Превратности любви⁠⁠

Давно, очень давно, когда мои дети были маленькими и мы с ними только начинали осваивать жизнь в деревне, мамин бывший мужчина, сохранивший к ней первозданность чувств, этой же деревни житель, желая видимо маму красивым жестом впечатлить, пригласил меня с детьми к себе в баню, передав своё приглашение через неё.
Баню он как раз поставил новую. Всё сделал сам. И она стояла такая маленькая, под стать невысокому же её хозяину, но вся одушевлённая творческой мыслью своего создателя – до мелочей продуманная, полная тонких инженерно–технических решений и хитростей. В ней билось горячее кирпичное сердце и она сияла как бриллиант.
«Дети, идите в баню», – сказала мама, выполняющая, по всей видимости, негласную миссию по разбиванию как можно большего количества мужских сердец.
Мы обрадовались. Потому, что наша баня была старая и во время мытья с потолка на голову всё время земля сыпалась. Раньше бани почему-то утепляли землёй. Ещё там печка железная прогорела и всегда едко дымом пахло и в бане стояла густая сизая пелена и мы в ней мылись с опасностью не вернуться и угореть.
В общем, собрались.
К слову, Анатолий наш, вильнувшую хвостом маму хоть и не забыл, но уже совместно проживал и вёл общее хозяйство с другой женщиной. Из сугубо практичных соображений, надо полагать.
Приглашение в баню неслучайно совпало с временным отъездом новой пассии. Нам следовало прийти вечером, в темноте, будучи сокрытыми от любопытных соседских глаз, тихо вымыться и не разглашать.
Конечно. Как же иначе объяснить новой женщине, почему дети бывшей в их баню мыться пришли?
Помылись мы замечательно, по достоинству оценив все современные технические удобства авторского банного новаторства.
Правда, вечером следующего дня вдруг поняли, что забыли в бане плавки обоих детей.
Я детям говорю: «Неудобно как-то», – «Надо что-то делать.»
Было решено пойти в этот вчера ещё гостеприимный дом и сказать хозяину примерно следующее: «Здравствуйте. Мы оставили в бане свои вещи, можно мы их заберём?»
Дождавшись лёгких сумерек, с колотящимся от волнения сердцем иду к Анатолию, стучу в дверь, мысленно проговаривая заготовленные заранее слова.
Дверь открывается, на пороге я вижу крепко сжавшего тонкие губы Анатолия и, к своему ужасу, за его спиной вдруг замечаю, как блестнули в сумраке сеней, отразив свет вечернего неба стёкла очков его новой гражданской жены.
«Ой, вернулась», – подумала я.
Мгновенно из головы выветрилось всё, что мне надо было сказать. Пережив вечность неловкой секундной паузы, зачем-то приложив ладонь ко рту, громким, заговорщическим шёпотом я вдруг произнесла: «Мы у Вас трусы забыли...»
«Я вам их уже отнёс», – сдержано, с выражением тихой ненависти в лице ответил Анатолий, – «Пакет на входной двери.»
«Спасибо», – скомкано сказала я, в то время, как уже почти закрылась передо мной большая деревянная дверь.
Возвращаюсь домой – и правда, висит пакет прямо на дверях дома, и как я сразу не заметила.
В баню Анатолий нас больше не приглашал.