеспособность продолжительное время — адаптация к редким визитам опылителей, ставшая бесполезной в мире клонов.

Парадокс сохранения.

Современные попытки восстановить вид в природе упираются в замкнутый круг: для реинтродукции нужны генетически разнообразные растения, но в культуре, судя по всему, есть только клоны. Поиск выживших диких экземпляров на Тенерифе продолжается, но за 140 лет после последней документированной находки убедительных подтверждений не получено.

Четыре эндемичных вида лядвенца с Канарских островов — L. berthelotii, L. maculatus, L. pyranthus и L. eremiticus — находятся на грани исчезновения. L. maculatus сократился до 16 особей к 2004 году. Гибриды между видами популярны в садоводстве, что создаёт риск генетического загрязнения при попытках восстановления. Ботанические сады создали банки семян, но без генетического разнообразия семенное размножение остаётся проблемой.

Философия клонального бессмертия.

История лядвенца Бертело разрушает привычное представление о спасении видов. Бесчисленные идентичные копии в садах — это сохранение или продление агонии? Растение существует в состоянии Шрёдингера: одновременно процветает в культуре и вымерло как биологический вид. Генетическая смерть, вероятно, наступила в момент исчезновения последней дикой популяции, но морфологическое существование продолжается через бесконечное клонирование.

Викторианские коллекционеры, уничтожившие вид в природе за три года, парадоксальным образом обеспечили ему бессмертие — но бессмертие однообразное, лишённое эволюционного потенциала. Красота цветка стала его проклятием: чем привлекательнее растение для садоводов, тем быстрее оно исчезает из природы. Современная индустрия декоративного садоводства с её акцентом на вегетативное размножение "проверенных сортов" консервирует генетические тупики.

Лядвенец Бертело стал символом антропоцена — эпохи, когда выживание вида зависит не от адаптации к среде, а от соответствия человеческим представлениям о красоте. Мы сохраняем форму, теряя сущность. Алые цветки в садах мира — это не триумф conservation biology, а памятник нашей неспособности видеть разницу между сохранением вида и коллекционированием красивых артефактов.

Источник.