Побег из "Полной Чаши". Глава 1

Всем доброго дня! Я давно читаю Пикабу и пересказываю посты друзьям, а сегодня вот решила зарегистрироваться, чтобы написать о самом сокровенном, о чем нельзя было сказать в реале.

Это мой первый рассказ... и если вам не понравится начало, я не буду писать остальное.


Книга дней, о которых нельзя было молчать.


Пролог

Элиот, английский писатель, сказал что-то вроде: когда ты уезжаешь из родного дома, а потом возвращаешься, то впервые в жизни понимаешь, что это за место. И я теперь знаю, какое это счастье, какое благо — свобода в голове. Когда я делаю что-то доброе, это мой выбор. Я могла бы выбрать наркотики, могла бы орать на учеников, гулять по мужикам, в конце концов — общество и ухом не повело бы в мою сторону. А моя жизнь — мой выбор.

Когда я уходила из монастыря, Матушка Игумения кричала на меня, что я грешная, содомитка (это значит: гомосексуальная), и в грешном миру несомненно погрязну в пороках.

И сижу я перед тобой, простая русская баба, верующая — несмотря на пережитое — жду ученика, который хронически прогуливает, оправдываясь, что он-де устал (когда ты успел устать? Было 10 дней майских праздников). Я не сплю ни с женщинами, ни с мужчинами. Я прилежно пощусь и хожу в церковь, и даже беседую с людьми о вере. Слава Богу, предсказания матушки не сбылись. Два у меня желания — во-первых, оправиться от пережитого, а во-вторых, отплатить моей семье, моей драгоценной сестре, за то, что меня не было рядом все эти годы. I wish I were there for them. Но история, как говорится, не терпит сослагательного наклонения.

Вперёд в прошлое


Глава 1.

Зло можно победить только добром, только любовью.

После всего пережитого, погожим летним вечером я шла от ученицы домой, думая о том, что надо бы одному из учеников — на удивление усердному подростку из деревеньки близ Каира — дать почитать стихотворение Пушкина. Я уверена, что он уже сможет понять:


на холмах Грузии лежит ночная мгла…


за вуалью действительности — поток леденящих воспоминаний. Мать И. - теперь мне кажется, что её надо было показать психиатру.


Шумит Арагва подо мною…


- и не только её. Шутка ли? Сколько сестер при мне называли черное белым, а белое — черным?

И что это? Лицемерие? Самоубеждение? Мистика?


Мне грустно и легко. Печаль моя светла.


- и шокирующий запрет: не показывать моей сестре, как я люблю её. Не называть её «моя рыжая», а только по имени, нейтрально. Немыслимо. Она мне как мать. Она моя радость и поддержка от самого рождения и до сего дня. Понимала ли она то, что я пыталась сказать ей между строк?


Печаль моя полна тобою.


Как прекрасна и нежна природа моего родного края. Мирное синее небо над головой — будь я художником, я бы, наверное, прежде всего писала бы это таинственное вечереющее небо. Невинная беспечная голубизна наливается волоокой глубиной и окутывает тебя и мир тихой, крадущейся синевой. Настало время отдохнуть от пережитых впечатлений, утопить их в небесном океане.


Тобой, одной тобой. Унынья моего…


- Матушка не любила моего творчества, говорила, что оно попахивает ЛГБТ. Никогда мои стихи нигде не показывались и не зачитывались, как у других сестер. Я завидовала? Да, слегка. Да, это грех, недостойных послушницы. Неужели мне хотелось посверкать перышками? Немыслимо, позорно. Но… когда на праздник нашей Супер-Матушки мы писали стихи, я помню, как написала про то, в чем видела суть монашества. Духовная борьба. Святые отцы. Таинства. Дорога к Богу. Но на камеру вышла моя келейница - соседка по комнате - от которой я не слышала ни доброго, ни справедливого слова, и с сияющим лицом зачитала стихотворение… Могу ли я его оценить объективно? Конечно же, нет. Моя обида и боль, закаленная годами, не позволила бы найти в нем искры красоты, пусть даже они там и были. Но больше всего поразила меня фраза: «Монастырь Ваш — полная чаша». Я возмутилась про себя: ну неужели это — и правда важное в монастыре? А с другой стороны, вспомнила факты: сколько раз сестры и паломники ставили наш монастырь — но за что? За то, что на столе котлеты из качественного сазана, а по праздникам — рыба. Хорошее качество жизни, по праздникам дают торт. Пока мир сидит во зле и в кризисе, мы обжираемся...

(для справки: «обжираемся» — это 250 мл. сладкого напитка 3 раза в день, 250 грамм второго 2 раза в день, 500 мл первого раз в день, плюс овощное блюдо — ложка-две, кусочек фрукта, и 1 сладкая единица — конфета, печенье, или ложка варенья — после такого «обжорства» сестры, порой вкалывающие с утра до позднего вечера на огородах да уборках сена, действительно порой думали не о древних аввах, а о тарелке, да о пояснице)

Неужели так надо поздравлять игумению? Поздравляю тебя, Шарик, у тебя полная чаша? Тогда, друзья мои, с такими приоритетами надо сказать честно: мы не монастырь, мы колхоз одиноких тёть.


Тобой, одной тобой. Унынья моего ничто не мучит, не тревожит. И сердце вновь горит и любит оттого, что не любить оно не может.


Господи. С каким пылом я уходила. Пожертвовала самым любимым. Пожалуйста, покажи мне, что монашество не мертво. Что в нем нет дедовщины и лицемерия. Что это искренние люди, что сильный не жрёт слабых, что………

И тишина. И только синее небо безупречно и тихо оттеняет запыленный городок. Выводы, к которым я в итоге пришла, оказались самыми неутешительными. И молчать о них, пожалуй, нельзя.

Мне было страшно, что этим рассказом я нанесу удар по своей вере. Но история Церкви насчитывает вообще моменты красивые и некрасивые. Многое хочется замолчать. Но если нарыв не вскрывать, то он растет, вполне уверенный в своей неприкосновенности и даже спасительности. Вскрой его грубо — и запачкаешь всё кровью и гноем, и не факт, что рана залечится без должного ухода. Я хотела указать на него аккуратно, чтобы чуткие руки врача разобрались с болезнью. В конце концов, в РПЦ есть администрация: епископы, митрополиты, а на ними — Святейший Патриарх. Они присматриваются за благосостоянием своих церквей, не так ли? Ведь само слово «епископ» означает: присматривающий… Я надеялась, что опубликованный мной труд как-то поможет либо исправить ситуацию, которая стала закономерностью; либо научит очередную восторженную барышню с горящими глазами критическому мышлению; либо хотя бы добавится к хору голосов пострадавших на духовной войне от банальной дедовщины, от своих же…

Горько видеть, с каким трепетом люди подчас отзываются о монастырях. От мать Благочинной я слышала, что когда начнется конец света, мир спасут именно монастыри. Но эта красивая лубочная картинка, над которой люди елейно шепчут: «матушки...» таит за собой немало закосневающих проблем. Я тоже была фигуркой на этой красивой картинке. И, как часто бывает с картинками, изнанка вовсе не такая, как прелестный фасад.

Прошу простить некоторую несобранность моего повествования и неловкие обороты речи. Я хочу показаться перед вами без маски, как есть. Без социальных навыков, без четкой организации, обиженная и странная, но хотя бы искренняя.