Про девяностые. Богема. Рок музыка. Пьянка. Результат.
Протуберанец по имени Валера.
(Из жизни бомонда середины девяностых).
- Папа, как я рад тебя видеть! – прокричал Валерчик, пропуская меня в дом.
- Я Заппу слушаю! Гений, гений!
Эруптивный протуберанец солнца, возмутивший магнитное поле Земли достиг территории в триста пятьдесят четыре квадратных километра (площадь Ростова) с эпицентром между Центральным Рынком и Мореходным училищем им. Седова.
- Садись, садись. Ты только послушай!
Невольно заражаясь восторгом Валеры, я испытал прилив энергии и желание напиться немедленно.
Валерчик, подобно медиуму, впустил в себя старину Фрэнка и, подчиняясь повелению его гитары, визуализировал музыкальные пассажи гения.
- Вот, вот сейчас! - брызжа слюной, голосил Валера. И когда музыкальный оргазм наступал, он, схватившись за голову, выл, визжал и стонал единовременно.
Папа, это п….ц! Гений, гений!
Постепенно Валера утихал и звучал традиционный вопрос:
- Пить будешь? Только у меня ничего нет. Вчера Ти Рэкс слушали. Так нажрались!
- Валера, не вопрос, я сгоняю. Деньги есть, - успокаиваю я Валерчика.
- Правда? Ну, давай! А я пока тебе кое-что подготовлю. Интересно, узнаешь?
Оглушенный Заппой, я выстреливаю из дома Валеры прямиком в ряды с кислой капустой на Центральном Рынке, бутылка водки отягощает карман моего демисезонного пальто.
- Папа, ты это классно придумал, капусту купить!
Я разлил водку в два стакана, и мы выпили. Валера с трудом проглотил свою порцию, и некоторое время сидел с закрытыми глазами. Спасительная доза водки с трудом пробиралась сквозь дурноту вчерашнего возлияния, создавая на своем пути земляничные поляны нарождающейся радости.
- Послушал я твой Блёр, - наконец прохрипел Валера и посмотрел на меня мутно-красными глазами, - порадовал, порадовал!
- Вчера все свои были, Ефим только не досидел. Его на доброту пробило: на улице котёнка новорожденного подобрал. Кормить пошёл. Ему все говорили, что не выживет он без матери. Напрасные труды. Ефим все равно ушёл.
Дверь отворилась и в полутемную комнату вошла Таня.
- Привет, Гриша! Валера, сделай тише, мать спит.
Валерчик немного убавил звук и прочёл мне короткую лекцию о предвидениях Бердяева, о трудах Карамзина и непростом сосуществовании русских и евреев в Российской Империи.
Выпитая бутылка водки уровняла нас окончательно.
- Валера, может яичницу сделать? - спросила Таня, ставя свой опустевший стакан на пол.
- Давай, конечно, мы ее с капустой!
- Ночью хохма вышла, - негромко заговорил Валерчик, провожая Таню взглядом.
- Валера! - строго сказала Таня, я всё слышу! Не смей!
- Таня, да что здесь такого, - продолжил Валера, - так вот, сплю я и вдруг удар в бок. В темноте вижу, Танька на постели сидит.
- Что случилось? - спросил ее.
- Валера, что в бутылке?
- В какой бутылке?
- В пивной, там что, не пиво?
Ты представляешь, - заржал Валерчик, - Таня вместо пива мочи хлебнула. Я ссать захотел и в пустую бутылку напудинил, а она выпила.
К вечеру комната Валеры заполнилась до отказа разными людьми: несколько молодых журналистов, преподаватель местного ВУЗа, пара студентов-художников, поэт, какие-то праздношатающиеся оригиналы, и раскодированные алкоголики. Безуспешно старался перекричать музыку раскрасневшийся Валера. Он пытался заговаривать с каждым, а иногда со всеми сразу. Журналист Семён бился в припадке танца от блюза Дженис Джоплин, Медведев Миша - преподаватель психологии в РГУ тайно делился со мной, что через месяц уезжает в Канаду, откровенно ссорилась пара студентов-художников.
Водка сменялась пивом, а Фрэнк Заппа Марком Болланом. Танцы, крики восторга, попытки петь вместе с Дэвидом Боуи дурнотой подкатывали к горлу.
- А это что за чёрт? – подивилась на извивающегося в экстазе Семена, вошедшая мать.
- Не мешай, - грубо вытолкал ее за двери Валера.
С приходом степенного, седовласого Саши Кожина в комнате ненадолго воцарилась тишина.
«Посетители салона» еле ворочая языком, изображали из себя энциклопедистов. Каждый пытался в чем-то убедить оглоушенного спиртным и децибелами собеседника.
- Папа, давай уйдем отсюда, - услышал я за спиной голос Валеры, - у меня бутылка сухого есть.
Мы покинули накуренный «салон» Валерчика и побрели по направлению к Площади Советов на Большой Садовой. Под «яйцами» безлюдно, лавочки пусты.
- Валера, а почему твоего отца назвали Томом? – спросил я Валеру, и вернул ему бутылку с вином.
- Дед очень Марка Твена любил, - ответил Валера.
- Да-а? – удивился я словам друга, - надо же, а ведь простым деревенским парнем был!
Так, товарищи, распиваем? – услыхал я над своей головой. В кромешной темноте мы не сразу заметили пятерых молодых дружинников, пристально глядевших на нас.
Остаток дня мы провели в обезьяннике районного отделения милиции. А когда нас выпускали, то так и не нашли шнурков от моего правого ботинка.
- За все хорошее надо платить, - попрощался я с Валерчиком и сел в утренний автобус.
