Про мужчин и женщин и нелепую Витькину Смерть_2 (продолжение
продолжение (начало здесь Про мужчин и женщин, и нелепую Витькину Смерть_1)
***
Оставшись один, Вертищев с тоской смотрел в окно. Там за стеклом разливался яркий весенний полдень, воробьи чирикали в кусту акации, звон стоял до небес. А он был вынужден тут слушать всякие бредни. Поскорей бы решить это дело и – к себе.
Ясно как день. Метанол. Таких синяков Вертищев наблюдал тоннами, напьются незамерзаек и поплыли по реке Стикс. Но Илья Петрович уж очень просил разобраться, ведь покойник не пил. Вертищев злился, дело простейшее, выпил-отравился-уемр.
Кто ж мог отравить? Кто угодно, даже жена. А если покойник не пил, зачем бы он вдруг начал, да еще тем более так странно, если бы начал, то уж с коньяка или вина, как все начинают, сначала это ж не попойка, а элегантное времяпрепровождение дам и кавалеров.
Да и на деревне у всякого свое вино имеется. Зачем незамерзайку глотать? Да еще на берегу реки. Да еще ночью. Ведь не подростки, чтобы от родителей прятаться. Все это было бесконечно глупо. Надо было идти вверх по реке, смотреть, где остались следы, может быть, может быть, вещи кто-то оставил. Да только кто пойдет?
Вертищев не дурак ноги бить, он и тут все по полочкам разложит, не сходя с места. Ежели убийство, так убийца скоро сам придет, от любопытства, узнать, что да как.
В дверь постучали.
Вошла заплаканная вдова.
- Ну, Мария, ну, бывает, что ж тут поделаешь?
Мария прижалась к Вертищеву и старик немного размяк. Злость отступила. Стало интересно.
- Скажи мне, Мария, как он мог на реке оказаться?
Мария всхлипывала, вздрагивала, но не отвечала.
- Может, у него привычка такая была, на речку в марте ходить? Он рыболов, может быть?
Мария протестующе закачала головой.
- А что он там делал? Ты как думаешь? Может, гулять пошел, да вздумал перейти, встал на лед да упал? А, Маша? – спросил Вертищев, по-отечески глядя ее по волосам.
Мария отпрянула:
- Нет, его убили! Убили!
- Да кому ж надо-то? И как убили? Захлебнулся видимо. Видишь, тело синее какое, словно у утопленника? Следов драки нет, я посмотрел. Скажи, Маша, кому надо твоего благоверного убивать, жил ведь тихо.
- Убили, - настаивала Мария. – Убили. А кто, сказать боюсь, что меня и саму убьет.
- А ты на ушко шепни, я не скажу никому.
Маша встала на цыпочки и прошептала имя.
Вертищев только плечами пожал.
- Ну, хорошо, а как? Каким способом? Не, ну что ты, откуда такая уверенность? А, может, сам, Маш? Ведь понимал, что живет не так и не к месту. Да и странный он у тебя был, вот, чтобы тебе не мешать, пошел да и концы в воду, место глубокое выбрал и поминай как звали.
Мария нетерпеливо заходила по комнате, слезы ее высохли.
- Нет! Отравили его! – сказала она громко и твердо, словно настаивая, как учительница, которая вынуждена повторять нерадивому ученику правильный ответ.
- Вот те на! – Вертищев плюхнулся на стул. Чем отравили?
- Не знаю, но это - точно!
- Ну да, в общем-то, вполне женский способ, - словно бы сам с собою рассуждал Вертищев.
***
Наталья встала как вкопанная на полдороге к дому.
- Так он что? Меня что ли? – вскрикнула она и припустила обратно к бывшей библиотеке. – А я-то ему всю душу открыла!
Навстречу ей шла тихая поникшая Мария.
- Маша, да что ж это делается, мне Вертищев сказал, что ведь мужа твоего Светка убила. Он, было, меня сначала подозревал, а потом и говорит, ты, Наталья Андреевна, баба слабая, ты не могла, тут надо было в паре работать, вот как Светка с Валеркой, он Виктора тюк и они вдвоем его в реке и притопили! А сначала меня подозревал, что из-за кур я его, но моя совесть чиста. Так он вот мне тогда и признался, что это Светка с Валеркой натворили. Ты на меня не вспомни зла, я ведь и кур этих вовсе и не жалко, приходи, делай, что хочешь? Хоть ноги об них вытирай!
Мария в ответ только заплакала:
- Отравили его, Виктора моего, отравили.
Наталья аж опешила:
- Как отравили?
Едва отдышавшись, Наталья накинулась на Вертищева:
- Ты ж мой ягодный! А я поняла, к чему ты все это ведешь! Как же все говорят, что Виктора отравили, а ты мне сказал, будто его с большой силой убили, по затылку тюкнули.
- Не говорил я такого, путаешь ты, Андреевна, - оскалился Вертищев.
- Ты ж мне сам сказал, что там сила о-го-го какая нужна, чтоб его убить и я человек слабый и не могла такую силу иметь. Говорил?
- Что ты слабая – говорил.
- Ну!
- А то, что тюкнуть надо – ты сама решила, - Вертищев, кажется, издевался.
- А кто ж тогда Марии сказал, что мужа отравили? – не унималась Наталья.
- А тебе кто сказал, что отравили?
- Она и сказала.
- А ты пойди, переспроси, а то вдруг как с тюкнуть выйдет, - отвернулся Вертищев.
- Нет, ну ты скажи, тюкнули или отравили?
- Тебе зачем?
- Ну, как зачем? Истину знать хочу!
- Истину хочешь знать - иди библию читай, там, говорят, про это много пишут.
- Мне людям-то что сказать? Ведь все ждут!
- А тебя кто говорить-то просит. Тебя кто? ТАСС уполномочил заявить? Ты у нас вестник доброй воли или может архангел в вестью какой? Объясни-ка мне, - Вертищев резко повернулся к ней. – Ты из меня под видом дурочки сейчас сведения выпытываешь, чтобы их убийце раскрыть. Признавайся, кому стучишь?!
Наталья испуганно попятилась.
- Что ты? Что ты?! Никому я, никому, что ты?! А то, что сейчас говорила, да баба я любопытная, что ты не знаешь, сестра наша, все такие. Как кошки. Сплетни любим, с бабами посудачить. А если б я соседкам и рассказала, так что с того, какая беда?
- Какая? А ну, признавайся, кому рассказала.
- Да никому я не рассказывала, вот только от тебя вышла и сразу обратно, никого не видала.
- А вернулась зачем? Ну-ка, говори, кто послал?! – Вертищев уж тут такую рожу скроил гневную, что Наталья за сердце схватил.
- ДА никто не послал, я просто отошла и думаю, что ты думаешь, что я убила. Так я пришла сказать, что я не убивала. А тут на пороге Мария, вдова теперь которая. Я только ей и сказала, что я не виновата, что ее мужа так тюкнули сильно, что я так не могла. А она мне говорит, что не тюкали его, а отравили. Вот и все, больше никому.
- И все?
- Все
- А подумать?!
- Ну, сказала ей, что это Валерка только тюкнуть мог с бабой своей вместе. Только она не поверила.
- Почему не поверила?
- Ну ведь это просто, ты ж следователь, вроде и догадаться можно. Как она могла поверить, что Валерка ее тюкнул, если никто никого не тюкал, а его отравили.
- А, если наоборот, Светка тюкнула, а Валерка тащить помогал? – вкрадчиво, почти шепотом сказал Вертищев.
- Ааа! – баба как-то придушенно вскрикнула и закрыла рот обеими руками.
Глаза ее округлились, как будто и впрямь она познала истину, за которой пришла.
- Я пойду, - сказала она едва дыша и быстрыми шагами направилась к двери.
- Стой! Куда ты собралась? – резко окликнул ее Вертищев. – Теперь ты свидетель, ты теперь всю правду знаешь, тебя могут устранить как нежелательного свидетеля. Ты теперь под охраной милиции, тут ночевать будешь.
- Так у меня двое ребят, муж и куры. Их-то кто смотреть будет? Как это я здесь останусь, Саня придет, не посмотрит, что ты милиционер ,у него рука сильная.
- А как я тебя отпущу, ты теперь все знаешь, а значит для убийцы представляешь первейшую угрозу. Значит, он будет планировать тебя устранить и желательно как можно скорее.
- В смысле устранить? Кому желательно? – захлопала глазами Наталья.
- В смысле? В коромысле! Чик по горлу – и в колодец, как в кино!
Наталья схватилась за сердце.
- Дай воды, что ли?
Вертищев подал ей стакан, и пока она жадно глотала холодную воду, приговаривал.
- Вот пойдешь так к бабам своим, расскажешь, что узнала, а среди них окажется убийца, попросишь ты воды попить, а убийца тебе и поднесет отравы, чтоб ты замолчала навсегда.
Наталья откинула стакан в дальний угол комнаты.
- Что ты? Что ты? – закричала она. – Не надо мне никакой воды.
- Ну, не воды, так чаю, или водки стакан, - продолжал издеваться Вертищев.
- Я теперь со своей водой везде ходить буду.
- Нет, не будешь.
- Почему?
- Потому что ты теперь у меня тут посидишь, пока убийцу не поймаем, тебя отпускать никак теперь нельзя, потому что на тебе угроза жизни, а мне статья за потерю особо ценного свидетеля.
- Слушай, отпусти, у меня там дети дома и муж…
- И куры…
- и Куры, будь они не ладны, все из-за них началось.
- Что началось?
- Да все началось, кабы Виктор мне этих курей тогда не стравил, жил бы себе дальше спокойно.
- А он, можно подумать, неспокойно жил.
- А кто ж ему даст. Валерка он шабутной такой ведь. Даром, что женатый, а сколько себя помню, меня всю жизнь любил. Уже и с Сашкой мы сколько, а у него Светка, а все он былое помнит. Ну, грех попутал, было пару раз. А было, как раз тогда, когда Виктор мне курей травить начал, когда проклятие свое наслал, ну, Валерка его тогда за грудки к стенке и прижал, сказал, убьет, если еще раз. А Виктор сказал, что Светке про нас с ним расскажет.
- И? Рассказал?
- Да кто его знает, может, и рассказал, раз Светка его отравила.
- А кто тебе сказал, что Светка его отравила! Кто ж еще, да и Марья вон.
- Ничего я тебе не говорил.
- Ну значит, Марья сказала, я запуталась с тобой.
- А кто тебе сказал, что Светка отравила?
- А кто еще?
- Ты, например.
- Нет, я не могла, я особо желательный свидетель у тебя, которого трогать нельзя. Это ты уж мне точно говорил.
- Такое говорил, говорил, что ты сплетница и язык твой тебя под беду подведет.
- Вот, видишь, говорил, что не я.
- Ну, ладно, уж и обедать пора, раз ты говоришь, что кроме Светки больше никто не мог его отравить, значит я тебя теперь могу со спокойной душой отпустить, раз ты будешь настороже и у Светки пить воды не будешь, и никому не будешь рассказывать ничего, а значит, убийца не узнает, что ты про него все давно узнала. Ступай теперь.
- Так значит точно? Отравили его?
Вертищев пожал плечами и отвернулся.
- Я ж не скорая, откуда я знаю. Может, и тюкнули. Это, Наталья, тайна следствия.
- Так что ж мне людям-то рассказывать? – возмутилась Наталья.
- Одно я тебе могу без экспертизы сказать совершенно точно. Убили вчера вечером, пока еще светло было. Запомнила? Вечером! Но чтоб никому! – прикрикнул Вертищев.
- Могила! – весело ответила Наталья и скрыла за дверью.
***
Вертищев плеснул в стакан и засобирался.
В доме Ильи Петровича убирали трауром зеркала. Суетились он и Мария, нынешняя вдова.
- Вот, пришел доложить, - с порога возвестил Вертищев.
- Входи, входи, - ответ Илья Петрович. – Что? Удалось что-нибудь узнать?
- Что-то и удалось, да то немного совсем. Сейчас вот птица на хвосте принесла, будто и видела что, а что пока не скажу. Припугнул, чтоб не говорила никому, хотел даже у себя задержать, да отпросилась, больно сильно уговаривала, мол, дети, муж, куры… Пришлось отпустить, да боюсь, сболтнет ведь, что видела. Мария, ты хорошо Наталью, как ее…
- Андреевну?
- Андреевну, - кивнул Вертищев. – Хорошо ее знаешь, вытерпит, не расскажет тайны?
- Какое там? Мигом все расскажет.
- Ну, - вздохнул Вертищев и засобирался, - тогда надо караулить ее, а то сболтнет, что, потом греха не оберешься.
- Уж у нее теперь вся деревня небось сидит, - подтвердит Илья Петрович.
- Я пойду! – вызвалась Мария. – Я покараулю. Послушаю.
- Да, Маша! Ты только не говори никому про нее, это уж я тут, между нами, накоротке, потому что вам-то я уж могу доверять. А там никому. Сдержишься?
- Сдержусь, заодно посмотрю, кто и что говорит.
- Не-е, при тебе, скорее всего, не будут говорить, - махнул рукой Вертищев, - хотели бы, давно б сказали, чтобы позлорадствовать или намекнули, а так таятся, значит, не хотят, чтоб узнала. Молчать будут, чтоб ты не догадалась.
- Все равно пойду. Может, и пойму, кто сделал.
***
Через полчаса в доме Натальи была вся деревня.
Наталья рассказала все: что Виктора убили, и действовали в паре: муж и жена. Она отравила, а он добил в затылок, чтоб наверняка, отравили стаканом воды, хотели бросить в дальний колодец, но что-то помешало, поэтому бросили у реки. И будто кто-то сказал Вертищеву, что сделали это Валерка со Светкой, кто-то видел, а кто – того Вертищев не сказал, а и более того, держит он этого человека взаперти в библиотеке, как свидетеля.
Люди захлопотали, взялись пересчитывать, кого с ними нету, насчитали, что нет с ними вдовы, Марьи Ивановны, лежачей старухи, детей младших нет, и Ивана Кузьмича, бывшего конюха.
Значит, кто-то из них.
- Ну, Марья Ивановна, положим, не могла, она лежачая, - сообразила Светка. – Да и нас никто видеть нигде не мог, мы вчера дома с Валеркой дома были.
- А что Валерка утром на реке-то делал, - язвительно произнесла Анастасия, - что ж он в запрещенное-то время вдруг да на реку, что это за утками в марте, не волков же он у реки искал?! Думаешь, никто не знает, только Валерка твой охотник один на всю деревню. Или хочешь сказать, что вы теперь миллионеры стали на уток охотиться, когда запрещено, чтобы штрафы платить.
- Ну ты! – выступила Светка, - ты ври да не завирайся. Может, его и не утром убили. Ишь ты, а ты бы все мечтала, чтобы мы ругались, чтоб с Валеркой разошлись, а ты тут как тут. Только на тебя ни один мужик не посмотрит, ты порченная.
- Что это я порченная! – Настасья закинула косу за спину и встала руки-в-боки.
- А то не знаешь?! От тебя все мужики сбегают!
Чудом удалось разнять ругающих, растащили как котов по разным углам, облили водой.
- Иван Кузьмич – тот мог, - успокоившись, проговорила Настасья. – Он по весне в лес ходит, я точно знаю, он мог.
- А что он там делает?
- Он там какую-то траву берет, я не знаю точно, но надо ранней весной ходить.
- А ведь точно! – встряла Наталья. – Ведь он мне тогда куриц-то и выходил после Викторова проклятья.
- Да никто твоих кур не проклинал! - раздался голос от двери.
Все обернулись и увидели заплаканную вдову.
- И что твой Иван Кузьмич ночью в лесу видеть мог, он слепой как сыч сто лет как.
- Что уж он видел, я не знаю, - затараторила, внезапно испугавшись, Наталья Андреевна, - одно теперь ясно, он-то точно знает, кто убийца.
- А почему ночью? – снова встряла Анастасия, - может его вечером убили. А утром только нашли.
- Вот и я о том же, - поддержала ее Светка, - утром его Валерка просто нашел, а убили его раньше.
- Марья! Скажи, когда твой муж из дома ушел? Почему ночью, он что, дома не ночевал?
- Не твое дело! – с досадой огрызнулась Мария. – Муж мой умер, а ты на что намекаешь?
- Ни на что я не намекаю, ты сама сказала, его ночью убили, значит, ночью он в лесу был, а не в постели, - осклабилась Светка.
Дом загудел. Подозревать Виктора в изменах не мог никто и думать.
- А ты чо светишься как звезда на елке, повадилась чужих мужиков уводить, стерва! – Мария внезапно вцепилась в волосы Светке.
Светка завизжала и попыталась освободить схватку соперницы.
Присутствующие несколько минут обалдело созерцали происходящее, совершенно завороженные действом. Во-первых, никто не мог подозревать в Викторе гуляку, во-вторых, уже если и подозревать, то точно не со Светкой. Или, что выходит? Прав был Валерка, когда ее гонял? Неужели не выдумки?
Наталья первая бросилась распутывать клокочущий клубок дамских шевелюр, которые в большом количестве разлетались по ее дому.
- Ты! –истошно визжала Мария. – Ты разлучница! Своего мужика мало, на моего позарилась. А как отказал, так и отравила.
Светка не сдавалась.
- Да кому твой фиголог сдался! Кого я отравила!
- Сама знаешь, кого, своего мужика травила, вся деревня знает, извести не смогла, а моего, значит, смогла, получилось у тебя. Мой мертвый холодный лежит, а ты ночью спать ложишься с теплым. Все у тебя хорошо!
- Что ты мелешь?! Кого я травила? То, что Валерке подсыпала, было, так не чтобы извести, а чтобы пить бросил. А твой-то и вовсе не пил, зачем мне его травить?
- Ах, ты мразь завистливая! Все-то тебе завидно, конечно, у меня мужик золотой был, не пил даже, и все по дому мог. Вот ты вынести этого не смогла.
Женщины сцепились. Теперь надолго, таскали друг друга, пока не выдохлись и не устали.
Не разнимал никто, все ждали новостей, которыми обе делились охотно во время потасовки.
***
Несмотря на обилие удивительных сведений, Наталья не смогла усидеть на месте. И, пока соседки метали друг в друга искры и матюги, рванула к Вертищеву.
Что-то зацепило ее внимание в словах Марии. Нужно было срочно сообщить майору, что уж он очень сильно ошибся во времени преступления, было оно не вечером, а ночью, и это ясно следовало из слов Марии, которая, уж наверняка, точно знала, что вечером муж ее был дома, а ночью его уже не было.
Надо было спешить. Следствие без новых сведений могло зайти в тупик.
- Ах, вот и ты, моя сорока. А уж я тебя заждался, - радостно встретил ее Вертищев. – Ну, что принесла на хвосте, только говори не тараторь.
Наталья набрала в грудь побольше воздуха.
- Иван Кузьмича надо спасать, его сегодня ночью убьют!
- Почему? – удивленно спросил Вертищев.
- Он ночью был в лесу и все видел! О, хорошо, значит ночью!
- Что же хорошего! Ошибочка вышла у вас, гражданин начальник. Убили ночью, а не вечером. Ошиблись вы, а Иван Кузьмич все и видел.
- Кто ж сказал, что ночью? Марья, вдова, она и сказала.
- Ну, этой можно верить. А как ты решила, что ночью, мало ли кто и что говорит.
- Она прямо так и сказала, что ночью. Все остальные гадали сидели, кто говорит, может, вечером, кто, может, утром. А Марья вошла и сказала: «Ночью» и так уверенно сказала, будто точно знает. А и еще, кто ж кроме нее может знать. Ведь это ее муж там был, кабы вечером – она бы заметила, что его с вечера нет. А она прямо с порога так и сказала – ночью.
- Вот и я так думаю, что ночью…
- Нет, вы думаете, что вечером вчера, а я вам нашла новые данные, что ночью, и данные эти верные.
Вертищев засмеялся от души.
- Хорошо, а еще что?
- Ну, Марья говорит, что это Светка отравила, она вспомнила, что та мужа своего травила, чтобы не пил, так вот у той отравы этой осталось, она фиголога и в расход с тем пустила.
- Забавно, а Светка что?
- А Светка в драку.
- А филолога-то она зачем?
- А потому что он к Светке ходить начал.
- То есть она филолога отравила, потому что он за ней ухаживать начал?
- Ну да, да, странно как-то. Но вот тут так было. Марья пришла и говорит, мол, ночью все дело было, и дело было такое, что Светка мужа Марьи отравила, потому что она его к себе сманила, и что теперь Марья без мужа осталась.
- Так и зачем травить-то, если все у Светки хорошо?
- Вот и я не знаю, с ума народ посходил. Подожди, что-то тут не то. Давай сначала, Марья пришла и сказала Светке, что Светка мужа у нее увела и отравила. Не пойму сама, зачем травить-то было?
- Может, Марье отомстить хотела?
- За что? За то, что от нее муж к ней ушел? Так тут за что травить, живи да радуйся. Странно как-то.
***
- А ведь я с самого начала говорил, суицид это, Илья Петрович. Да и то, какой суицид, шел, поскользнулся пьяный на льду, упал.
- Ладно, прости, майор, кабы ты мне сказал это все сразу, я бы понял, а эта…
Над Витькой склонились пара лиц, одно – тестя, а другое – как будто знакомое, но как-то давно, неясно, туманно. К векам словно прикоснулись холодные пальцы и словно черная занавесь опустилась перед ним. От этой жизни остались только удалявшиеся голоса:
- Ты послезавтра вызывай скорую, с этим делом всякие чудеса бывают, бывало, что уже считали – помер, ан нет, подняли. Они с этой отравы как бы умирают, в коме находятся какое-то время, от мертвых и не каждый врач сможет отличить.
***
Марья сидела заплаканная в углу.
- Рассказывай, Марья, как дело было. Гулял?
Мария кивнула, но осталась сидеть, не поднимая головы.
После некоторого времени она собралась с силами.
- Гулял. Со Светкой.
Замолчала. Вертищев и Илья Петрович ждали. За окном опускались по-тихоньку синие весенние сумерки. Воздух через форточку задувал самый пьянящий, каким он может быть только в весенние самые ранние дни, кружащий голову, путающий мысли, пьянящий мечтами.
Мария встрепенулась и затараторила.
- Я должна была отомстить. Я столько в него вложила. Я его так любила. Он никогда не был как эти. Это тем более больно, когда он с этой грязной девкой, с которой полдеревни, пока Валерка пил. Она ж со всеми тут переспала. И он! Он такой непохожий, в эту грязь. Я не могла. Я должна была отомстить. Было очень тяжело. Сейчас везде любовь, а я в кровати лежу зубами, скрежещу от обиды. Вот пристала к нему, пойдем ночью убежим, на реку, как молодые совсем. Ну и выпить ему дала то, что Светка мужу подливала. Его убью, а ее посадят – вся недолга. Отомщу. Пришли, в стаканы разлила. «Пей», - говорю. Он и выпил. «Странный вкус какой,» - говорит. Он не пьет же почти, так иногда, я и говорю: «Показалось». Видишь, что сказал: «Странный вкус какой». Я боялась, он кричать начнет, что ты мне налила. А он только и сказал: «Странный вкус какой».
Мария залилась слезами.
В комнате стало почти совсем темно. Света не зажигали.
- Куда положить? – спросил Илья Петрович.
- Да сзади там, в буханку кинь, а зять пока на морозе пусть.
- Спасибо, - робко прошептала Мария.
- Типун тебе на язык, за такое спасибо говорить, - резко ответил Вертищев и хлопнул дверью.