Попытка номер два⁠⁠

Джона Кеннеди хоронили в понедельник, 15 октября 1962 года. Три дня назад Серхан Бут успел полностью разрядить в теперь уже бывшего президента шестизарядный "курносый" кольт, прежде чем охранники пристрелили дьявольски быстрого убийцу. Каким образом Бут пронёс револьвер на закрытую пресс-конференцию, осталось загадкой для всех. Или почти для всех… Президент умер мгновенно, две раны из восьми оказались смертельны. В том числе одна на опалённом выстрелом в упор затылке, с противоположной от безумного фанатика-стрелка стороны, где находились бодигарды первого лица Америки...

Лицо мёртвого Кеннеди так и не удалось полностью восстановить, и тело покоилось в закрытом гробу. Над Арлингтонским кладбищем вместо неба нависало нечто беспросветно-серое. Моросил дождь. Прощальные слова Линдона Джонсона казались чуть торопливыми, но виной тому была совсем не погода. Новый президент, не замечая капель на лице, мысленно уже подбирал жёсткие аргументы и хлёсткие эпитеты для речи в новоиспечённом Чрезвычайном Совете. Совет экстренно собрали вчера, в воскресенье вечером, после утреннего облёта Кубы самолётом-разведчиком U-2, который получил неопровержимые фотодоказательства, подтвердившие опасения Пентагона: русские ракеты – на Кубе!

Джонсон смотрел на полосы мокрого флага, облепившего гроб, и говорил что-то о сплочении американцев перед постигшим их горем, об испытании для нации и о том, что все причастные к этому небывалому акту террора будут обязательно найдены и наказаны, но внутри его трясло от возбуждения! Эти косорукие идиоты, конечно, сделали дело через задницу, но сейчас на это уже плевать! Убийца мёртв, а расследование траекторий пуль и количества выстрелов обязательно будет, но определит вину одного лишь Бута… Мёртвого одиночки-психопата Серхана Бута. А он, новый президент Соединённых Штатов, позаботится о том, чтобы всё закончилось без неожиданностей и очень быстро, потому что появилась проблема поважнее! Ядерные боеголовки в подбрюшье страны, у самой Флориды – это… Нет, таких совпадений просто не бывает! Наверное, кто-то там, наверху, всё-таки очень любит Линдона и Америку, которая давно уже нуждается в твёрдой руке… И твёрдая рука у неё будет! Ковбой Лин ни за что не упустит своего шанса!.. А заодно покажет и своим, и этим наглым русским, как усмиряют тупых быков в родном Техасе!..

* * *

В девяносто первом явно потеплело. Подмораживать начало только к середине августа. Иногда по ночам падал серый снег, но за день еще успевал растаять. Наступала зима.

Макар поёжился. Крепкому, бесшабашному человеку пятнадцати лет от роду нипочем обычный холод поутру, но теперь парень пожалел, что не надел под телогрейку колючий толстый свитер.  Макар шёл проверять пятый капкан. В первых двух было пусто, в третьем тушку зайца погрызли кочевые синие муравьи, и парню досталась лишь попорченная шкурка. Повезло пока только с четвёртым – крупный русак, учуяв приближение человека, из последних сил грозно зарычал, скаля игольчатые клыки с полпальца, отчаянно задёргал зажатую ржавым железом переднюю лапу и яростно заколотил длинным голым хвостом по желтой траве. Макар не рискнул добивать такого здоровенного ножом. Перевёл старенький "калаш" на одиночные и потратил-таки патрончик, мысленно строго погрозив проснувшейся в душе жабе. С пудовым рюкзаком за спиной можно было бы и возвращаться, но Макар не любил оставлять незаконченных дел, к тому же пятый капкан был последним, хотя и самым дальним от посёлка.

Пятый тоже оказался не пустым. Подросток остановился шагов за сорок и поудобнее перехватил автомат. Добыча вела себя неправильно. Заяц не делал попыток вырваться, но и не лежал обессиленно. Он равнодушно смотрел в сторону замершего под большим кедром охотника, иногда медленно наклоняясь и обнюхивая зажатую окровавленную лапу. И это было очень похоже на… Макар сглотнул и осторожно, чтобы под кирзач не попала сухая, трескучая ветка, стал отходить назад, настороженно оглядываясь. Но было уже поздно. Добыча в капкане стала приманкой, а охотник превратился в дичь. Впереди, за деревьями блеснули переливающимся чёрным мехом несколько больших силуэтов.

"Спать, спать, спать… - тут же зашумело в голове. – Надо спать, ничего больше не хочу, только спать, упасть прямо здесь и спать, спать, спать…"

Макар со стоном открыл свинцовые веки и увидел совсем рядом бесшумно крадущуюся тушу зверода. Самого торопливого… Онемевший палец тяжело, как полное ведро из колодца, потянул спусковой крючок автомата, и парень даже успел сонно и отстранённо, словно не о себе, подумать, что не успеет… Грохнул выстрел. В трёх шагах от человека туша рухнула на подогнувшиеся передние лапы, а из оскаленной пасти плеснуло густо-багровым. Макар дёрнул предохранитель "калаша" с одиночных на очередь и высадил полрожка по широкой дуге в отпрянувшие за деревья чёрные тени. В голове чуть прояснилось. Он за секунду сбросил тяжёлый рюкзак, развернулся и, пошатываясь, побежал.

Туман в башке всё еще не рассеялся, и мысли бились в такт бегу. "Быстро не смогут… не отстанут теперь… мясо бросил… на один зуб им… почему стая… они одиночки же… влево забирать... к реке... баран... пока кругами будешь… пойдут по старым следам… в посёлок… умные твари… предупредить… может, отобьёмся!.."

* * *

- А потом чё, дед Сань? – худой светловолосый паренёк лет четырнадцати выжидательно смотрел на улыбающегося старика.

- Чё потом… Ничё! Всё и покатилось. Под горочку… хе-хе, - старик несколько раз моргнул, нервно и сильно сжимая веки. – У Кукурузника очко-то заиграло, трусоват оказался. Так, только при народе кричать про "кузькину мать" горазд был, а как до реального дела дошло, хотел всё назад отыграть! Полканыч потом рассказывал - решил, мол, Никитка, ракеты с Кубы убрать, а эскадру с новыми, что ещё везли, из Атлантики вернуть… Это Атлантический океан так сокращенно…

- Да помню я, помню! – нетерпеливо прервал его подросток. – А они не послушались, что ли?

- Как не послушались! Там люди военные, им куда сказали, туда они и идут!.. Обратно на Америку развернули, как Хруща сняли. Товарищи Семичастный и Шелепин выступили на срочном пленуме ЦК. А другие товарищи их возьми да и поддержи! Маршала Жукова из отставки вытащили аж сразу в министры обороны, потому как товарищ Малиновский как-то малость заколебался мимо линии партии. И в два дня Никиту Сергеича со всех постов и попёрли! Как сейчас помню, в экстренном выпуске "Правды" двадцать второго числа передовица: "За отход от принципов защиты завоеваний мировой социалистической системы и недопустимые уступки ультимативным требованиям американского империализма, а также по состоянию здоровья, пленум единогласно решил освободить Хрущева Никиту Сергеевича…" – произнося эти слова, старик важно поднял указательный палец с обгрызенным ногтем и выпучил глаза.

В сочетании с кое-как остриженными волосами, клочковатой седой щетиной на подбородке и впалых щеках, ватником на голое тело, грязными ватными же штанами и босыми ногами… - в общем, цитата почти тридцатилетней давности прозвучала дико.

- Ну и слово за слово, ху… гхм… Они нам ещё ультиматум, мы им свой. Двадцать седьмого октября шестьдесят второго года они ударили по Кубе... Мы – в ответ… И понеслось! Из-за меньшего войны начинались, а тут противостояние общественных систем! Чё ты хочешь!..

Паренёк требовательно смотрел на старика.

- Чего, и не могли договориться? – половину слов он, как всегда при разговоре с дедом Саней, не понимал, но общий смысл уловил, да и прозвища тогдашних вершителей судеб мира звучали не в первый раз. – Дураки, что ли, они были? Не понимали, что будет? Ведь это, я не знаю… ну, как сейчас нам лес поджечь, чтоб зверодов выжечь! Мы же и сами сгорим к едреням! Ты же говорил, что в железяках этих… в ракетах, да… что в них мощь такая, что чуть земля не раскололась!

- Вот, значит, не смогли. И не раскололась, к счастью… хе-хе, - дед безумно блеснул глазами и с какой-то даже гордостью добавил: - Хоть потряслась, конечно, знатно! Я думаю, десяток-другой термоядерных "кузькиных матери" по сто мегатонн наши им таки воткнули, это кроме обычных ядерных, конечно!

- А они нам сколько? – мрачно спросил подросток.

Старик поскучнел, деловито задул коптилку и со скрипом завалился на топчан.

- Иди, Санька, домой, - прозвучал из наступившей темноты усталый голос. – Давай, тёзка, а то мать тебя уж, наверно, заждалась...

Санька вылез из дедова блиндажа и сразу увидел бегущего от бревенчатого частокола брата. Вид у того был шальной, глаза бешеные, а мощная грудь ходила ходуном, перегоняя воздух в лёгкие и обратно.

- Поднимай… деда! – издалека захрипел он, тяжело выталкивая слова. – Всех поднимай… Быстрей!

* * *

- Привал, - скомандовал Полковник.

Рухнули, кто где стоял. Благо каменное крошево пола пещеры прикрывала наносная мягкая земля.

- Посмотри на входе, - с необычными мягкими нотками в голосе сказал Полковник.

У Саньки не осталось сил даже глянуть, кому адресовался этот просительный приказ.

Мимо быстро протопали. Санька всё же приоткрыл один глаз и проводил взглядом Миньку-дурачка. "Как он ещё ходить может, - подумал он безразлично. – Вот урод…"

Минька их спас. Пятерых людей и себя. У Миньки была заячья губа, лысая сизая башка, по четыре пальца на руках и тёмные, совсем без белков, глаза. Говорить он не умел, вечно только улыбался, но за все тринадцать лет его жизни почему-то не было случая, чтобы кто-то не понял, чего Минька-дурачок хочет или не хочет.

Звероды обрушили частокол сразу с четырёх сторон. Они были быстры и ловки, куда-то испарились их ленца и неуклюжесть, которые столько лет давали людям шанс выжить. Они будто очнулись наконец от давней спячки. И их было много, очень много. Как оказалось, сопротивляться наваждению, насылаемому двумя сотнями этих тварей, способен только Минька. "Ментальный удар", - непонятно объяснял потом дед Саня. Даже Макар, который испытал это на себе и знал, чего ждать, после пары коротких очередей "поплыл" и выронил автомат. Редкие выстрелы с других углов ограды быстро стихли. И только Минька, подхвативший "калаш" Макара, кривясь, словно от боли, и не замечая капель пота, текущих по лицу, стрелял в появляющиеся с разных сторон остроносые чёрные морды, не давая зверодам приблизиться к маленькой группке людей.

Санька видел всё как в тумане, смутно помнил, как дурачок пинал сидяших в пыли Полковника, деда Саню и Макара, тащил Аньку, повисшую на плече, а спина до сих пор чувствовала удар прикладом, хоть и плашмя, после которого Санька внезапно понял, что должен помочь деду подняться и бежать следом за остальными…

Первую ночь они не останавливались. Переходя с бега на шаг под красноватым светом полной луны и подсвечивающими облаками, просто стремились уйти как можно дальше от ужаса за спиной. Утром второго дня, когда стали чаще падать, а не идти, вышли к горам, где Полковник отыскал, оглядывая склоны через старенький бинокль, пригодную для привала пещеру. Странно, но никто из зверья не облюбовал эту дыру, и теперь пять человек запалённо дышали, лежа на её земляном полу. А Минька-дурачок сидел у выхода и смотрел в сторону леса, из которого они пришли.

Чем больше расслаблялись сведённые судорогой мышцы, тем окончательней приходило к Саньке понимание, что из шестидесяти жителей посёлка выжили только они шестеро…

* * *

Санька, сам того не замечая, всё прихватывал Полковника за отвороты бушлата и пытался трясти.

- Это же неправильно! – шёпотом кричал он, мотая головой, чтобы стряхнуть застилавшие глаза слёзы. – Ну так же не должно быть! Почему мы живые?! Зачем вы со мной это сделали?! Зачем вы со всеми нами это сделали?! Ведь сами же нам рассказывали, как хорошо вы жили! Почему вам обязательно надо было друг друга убивать своими сраными ракетами тридцать лет назад?! Место для зверодов расчищали?!

Где-то сбоку плакала Анька и просила:

- Не надо, Санька, пусти… пусти, он-то при чём!

Макар переводил хмурый взгляд с них на отвернувшегося деда Саню.

- Это всё неправильно! – убеждённо повторил Санька, опрокинулся на спину, отвернулся и стал смотреть на разведённый огонь.

Дед Саня провёл рукой по глазам.

- Неправильно, конечно, Санька. Так теперь-то чего уж… Да и кто ж знает-то, как надо было? Я вот иногда смотрю в небушко, да и думаю, что сидит там такой пакостник, смотрит на нас и думает: "А какую бы этим людишкам ещё каверзу учинить? Чтоб побегали они да посуетились!" Чтоб не скучно ему, паскуднику, было… хе-хе.

Полковник тем временем достал из кармана старую полустёртую карту и разложил поближе к свету костра. Он молчал, а пальцы его подрагивали. И Санька только сейчас заметил, что волосы у Полковника совсем седые и вспомнил, что они с дедом Саней почти ровесники. Обоим под семьдесят…

- Куда мы теперь? – подал голос Макар.

- На Базу двигать нужно, - сказал дед.

Полковник покачал головой.

- Где та База… Пять лет назад там были. Что там сейчас, я не знаю. Да и не пройти туда. В последний поход семеро по дороге от лучевой умерли. А чтобы обойти зоны заражения, возвращаться надо... Да и все дозиметры в посёлке остались. Кто-нибудь хочет вернуться?..

- Чего ж тогда, здесь останемся? – мрачно спросил Макар. – Станем жить-поживать. Новый посёлок заложим. Анька вон нам детей нарожает…

- Дурак ты, Макар! – Анька отошла и села рядом с Минькой.

- В любом случае здесь долго сидеть нельзя, - тихо произнёс Санька. – Звероды нас так просто не отпустят. Я точно знаю. Через день-другой по следу пойдут, после того как… как закончат в посёлке. А у нас и патронов-то штук по двадцать на каждого осталось.

Минька согласно закивал.

Полковник всё расправлял и расправлял карту, будто хотел разглядеть на ней стрелочку с надписью "путь к спасению".

- Остается только в Энск идти, - наконец сказал он. – Не там, так в округе люди в любом случае живут. Если повезёт, то сильно заражённых участков по дороге не попадется. Запоминаем на всякий случай. Перевалим Шаман-гору и триста двадцать километров на юго-восток. Недели за три должны дойти.

- Что перевалим? – сипло спросил дед Саня.

- Шаман-гору. Тут на сгибе стёрто, но вроде название правильно разобрал. Эта гора так называется, где мы сейчас…

Дед усмехнулся.

- Надо же. Не думал, не гадал… За лесами, за долами, за высокими горами. А не видит ничего, что под носом у него... В двух днях пути…

* * *

Улиток набрал Макар, осторожно поползав по валунам на склоне горы. Дед Саня насадил парочку покрупнее на палочку и принялся запекать над костром.

- В пятьдесят четвёртом ещё я здесь геологом работал. И был у меня дружок один, Рудик Ростиславский. Вот пошёл он как-то на очередную медкомиссию, а ему там и говорят, дескать, где ж вы раньше-то были! Что-то там с желудком или поджелудочной, что ли… Ливер, в общем. Метастазы, всё такое. Неоперабельный рак уже. Месяц жизни ему эскулапы отвалили от щедрот на всё про всё. Ну и выпили мы с ним напоследок, а потом отправили его куда-то в клинику, в Свердловск вроде. То ли лечиться, то ли помирать.

Все шестеро сидели у огня и слушали слова из прошлой жизни.

- А в пятьдесят пятом ехал я в Москву из Хабаровска в купейном с одним мужиком. Нормальный мужик такой здоровый, офицер, переводчик с японского. Помнится, дембельнулся и тоже до самой столицы ехал. Ну, разговорились за долгую дорогу. Как эти места проезжали, про шаманов разных вспомнили, про всякое необычное. А на одной станции вдруг дверь сдвигается, и заваливается в купе Ростиславский собственной персоной! Живой, мордастый и, главное, здоровый! Ну, обнялись, отметили встречу… хе-хе. Я спрашиваю, как же ты, брат, смерть-то обманул? И рассказал нам Рудик историю удивительную, как раз в тему разговора. Собрался, мол, он с полгода назад уже коньки отбрасывать. Врачи сказали - пора! Да кто-то вдруг присоветовал ему сходить к шаману здешнему. Ну, в такой-то ситуации и к чёрту лысому пойдешь… Пошёл и к шаману, а тот на него глянул, глазки узкие в усмешке совсем закрыл и говорит: "Я тебя уже вылечить не смогу, но совет дам. Есть у нас гора. Тоже шаман, - снова усмехнулся. - Так и зовётся – Шаман-гора. Ступай туда. Если тебе действительно есть для чего жить, найдешь там круглый камень в рост человека. Все видят его по-разному. Кто-то видит каменным, кто – хрустальным, а кто – серебряным! То одна из слёз неба лежит! Тыщу лет лежит. И может эта слеза выполнить, что пожелаешь. Даже и слов не надо, коли пожелаешь от сердца… А может и не выполнить. Может, вообще тебе не покажется, если ты человек никчёмный, и жить тебе незачем". И показал примерно, где ту гору искать… Оказывается, вот где… А ещё ему тот веселый шаман сказал, что просить следует ровно столько, сколько надо. "Попросишь, - говорит, - больше нужного – раздавит тебя потоком милости-то, попросишь меньше – ничего не получишь, не станет камень из-за малости трудиться! Проси в свою меру!"

Дед вздохнул и дожевал улитку.

- Так, значит, твой друг нашёл слезу неба, дед Сань? – заворожённо спросила Анька.

- Нашел, нашёл. Никто не верил потом, что у него болезнь неизлечимая была. Доктора головами качали. Ошибка, говорили, наверное, в анализах. Абсолютно здоровые органы у вас, товарищ. Непонятно вообще, с чего вы столько времени по врачам ходили. Уж не симулянт ли вы?.. Вот так! Пошли потом с военным покурить, а я всё думаю, а чего бы я попросил-то, если вдруг? И по глазам вижу, офицер тот тоже задумался. Ну чё, говорю, обдумываешь желание? "Миру – мир! – говорит. – И счастья всем даром! Мне много не надо". Посмеялись с ним тогда…

Дед помолчал и грустно добавил:

- Столько лет прошло, а каждое слово помню. Совсем старый стал...

- Выходим до рассвета, - сказал Полковник после долгого молчания. – А если попадётся твой, Сашка, сказочный камень, нам и гадать не надо. Попросим у него ещё чуть-чуть пожить.

* * *

До перевала они не дошли совсем немного. Минька дёрнул Полковника за полу бушлата и показал себе за спину. Все обернулись, Анька ахнула. Подножие горы кишело чёрными блестящими шкурами…

- Триста двадцать километров на юго-восток, - повторил Полковник, запихивая Макару в карман когда-то бывший зелёным облезлый компас с треснутым стеклом и смятую карту. – Не останавливайтесь хотя бы полсуток! Бегом!

Он посмотрел на Миньку, как бы к чему-то прислушиваясь.

- Пятьдесят шагов? Ближе достанут?

Минька закивал.

- Понял тебя, - кивнул и Полковник. - Всё, ребята, вперёд!

Он развернулся и, спустившись метров на десять вниз, стал обустраивать место прицельной стрельбы, подбирая камни для упора.

- Ничё, ребятки, - ухмыльнулся дед Саня. – Мы их в два ствола. По склонам не обойдут, а тропка узенькая. Патронов вы нам подкинули, спасибочко, мы их теперь долго держать будем. Только вы уж правда, побыстрей шуруйте.

Дед торопливо обнял сразу всех четверых и, склонившись к Санькиному уху, негромко сказал:

- Попадётся если вдруг слеза неба по пути-то – чем чёрт не шутит! – загадай, тёзка, чего-нибудь уж. Хоть по-другому как-то пожить маленько.

Полковник обернулся на них и рявкнул:

- Бегом, я говорю!

Два парня, девчонка и Минька-дурачок рванули вверх изо всех сил.

Дед Саня направился вниз.

- Ну чё, Полканыч, - сказал он, растянувшись рядом, - не забудь по патрончику нам оставить напоследок… хе-хе!

- Не ссы, Сашка! - весело гаркнул Полковник. - Шмаляй смело, только целься лучше. У меня граната есть, нам с тобой, старым пердунам, на двоих за глаза хватит!..

* * *

Макар бежал, глядя прямо перед собой, Санька пару раз оборачивался и просил Аньку не рыдать и не сбивать дыхание, а Минька-дурачок как всегда улыбался. Они уже давно миновали перевал и спустились к подножию горы. По сторонам парни почти не смотрели. Поэтому первой камень заметила всхлипывающая Анька.

- Слеза… - выдохнула она

- Ну вытри и перес… - Санька поперхнулся и уставился на здоровенный, в рост человека, каменный шар, лежащий шагах в тридцати слева от них.

Все остановились и, не говоря друг другу ни слова, разом пошли к шару.

Шагов за пять стало видно, что он только казался идеально круглым и цельным. Ближе стали различимы в камне множество трещин. Но не в монолите, а словно в корке, покрывающей что-то гладкое и блестящее. И если наклонять голову, то в глаза били лучи неожиданно показавшегося из привычных облаков солнца, отражённые то ли хрустальным, то ли металлическим блеском, сверкающим из разломов.

- Это чего, правда, что ли?! – поражённо спросил Санька непонятно кого. – Это на самом деле, что ли? Мы можем попросить и сбудется?

Все стояли, молчали и с надеждой смотрели на равнодушно лежащий перед ними шар. Санька отчаянно пытался собрать разбежавшиеся мысли и ухватить хоть одну.

"…Попросим у него ещё чуть-чуть жизни… Хоть по-другому как-то пожить маленько… Миру – мир! И всем счастья даром! Мне много не надо…"

Ничего не происходило…

- Дерьмо, - сказал наконец Макар. – Ничего не будет. Нет никакой "слезы неба". Откройте уже глаза-то. Наврал нам дед.

Санька понял, что стоит с зажмуренными глазами, и тут же их открыл.

- Но камень-то вот он, - мгновенно поверив, всё же безнадёжно возразил он.

- Да он сам говорил, что геологом здесь до третьей войны ходил! Вот, поди, и наткнулся тогда на эту каменюку! Чудо природы… А сейчас придумал нам байку про своего друга!

Анька с ненавистью посмотрела на Макара.

- Зачем ему было врать?!

- Затем, чтобы мы там с ними не остались. Затем, чтобы лишний резон уйти нам дать! Затем, чтобы ещё один шанс у нас был! Затем, чтобы мы дальше жить захотели!!!

Санька молчал. Разглядывал вытертый белесый ствол "калаша", рваный рукав своей телогрейки, стоптанные кирзачи и враждебный мир вокруг, который, как теперь стало абсолютно ясно, не изменится для них уже никогда.

- Ну, - подвёл черту Макар. – Рванули дальше? А то и так времени сколько потеряли. Что ж там деды зря, что ли…

"Хоть по-другому как-то пожить маленько…" – вспомнил Санька опять и развернулся следом, но краем глаза заметил движение у камня и оглянулся.

Минька-дурачок, улыбаясь и бросив автомат, подошел вплотную к "слезе неба", обнял на сколько хватило рук и прижался к ней щекой. Саньке показалось, что он слышит слабый шорох и потрескивание камня. Но только показалось.

Абсолютно ничего не происходило…

Только посвистывала в дневной тишине какая-то мелкая птичка.

- Погнали, что ли, – сказал Макар. Потуже зашнуровал кеды и запрыгнул на свой навороченный велик. – И чего ты нас в этот парк притащил?

Санька глянул на сияющий шар – памятник конца пятидесятых первому искусственному спутнику Земли – пожал плечами и тоже залез в седло. Прокатившись по всем дорожкам вокруг постамента, рядом с шиком тормознула Анька. Упёршись кроссовкой в дорожную плитку, вытянула из серебристых, блестящих шорт подол оранжевой футболки и опустила его поверх. Футболочка была убойная – с номером "√-1" на спине.

- Ну чего, мальчики, по пломбирчику или на речку? Или, может, в синематогрАф? – с выпендрёжным прононсом на последнем слоге предложила она. – И включите уже чего-нибудь звукоиздающее.

- По пломбирчику, на речку и в киношку, - согласился Санька, гоняя радиоволну в маленьком приёмничке.

"…рогие расеяни, - сказал приёмник тягучим жабьим голосом. – Рыночные, панимаишь, преобразования возрождающейся страны будут вестись методами, проверенными экономиками перодовых капиталистических стран, так шта-а…"

Санька щелкнул кнопкой диапазона.

"Стартовавший к Венере девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года планетолёт "Хиус-2" завершил разгонный манёвр и вышел на траекторию…" – буднично сообщил мягкий женский голос.

- Чего там? - спросил Макар.

- А, ерунда, - отмахнулся Санька, снова щелкнув кнопкой. – По-моему, сказка какая-то фантастическая, и новости крутят, всем давно известные. Щас музыку найду…

В тёплом, солнечном воздухе зазвучала гитара, а через несколько тактов её умело поддержал саксофон. Мелодия была скорее грустная, но всем почему-то понравилась. Тут же Макар стал подсвистывать, а Анька дудеть носом саксофонную партию. Потом они переглянулись, нажали на педали и наперегонки рванули к автоматам с газировкой.

Санька дёрнул велик следом, но нажал на тормоз и ещё раз оглянулся на спутник. Ему вдруг на пару секунд почудилось, что они пришли сюда вчетвером. А под самым шаром, у постамента, стоит кто-то, про кого они чуть не забыли.

Но там никого не было.