Про Бобу (из воспоминаний собаковода-любителя). Часть 1
Добрый день всем! Хочу попробовать разместить свои заметки на этой площадке. Спасибо всем, кто прочитает! С грамотностью всегда были проблемы, прошу особо не осуждать.
1.
Рассказы, основанные на воспоминаниях, принято начинать с глубокомысленных общих фраз, на вроде такой: «Время – тонкая невидимая материя, которую мы пытаемся ухватить пальцами, а она все ускользает…», или: «Оглядываясь назад, человек часто ощущает себя… (песчинкой/листком дерева/пустым стаканом, или еще чем-то/кем-то там)». Мне хочется начать просто и незатейливо. Итак… Я всегда хотел собаку.
Плевать, что рядом в тексте слова «хочется» и «хотел». Я бы мог написать: «мечтал о собаке», но это будет не правдой, мне вовсе не грезились счастливые дни с любимым питомцем, типа вот мы весело бежим вприпрыжку по пляжному песку вдоль набегающих волн, или там, едим вместе хот-доги, обливаясь кетчупом, заливисто хохоча и лая, каждый во что горазд. Я не оглядывался, провожая долгим взглядом собаковладельцев, выгуливающих предметы своего владения, не записывал все выпуски Дог-шоу «Я и моя собака» с шестнадцатого апреля тысяча девятьсот девяносто пятого года, не особо интересовался породами и их особенностями. Правда однажды, а может быть дважды, я бывал на выставке собак. Да, точно дважды, значит – на выставках.
Первый раз это было в детстве. Выставки тогда проходили на нашем стадионе «Торпедо». Нашем – в смысле не у нас в собственности, а просто недалеко от нашего дома. Стадион принадлежал нашему заводу «Четвертый ГПЗ», который, конечно, тоже был не наш, но на нем работали многие соседи по району, а вход его нижней проходной расположен был напротив стадиона, в пяти минутах ходьбы от моего подъезда.
Впрочем, я отвлекся, в общем, в те времена выставки проводило общество ДОСААФ. Добровольное содействие армии, авиации и флоту. Ну или, типа того. Они готовили парашютистов, автолюбителей, ну и, конечно, собаководов. На заводском стадионе собиралось множество народу, развевались флаги, играла музыка, дикторы орали в микрофон. Весело было. Собаки, естественно тоже присутствовали.
В основном это были овчарки: восточно-европейские, наверное, еще немецкие, тогда их я не различал, сейчас иногда различаю. Конечно, были там эрдельтерьеры и фокстерьеры, ризеншнауцеры, ньюфаундленды, московские сторожевые, гигантские советские колли, лайки, спаниели, доги, бульдоги и боксеры, пуделя и болонки. Все это советское многообразие вертелось, тявкало, чавкало и сопело. Глаза разбегались, внимание рассеивалось, в ушах все звуки сливались в один монотонно гудящий белый шум.
В целом советские времена моего детства как-то запомнились мне отсутствием разнообразия собак. Да и вообще собак вроде бы было куда меньше, чем сейчас. В нашем девятиэтажном четырех подъездном доме жили две овчарки, дог, пудель, да пара мелких толстых собак, похожих на ожиревших чихуа - переростков, которые считались карликовыми пинчерами, и которых модно было заводить среди бабушек – неизменных обитателей советских дворов. Согласитесь – это не так уж много для дома из ста сорока четырех квартир, в каждой из которых проживало в среднем 4 человека. Зато, например, котов бывало по трое на одном этаже, плюс пара кошек проживали в подъезде, где стабильно плодились, и многочисленные дети их сначала были игрушками для дворовых детей, а когда подрастали, уходили строить свою самостоятельную жизнь куда-то еще, добывая пропитание из помоек и сердобольных старушек, ежедневно рискуя стать целью живодерски настроенных подростков, пьяных дворников или не менее многочисленных дворовых собак.
Собаки часто покупались на птичьих рынках, поэтому породистость их была относительна, а фенотип разнообразен.
В нашей семье фанатом всяческого зверья был папа. Именно он принёс однажды с птичьего рынка нашу первую собаку. Никогда не забуду то утро. Папа отправился на «птичку» за кормом для канарейки, которая жила у нас несколько лет, чем выделялась из остальных питомцев: котенка, хомячка и черепахи, не прижившихся в нашем доме по разным причинам. Хомяк постоянно падал с балкона, черепаха однажды сбежала от меня на даче, а котенка почти сразу отдали в хорошие руки. Канарейка, увы, тоже имела печальную судьбу. Ее друга кенара сожрал сразу же вероломно ворвавшийся к нам в квартиру соседский кот, других птиц она к себе не подпускала, долго жила одна, научилась петь, разучилась летать. В итоге я ее прищемил ногой, неуклюже играя и сильно горевал, коря себя за бестолковость и невнимательность.
Так вот в тот день канарейка еще была жива-здорова, а папа уехал на птичий рынок ей за кормом. Позже, когда мне купят аквариум, я буду часто ездить туда «на птичку», сначала отстояв минут тридцать на остановке в ожидании автобуса, потом сорок минут в давке и духоте еле ползущего «ЛиАЗ-ика» и вот оно заветное царство рыбок, птиц и домашних животных, а также кроликов, кур, охотничьих, рыболовных приблуд и всего такого. Отдельный мир со своей собственной неповторимой атмосферой ярой увлеченности энтузиастов, домотканого профессионализма самоучек, дремучего невежества, жестокости и алчности барыг.
Папа вошел в коридор из общего предбанника, обдав прихожую запахом мороза и снега. Сразу раскрыл свой необъятных габаритов овчинный тулуп, и неожиданно вытащил из-за пазухи невероятное счастье! Маленький, тепленький, шерстяной, пахнущий молоком щеночек овчарки. Ну, скорее всего овчарки. Во всяком случае, папа тогда был уверен, что мать песика, которую ему продемонстрировал продавец, была овчаркой, по крайней мере, с виду.
Щенок был невероятен. Назвали мы его Гектором. Полный энергии комок носился по квартире, периодически воруя то носок, то тапок. Кормили его по незнанию манной кашей на молоке, что нисколько его не смущало. Никаких проблем с пищеварением, аппетитом и позитивным настроением. Я таскал его с собой гулять, шлялся с ним по дворам, катался с горки на детской площадке. Гектор прожил у нас очень недолго, наверное, месяца три. Мама с бабушкой вынудили отца продать его на том же птичьем рынке. У бабушки была астма, и, хотя жила она в отдельной комнате, куда собаку не пускали, возможно шерсть и прочие аллергены до нее долетали, а мама тогда просто не особо любила собак.
Я, как парень не слишком самостоятельный, не очень был готов нести на себе ответственность за питомца, точнее даже не был готов от слова: «вообще». И таким образом остался без собаки.
Мне было тогда очень грустно. Когда меня брали на «птичку» покупать корм для канарейки, я всегда чуть не плакал, глядя на продававшихся щенков. До сих пор не понимаю, зачем меня туда таскали. Потом я немного успокоился, увлекся аквариумом и смирился с тем, что собаки у меня не будет. К тому же родители завели кота: черного дикаря по кличке Блек, который носился по шкафам, ел только рыбу, лупил соседских котов, и был в целом симпатягой, даже бабушкина астма не пересилила родительской привязанности к нему. Прожил он у нас лет шесть, пока окончательно не подорвал здоровье, питаясь одной рыбой, либо ничем. Тогда я впервые увидел, как отец плачет. И еще долгое время у нас никто не приживался. Новый котик оказался слишком активно писающим, и быстро переехал в деревню. Папа стал директором и много времени проводил в разъездах, мама работала, бабушка болела все сильнее, заботы, проблемы, бытовые и финансовые сложности – начало девяностых. Я был увлечен обстоятельствами ранней молодости. А потом опять захотел собаку…