Про то, как инсульт меняет людей
У нас была соседка через стену – милейшая интеллигентная бабушка. Она выходила в магазин в макияже, с укладкой, в эффектном зеленом берете, с элегантной тележкой. Мы время от времени встречались на лестничной клетке, вежливо здоровались, она гладила нашего пуделька и строила глазки Леве (с тех пор, как появился Лева), пару раз мы говорили о погоде.
Потом мы уехали в Израиль. Потом мы вернулись в Москву. После возвращения бабулю я ни разу не видела. Зато видела мрачных людей среднего возраста, открывавших дверь в квартиру бабули своим ключом. На мое приветствие они не ответили, на пуделька зыркнули так, будто у меня гигантский опарыш на поводке.
Месяц назад за стеной начался ремонт – с соответствующим звуковым сопровождением и бесконечными мешками с цементом, банками с краской, строительным мусором и демонтированными предметами быта на лестничной клетке. Пару недель напротив нашей двери стояла большая чугунная ванна, сейчас стоит старая межкомнатная дверь. Но главное, конечно, звуки дрели и молотка.
До сегодняшнего дня ситуация казалась мне очевидной: бабушка умерла; безутешные наследники затеяли в освободившейся квартире ремонт. Укладывание Левы спать днем и раньше-то не было простым делом, но под аккомпанемент дрели превратилось в чистейшую пытку. И вот сегодня я, наконец, ознакомилась с законом о тишине – и мне открылось, что не только по выходным дням, но и по любым дням с 13 до 15 шуметь нельзя. В 14.00 я отправилась поделиться этим знанием с ремонтной бригадой.
Мне открыла среднеазиатская женщина с платком на голове и испуганными глазами в облаке известки:
- Ничего не знаю, у них ремонт, но я не ремонт, я только бабушку кормлю, хозяев дома нет, только бабушка есть, - захлопнула дверь.
Я позвонила в дверь еще раз. И еще раз. И еще раз.
Открыл большой медведеподобный мужик в рабочей одежде – из ремонтной бригады.
- Здравствуйте, я бы хотела, чтобы вы не шумели с 13 до 15 часов, у меня маленький ребенок.
Мужик собирался что-то ответить, но не успел. Из-за спины его высунулась бабуля. Та самая. Да не та. Один угол рта у нее обвис, другой, наоборот, устремился вверх, лицо стало ассиметричным. Я не врач, но примерно себе представляю, как выглядит человек после инсульта. Бабуля, однако же, была на ногах – и довольно хорошо владела речью:
- Чего тебе надо? – заорала она, кривя рот. – Чего ты тут ходишь? Дети у тебя? А у нас ремонт, ясно? Чего непонятно – ремонт у нас. Значит, терпи. Вот ты когда дверь входную себе меняла, я чуть не оглохла, но я же терпела!
- Ну что вы кричите, бабушка, зачем с людьми ссориться? – прогудел миролюбиво мужик в спецовке. – Тем более, у людей дети. Сейчас я, три минуты там, досверлю – и мы перестанем.
Через три минуты шум действительно стих.
…Стоит ли говорить, что входную дверь мы никогда не меняли. И что на «ты» мы с бабулей никогда не были. Ужасно, когда болезнь до неузнаваемости меняет человека. Еще ужасней, когда человек, пусть даже измененный болезнью до неузнаваемости, еще жив – а в его квартире уже делают на будущее ремонт. А он, этот человек, даже не понимает, что происходит. И защищает свою территорию - как старый пес, как умеет. Только, к сожалению, не от тех. (с) Аня Старобинец
