Рассказы штурмана Игоря Жилина (ч.13)
Разбор полётов
После обеда вылетаем из Чкаловского на Львов. Обычное рядовое задание. В полёте на эшелоне в кабине вдруг резко завоняло дерьмом. Да так, что радист аж выскочил из кабины на кухню. Все сидят молча, крутят носами, показывая, что это не они. Я тоже, не нарушая тишины, достал кислородную маску и стал дышать чистым кислородом, направив вентилятор себе в лицо. Через какое-то время запах улетучился.
При подлёте к Львову на снижении ситуация повторяется. Радист опять выбегает из кабины. Тут уже не выдерживает командир корабля:
— Сволочи! Кто срёт?! Я стрелки не могу свести, глаза слезятся!
И опять все скромно промолчали, подозревая кого-то другого.
Благополучно приземлились в Львове. По дороге в гостиницу купили водки, хлеба и домашней колбасы на закуску, поскольку сидеть нам здесь предстояло три дня. Собрались на товарищеский ужин в одном из номеров. Только радиста не было. Семеро одного не ждут, время было указано. Выпили по одной, по второй. И тут командир решил провести разбор полётов.
— Признавайтесь, кто превратил кабину в газовую камеру? У меня аж стёкла приборов запотели.
Все наперебой громко стали доказывать свою невиновность. Сошлись на том, что виноват во всём правый летчик — Костя. Он в нашем экипаже летел впервые вместо заболевшего Серёги. Костя чуть не плача убеждал нас, что это не он.
— Пока Серёга летал, такого никогда не было, — подвёл итог бортинженер.
Постучав в дверь, в номер вошёл радист.
— Где тебя носит? Мы тут разбор полётов устроили.
— Да я в аптеку сбегал. А что вы так горячо обсуждаете?
Рассказали ему, что к чему. Покраснев и опустив глаза, радист скромно признался:
— Я на обеде съел какую-то подозрительную котлету. Весь полёт живот пучило, два раза в туалет выбегал. Купил здесь в аптеке закрепляющего, должно помочь.
— Тебе надо выпить водки с солью, точно поможет, — моментально простив, стали давать ему советы.
А реабилитированный Костя от радости сам вызвался сгонять в магазин за солью. И чтобы два раза ему не бегать, сбросились ещё на пару пузырей.
Прощание славянки
Погожим субботним утром капитан Вова Ефименко — бортовой техник по авиационному и десантному оборудованию самолёта Ан-12 — с нехорошими предчувствиями возвращался в гостиницу в Фергане. Накануне, приняв после ремонта и облетав свой воздушный корабль, командир экипажа назначил вылет домой на восемь утра.
Вова чуть не слёзно упрашивал командира отпустить его на ночь попрощаться с любимой женщиной, давая клятвенные обещания, что как штык в пять утра будет в гостинице.
— Что ты в этих узбечках находишь? По мне — так все они на одно лицо, — тщетно увещевал его командир.
— Она русская, настоящая славянка, — доказывал Вова.
— Ну, иди, если не терпится. Только не забывай, завтра перед вылетом врача проходить. Не переусердствуй там с прощанием.
Прощание затянулось до рассвета. Под утро обессиленный Вова забылся в тревожном сне и проспал. Судорожно одевшись и чертыхаясь про себя, он выскочил на улицу. Около восьми, подходя к гостинице, Вова услышал знакомый звук двигателей на взлётном режиме и увидел между деревьями взлетающий Ан-12 в белой окраске. Ошибиться он не мог — такой самолёт на заводе был один.
Зайдя в гостиницу за вещами, Вова попросил у дежурной ключ от комнаты.
— Милок, а твои-то в пять утра ушли. Вот тебе записку оставили, — протянула она листок бумаги.
Развернув его, Вова прочитал: «Построение в понедельник у штаба в девять сорок пять».
Пулей метнулся Вова в кассу аэропорта. Благо, что Фергана была аэродромом совместного базирования. Взяв билет до Москвы, Вова в тот же день благополучно прилетел в Домодедово. Больше, чем стоит авиабилет, Вова отдал частнику за проезд от аэропорта до Чкаловского. Как настоящий офицер, он позвонил командиру экипажа, чтобы доложить о благополучном прибытии.
— Что ты мне звонишь среди ночи? В понедельник будем разбираться, — и после паузы, — А как, прощание славянки стоило того? — не без иронии поинтересовался командир.
В понедельник утром, по-хозяйски оглядев экипаж, командир доложил, что все в сборе. И только иногда в подпитии командир спрашивал Вову:
— Ну как тебе прощание славянки?
Размер имеет значение
Сидим за длинным столом в кабинете командира полка перед утренней планёркой, ждём, когда он придёт с планёрки дивизионной. Слева от меня расположился начальник штаба нашей эскадрильи, известный в полку юморист.
Я машинально почесал коленку под столом. На что мой сосед моментально отреагировал:
— Что, конец чешешь? — ехидненько так спрашивает он.
— Да нет, только середину, — с лицом невинного ребёнка отвечаю я.
Все присутствующие дружно заржали и захлопали в ладоши.
Не знаю почему, но с тех пор все женщины штаба при встрече со мной внимательно оглядывали меня с головы до ног. Точнее с ног до головы…
Редкая фамилия
Тёплым августовским днём сидим в курилке, травим анекдоты. Подходит наш командир эскадрильи:
— Всё зубоскалите? Вам что, больше заняться нечем? — недовольно спрашивает он. Видно, не с той ноги встал.
Отвечаю за всех:
— Никак нет. Согласно распорядку дня десятиминутный перерыв в конце каждого часа самоподготовки.
— Кстати, Жилин, а ты все зачёты на второй класс в дивизии сдал? — строго вопрошает комэск.
«Его бы в Америку, — думаю я про себя. — Безработицы там бы точно не было, всем бы работу нашёл».
— Остался один — по авиационному вооружению и десантному оборудованию.
— И чего ты тут сидишь, чего ждёшь? Езжай в штаб дивизии и пока не победишь задницу, не возвращайся. Выполняй! — приказывает мне командир.
Под словом «задница» он имел в виду инженера дивизии по АВ и ДО, который носил редкую фамилию — Зайденс. Все называли его Задниц. Вот и я, прослужив всего восемь месяцев в полку, думал, что это фамилия такая странная. Недаром же говорят, что нет такого слова, которое не было бы китайцу пищей, а еврею фамилией.
Штаб дивизии находился в центре города, и я, добравшись общественным транспортом, уже через час постучал в дверь инженерного отдела. Войдя, я, как положено, представился.
— Вы к кому, молодой человек? — спрашивают меня участливо.
— Мне нужен подполковник Задниц, — чётко отвечаю я.
От смеха присутствующие чуть со стульев не упали. Я понял, что ляпнул что-то не то.
— Он вышел. Присаживайтесь, подождите, — сквозь смех отвечают мне.
Входит невысокий румяный подполковник.
— Товарищ подполковник, лейтенант Жилин прибыл для сдачи зачёта на второй класс, — вскакиваю я со стула.
— Нет, ты скажи, как ты нам сказал, — ехидно улыбаясь, говорят его коллеги.
— Да знаю я, как он сказал, — беззлобно отвечает подполковник. — Совсем засмущали парня.
Видимо, я не первый так его обозвал.
— Садитесь, побеседуем, — это уже мне.
Беседовали мы минут сорок.
— И последний вопрос, — говорит инженер. — Обязанности штурмана при погрузке больших грузов.
Напрягая память, не могу найти ответа, о чём и говорю принимающему.
— Большие грузы бросал? — спрашивает он меня. — Нет? А Каменштейн с вами тренажи проводил? Что он говорил?
— Говорил, что во время погрузки штурман стоит по правому борту и посылает всех любопытных и корреспондентов на…
— Молодец, правильно, — не дав мне закончить, обрывает меня подполковник. — В инструкции этого нет, но знать надо. Оценка — хорошо.
И, что-то написав на листке, протягивает его мне. — Когда будете заносить в лётную книжку результаты зачётов, пишите, пожалуйста, мою фамилию правильно, как здесь написано.
Листок я потерял. А недавно, листая свою старую лётную книжку, наткнулся на запись «Старший инженер в/ч 51077 по АВ и ДО подполковник ЗайденЦ». И мне стало стыдно…
Родственные души
Прибыл к нам в полк после академии новый командир эскадрильи — подполковник Степенский Эдуард Иосифович. Пока народ приглядывался к нему, на одном из вечерних построений новый комэск скомандовал:
— Капитан Каменштейн, выйти из строя!
Вадим Каменштейн служил у нас инженером по десантному оборудованию и вооружению. Добрейшей души человек и хороший специалист. Было ему лет сорок. Небольшого роста, полноватой комплекции, с покрытой кудрявыми волосами большой головой он напоминал смешного бегемотика из детских мультфильмов.
— Вы провели запланированные на сегодня занятия с лётным составом? — сдвинув брови, спрашивает Степенский у капитана.
— Никак нет. Класс был занят, — невозмутимо говорит инженер.
— Кем же, позвольте полюбопытствовать?
— А сегодня какой день? — вопросом на вопрос отвечает Вадим.
— Пятница, тринадцатое, и что?
— Вот что, — многозначительно произносит капитан, подняв вверх указательный палец. — Люди зарплату получали.
Надо сказать, раньше каждый месяц тринадцатого числа в авиаполках наступал «День авиации» — так в народе прозвали день выдачи денежного довольствия. Чтобы ускорить этот процесс, деньги и ведомости получали в финчасти специально назначенные от каждой эскадрильи раздатчики. Они выдавали деньги в классах, а потом отчитывались за них. И никакие занятия, стихийные бедствия и другие катаклизмы не в силах были выдернуть личный состав из очереди за зарплатой, а тем более в пятницу. Вот и Камештейн не смог покуситься на святое.
— Товарищ капитан, я вас накажу за неисполнительность, — сурово продолжает комэск.
— Конечно, конечно, — речитативом заводит инженер. — Каменштейн во всем виноват. Люди получили деньги — виноват Каменштейн. Не получили бы, кто был бы виноват? Опять Каменштейн! Валите всё на меня, ведь я единственный еврей в полку — меня можно наказывать.
— Капитан, не смешите людей и не позорьте нацию. А я, по-вашему, кто? Бурят, что ли? — восклицает Степенский.
— Товарищ подполковник, неужели? Это же замечательно! Теперь нас двое. Мы сможем делать маленький гешефт — показать этим гоям, как Родину любить, — протянул руку Каменштейн в направлении падающего от смеха строя.
— Становитесь в строй! — не смог сдержать улыбки командир эскадрильи.
— Переходим к следующему вопросу…
Рэкс
Подполковник Пономаренко Василий Антонович — среди курсантов просто Рэкс — в училище был комбатом профиля военно-транспортной авиации. За какие заслуги его так прозвали, история умалчивает — это прозвище вместе с его носителем досталось нам по наследству от старших курсов. Обладатель необъятной талии и громоподобного хриплого голоса наизусть знал все общевоинские уставы. Других книг Рэкс не читал, чем очень гордился.
— Учитесь, учитесь, будущие штурманы минус инженеры, — пребывая в хорошем настроении, с добродушной улыбкой крокодила говорил он курсантам, по-своему трактуя дефис в указании нашей специальности в дипломах.
— Я вот училищ не заканчивал, всего четыре книги прочитал, да и те — уставы, а дослужился до подполковника. А вы с вашим «верхним» образованием, дай Бог, майорами на пенсию пойдёте.
Пономаренко знал, как его между собой называют курсанты. Рассказывают, что, когда комбата пригласили на свадьбу к четверокурснику, мама жениха радостно встречала почётного гостя на пороге словами.
— Здравствуйте, товарищ Рэкс. Проходите, товарищ Рэкс, — наивно думая, что это фамилия такая.
К его чести, Пономаренко и виду не подал. Только перебрал на свадьбе спиртного — от душевной обиды видимо — и, возвращаясь глубокой ночью, промахнулся мимо своего дома и завернул к нам в казарму первого курса. Послав дежурного по роте за свежей газетой и водой для мытья ног, Рэкс в одежде устроился на свободной кровати. Когда сержант с тазиком в руках и газетой под мышкой выполнил его приказание, комбат уже храпел, сотрясая воздух во всю мощь своих лёгких.
В половине пятого утра нас разбудила команда.
— Рота, подъём! Тревога!
Кое-как одевшись за отведённые на это сорок пять секунд, мы построились в проходе между двухъярусными кроватями. Перед строем хмуро ходил помятый и небритый комбат.
— Вы меня здесь не видели! — категорично объявил он нам, сотрясая своды казармы своим мощным голосом.
— Старшина, рота в вашем распоряжении! — закончил Рэкс и вышел, громко хлопнув дверью.
А мы еще с полчаса стояли, медленно соображая, к чему было это появление «невидимки» и не зная, что делать дальше. Наш ступор прервала команда старшины, пребывавшего в таком же недоумении:
— Рота, разойдись!
Вот так прошла моя первая в жизни тревога…
В конце первого курса в училище решили сделать перестройку — комплектовать батальоны ротами не по профилям военно-транспортной, морской ракетоносной, морской противолодочной авиации и штурманов боевого управления, а по курсам — первый, второй и так далее. Наша рота переселилась в новую казарму и переходила под командование подполковника Френкеля. Во время этого переходного периода два комбата — новый и старый — каждое утро после выходных под окнами казармы изучали баллистику пустых бутылок, вычисляя, с какого этажа они по ночам вылетали. Френкель безнадежно пытался доказать Пономаренко, что до нашего вселения в казарму его батальона таких безобразий не было. Как-то поднимаясь вдвоём по лестнице в казарму, они намётанным взглядом обнаружили между этажами недопитую бутылку водки, спрятанную за батареей.
— Вот видите, Василий Антонович, — торжествующе воскликнул Френкель, указывая на бутылку. — Это не мои. Мои не пьют.
На что Рэкс, толкнув Френкеля своим солидным животом, невозмутимо ответил:
— Хренкель, не надо! Мои никогда не оставют. Уж я-то их знаю!
В это время вышли новые уставы Вооружённых сил. Видимо, решив больше не напрягать свой мозг запоминанием новых статей, комбат Василий Антонович Пономаренко — наш легендарный Рэкс тихо уволился в запас. Говорят, после этого он ещё много лет работал в Киеве начальником ЗАГСа…
Рост
Ранней весной в понедельник лейтенант Ростислав Никитин — головная боль командиров, лётчик в третьем поколении и внештатный клоун в первом — после утреннего построения полка стоял на плацу в окружении своих товарищей. С мрачным выражением лица он внимательно разглядывал грязную лужу с остатками не растаявшего снега. Внезапно лицо его осветилось мыслью.
— Спорю с каждым из присутствующих на червонец, что я сейчас прыгну задницей в центр этой лужи, — облёк он свою мысль в слова. Присутствующие дружно заржали, но согласились.
Отойдя для разбега и издав что-то похожее на индейский боевой клич, Рост со всей дури, поднимая тучи водных брызг и грязи, плюхнулся своей пятой точкой точно в центр лужи. Но и этого ему показалось мало. Для большего эффекта он ещё и лёг на спину. Публика рукоплескала.
Поднявшись и деловито собрав в шапку с каждого из зрителей по червонцу, Рост, роняя грязные капли с мокрой шинели, направился в кабинет командира эскадрильи.
— Товарищ командир, вот шёл, поскользнулся и упал в лужу. Разрешите пойти домой, обсушиться.
— Головой не ударился? Руки-ноги целы? — участливо спросил комэск.
— Да что со мной будет? Шинель только придётся отдать в химчистку.
— Ну, иди, только аккуратно, больше не поскользнись.
И под завистливые взгляды сослуживцев Рост не спеша побрёл домой похмеляться.
Сергеич
Вылетаем из Ростова-на-Дону в Германию. Всё готово, пассажиры уже в самолёте. Не проходит план полёта — так называемый флайт-план. Точнее, его не хотят брать. Раньше, вылетая с военного аэродрома, мы передавали этот план в гражданский аэропорт по телефону, где диспетчер его записывал и запускал, а тут упёрлись, как бараны. Ни в какую! Перед этим у них произошёл какой-то конфликт с военными, и с первого числа «граждане» отказываются по телефону принимать флайт-планы.
— Приезжайте сюда и подавайте, как положено.
Тут в диспетчерскую стремительно влетает какой-то невысокий мужичок за пятьдесят — без фуражки, в пятнистом комбинезоне и старенькой, совсем облезшей шевретовой куртке. На первый взгляд — прапорщик, может быть, старший.
— Ну что? Как дела? — тирадой сходу выдаёт он, не здороваясь.
Ещё один любознательный нарисовался, думаю про себя. Хотел его сразу послать куда следует, но что-то, к счастью, удержало.
— Тебя как зовут? — продолжает незнакомец.
— Игорь, — буркнул я в ответ. В тот момент мне было совсем не до знакомств.
— А меня — Владимир Сергеич. Сейчас мы, Игорёк, этих гражданских козлов дожмём.
— Да уж, дожиматель из тебя, как из дерьма пуля, — скептически размышляю я не вслух.
Схватив телефонную трубку, мужичок долго и напористо с кем-то говорит, пересыпая свою речь матерком.
— Уф!.. Всё! — выдыхает он облегчённо. — На, Игорёк, передавай! — протягивает трубку мне и так же стремительно исчезает.
Продиктовав план полёта, спрашиваю у диспетчера:
— Этот Сергеич у вас кто? Старший диспетчер, что ли?
Округлив глаза, прапорщик отвечает:
— Вообще-то это был командующий воздушной армией генерал-лейтенант Михайлов.
Вот тебе и Сергеич. Да и я хорош, чуть будущего главкома ВВС куда подальше не послал.
Сила слова
В училище наряд по роте с пятницы на субботу у курсантов считался удачным. Ещё бы — в субботу до обеда все командиры были в доме офицеров на читке приказов. Никто не стоял над душой, пока курсанты на занятиях…
На третьем курсе, будучи дежурным по роте, солнечным весенним утром сижу в спальном помещении, читая книгу. Вдруг, как гром среди ясного неба, вопит дневальный:
— Рота, смирно!
Вскакиваю и пулей вылетаю на крик с мыслью — кого там чёрт принёс?
Принёс он замполита батальона, чей кабинет находился на нашем этаже. За невысокий рост и оттопыренные уши курсанты между собой называли его Чебурашкой. Доложил ему, как положено по уставу. Почему он не в доме офицеров? Проспал, наверное, сердешный, изучая за полночь первоисточники.
— А вы чем занимаетесь? — спрашивает Чебурашка меня, увидев в руках раскрытую книгу.
— Да вот Экзюпери читаю — откровенно отвечаю я.
— А это кто такой?
Пришлось ему объяснять.
— Вы бы лучше наших классиков читали, — многозначительно изрекает замполит.
Зашёл он в туалет и, выйдя из оного, загундосил:
— Вы тут книжки читаете, а у вас писсуары не работают.
— Да они уже месяца два не функционируют. Там и объявление висит.
— Так примите же меры! Отремонтируйте! — приказывает подполковник. — А то читает он тут всякую западную хрень.
— Есть! — рапортую я, браво отдавая честь.
Легко сказать, трудно сделать. Открутили мы со свободными дневальными лючок на трубе, в которую должно было сливаться содержимое писсуаров, и обомлели. От отложения солей отверстие в трубе — иголка не пролезет. Чем его расширить? Мои орлы, недолго думая, сняли с пожарного щита лом и стали им пробивать дыру. Да так увлеклись, что лом-то и уронили в трубу. Судя по гулкому звуку, летел он долго, а жили мы на третьем этаже. Пошли по этажам…
Нашли лом в подвале. Пробив чугунное колено, он воткнулся в землю, наполовину застряв в трубе. Можно было бы докладывать замполиту о выполнении приказа. Так ведь затопит подвал, начнут искать виновных. Чебурашка сразу вспомнит, кому он поручал отремонтировать писсуары. Да и лом освобождать как-то надо. Пошарили по грязному подвалу. Испачкавшись в паутине и пыли, нашли старое ржавое колено. Отломав пробитое колено и вытащив лом, кое-как приладили найденное на место. Проверили — подтекает. Да и чёрт с ним! Пусть потом комбат — а его кабинет был на первом этаже в роте будущих штурманов боевого управления — приказывает устранить течь их дежурному по роте.
Доложили замполиту, что его приказание выполнено. Не поверив нам на слово, он лично пошёл проверять. Ещё бы, два месяца не работали, а тут за два часа починили. Заправляя своё хозяйство в брюки, Чебурашка коротко похвалил:
— Молодцы! Вот всё, оказывается, можете, когда захотите. Всему наряду по внеочередному увольнению.
В тот же вечер, как писали в школьных сочинениях, уставшие, но довольные, мы всем составом наряда пошли в увольнение. Отмечая такое событие крымским портвейном в небольшой кафешке, после третьей или четвертой бутылки поняли, сколь велики руководящая и направляющая роль партии и сила слова её проводников — замполитов.
Слово - не воробей
Подполковник Саня Закатов — командир третьей эскадрильи — стоял у трапа своего Ту-134 в ожидании главного пассажира. Выглядел он, как на обложке журнала: пострижен, наглажен, в начищенных туфлях отражалось солнце. Одно портило картину — прилично выпирающий животик.
Этот животик был больным местом командира в прямом и переносном смыслах. И чего только Саша не делал, чтобы от него избавиться. Бегал трусцой по утрам, но силы воли хватало максимум на пару недель. Пытался сидеть на диете, но по той же причине, что и с бегом, наедался так, что пуговицы трещали. Наконец, он махнул рукой — что выросло, то выросло. Однако шуток по этому поводу в свой адрес сильно не любил.
Вот и пассажир походит к самолёту в сопровождении командира дивизии. Выслушав Санин доклад, сухопарый генерал-лейтенант, хлопнув Закатова по животу, спрашивает:
— А вам не мешает такой арбуз на взлёте штурвал на себя брать?
Напрасно он это сделал. Ой, напрасно. Саша, не моргнув глазом, выпалил:
— А вы, товарищ генерал-лейтенант, глистов у себя выведите, и у вас такой же будет.
Лицо у генерала стало такое, как будто ему срочно захотелось в туалет. Комдив из-за его спины показывает кулак. Но слово — не воробей…
Дорого Закатову обошлось это слово. Но это уже совсем другая история…
Самодур
С заместителем главкома ВВС по ВУЗам я познакомился ещё курсантом. На базе нашей альма-матер он проводил сборы начальников всех авиационных училищ.
После занятий идём строем в казарму. Навстречу нам с обеда важно шествует упомянутый товарищ в окружении свиты. Сержант вовремя подал команду, мы перешли на строевой шаг, равняясь на генералов. Что не понравилось генералу, до сих пор неизвестно. Возможно, у него было несварение желудка.
— Остановите этот сброд! — сердито командует он сержанту. — Что за стадо вы ведёте? Где командир роты?
Тут от УЛО на полусогнутых подлетает и представляется наш комбат.
— Это кто у тебя? — вопрошает высокий начальник, тыча в нас пальцем и грозно тряся щёками.
— Это наша гордость — четвёртый курс, — отвечает комбат, ещё не догадываясь, зачем его позвали.
— Я тебе покажу гордость, распротак твою протак! Я научу вас ходить и Родину любить! — ещё больше распаляется генерал-лейтенант.
До комбата доходит, что позвали его не для награждения, а совсем наоборот.
— Два часа строевой под твоим командованием! — сказал, как отрезал, зам главкома и проследовал дальше…
Не думал я, что знакомство продолжится. Уже с Чкаловского аэродрома наш экипаж повёз этого генерала по авиационным ВУЗам. На первом аэродроме, как положено, выстроилось для встречи всё командование училища во главе с начальником.
Первыми словами высокого гостя были:
— Бездельники! Вам что, делать нечего? Что вы мне здесь парад устроили? Начальник училища мне доложит все интересующие меня вопросы. Остальные, по рабочим местам! Бездельники!
Слухи разлетаются быстрее самолёта. В следующем ВУЗе на бетонке для встречи одиноко стоял начальник училища.
Пуще прежнего завёлся зам главкома:
— Мать твою так! Где остальные? К вам что, генерал-полковники каждый день пачками прилетают? Встретить по-человечески не можете! Значит, и во всём училище бардак! Бездельники!
Вот такой он был — зам главкома ВВС по ВУЗам.