По законам военного времени (Глава 19)
Рынок
Городской рынок — это такое место, без которого в Кизеле не прожил бы ни один человек. Каждый находил себе там дело: купить-продать, обменять, прицениться, просто посмотреть. Кто-то приходил украсть… И всегда на нём теснился народ. Многие ходили на рынок просто провести время, поглазеть на товары, послушать песни слепых музыкантов. Рынок находился у подножья Доменного Угора, рядом с шоссе и идя в город или обратно, надо было только сделать шаг в сторону, чтобы пройти не по шоссе, а через рыночную толпу.
Мы, ребята, никогда не упускали возможности заскочить на рынок.
Сначала рынок был открыт со всех сторон. Спустя некоторое время все промежутки между ларьками и все открытые места обнесли высоким забором, оставив только двое ворот. Мы не знали сначала — для чего это делается, но вскоре пришлось узнать.
Мы с Вовкой шли из города, я ходил за хлебом, выкупил его, как обычно, по карточкам за два дня и нёс две буханки в холщовой сумке, перекинутой через плечо. Вовку за хлебом не посылали, у них эту обязанность выполнял дед и он ходил со мной просто за компанию.
Как обычно, мы зашли на рынок. Толпа гудела на разные голоса. Продавалось много разной одежды и обуви, но нас это не особенно интересовало. Первым делом мы устремились к бабаям так называли каракалпаков, торговавших урюком, финиками, сушёной дыней и другими восточными сладостями. Эти каракалпаки, в основном люди пожилого возраста, призывались в так называемую трудармию и в Кизеле выполняли обычно роль сторожей и других подобного рода работников. Они получали с родины много посылок и торговали на кизиловском рынке. В полосатых халатах и тюбетейках, они высаживались длинным рядом прямо на земле, разложив перед собой свой заманчивый товар. Иногда они сидели на корточках. Бабаи были не то, чтобы доверчивы, но не очень бдительны, не такие как наши русские торговки, которые на десять метров не подпускали к себе того, кто не внушал доверия.
Ребятня приноровилась таскать у бабаев товар чуть ли не прямо из под носа. Например, если бабай сидел на корточках, можно было подкравшись сзади, просунуть руку у него между ног, и набирать в карман урюк до тех пор, пока он не заметит. А то бывало так: один пацан подойдёт к бабаю и спрашивает его о чем-нибудь, главным образом жестами, потому что по-русски они почти не говорили, а второй хватает товар и бежит. Бабай в своём халате ни за что не догонит.
Мы такими делами не занимались, но смотреть было интересно. Бабаи свой товар не нахваливали, сидели чинно, лишь изредка перебрасывались непонятными фразами. За то рядом с ними соловьём заливался разухабистый мужичок, продававший самосад:
- Кому табачок, крепкий первачок!
- Молодых тянет на бл*ки, стариков на сон!
Вокруг мешка с табаком толпились любители покурить на дурняка. Пробовать он давал, но курили по 2-3 затяжки от одной самокрутки.
Мало нас интересовали цыганки-гадалки, к которым стояла целая очередь молодых женщин и старух, мы проходили мимо и останавливались только возле слепого музыканта. Он играл на мандолине. Играл, как нам представлялось, здорово. Песни у него были очень жалостливые:
- Позабыт, позаброшен с молодых юных лет
- Остался я сиротою, счастья-доли мне нет …
Мандолина вторила ему как будто человеческим голосом, слушать можно было часами. Но ...надо было идти дальше. Впереди — самое интересное. Вот оно - «Три картишки». Так называлась игра. Игру вел Сенька Чубчик, безногий инвалид войны. Сенька жил на нашей улице. Я знал, что он каждый день играл на рынке в «три картишки», а вечером на костылях ковылял домой пьяный и бил смертным боем свою сожительницу, к которой он сначала устраивался как квартирант. Были слухи, что Сенька связан с ворами, но это были только слухи. То, что он занимался мошенничеством мы все знали точно. Сначала Сенька играл в «цепочку». Игра заключалась в том, что он раскладывает на столе круглую цепочку, обычную, от часов-ходиков, таким образом, что получается два кольца. Надо поставить палец в одно из этих колец (угадай — в которое?), чтобы потянутая за конец цепочка не свободно обошла вокруг пальца, а затянула его, то есть попасть пальцем в действительное кольцо, а не в пустоту. Сенька многократно демонстрирует номер, предлагает сыграть пока без денег, палец то попадает в кольцо — то мимо… Часто Сенька даёт шанс выиграть. Постепенно мужикам начинает казаться, что они уловили безошибочно «выигрышное» кольцо. Начинают делать денежные ставки. Мужик ставит на кон десятку, Сенька выкладывает свою. Игра началась. Бац! Мужик выиграл! Сенька огорчён, но бодрится. Мужик входит в азарт, ставки возрастают. Когда к концу образуется достаточно большая сумма — мужик неожиданно для себя и его болельщиков делает промах, попадая не в то кольцо и Сенька смахивает кучу денег себе в сумку.
Я вместе со всеми глазел и удивлялся: как же так?! Ведь и я уловил систему образования колец! Наивные мы люди.
Лишь много времени спустя, когда уже Сенька в цепочку не играл, а перешёл на «три картишки», под большим секретом (потому что в цепочку ещё играла разная мелкая шушера), он мне рассказал, что фокус был в том, что в последнем случае, оба кольца были проигрышными, это достигалось неуловимым жестом, который я скоро освоил и дурачил ребятню с нашей улицы совершенно бесплатно.
Суть мошенничества с тремя картами я так и не узнал. В руках у Сеньки три обыкновенные карты: туз и две семёрки. Он их тасует и бросает на стол рубашкой вверх. Надо отгадать туза. Всё происходило как и в «цепочке», понаблюдав некоторое время за игрой, можно было заметить, куда падает туз, более того, Сенька нарочно показывал — куда он кладёт туза, делая вид, что это у него случайно получилось, от неловкости рук.
Человек готов был глаз собственный поставить, а не то то что деньги, так он был убеждён, что именно эта карта и есть туз! Но в самый ответственный момент он всегда открывал… семерку!
Это было непостижимо. Хотелось рвать на себе волосы, а Сеня невозмутимо смахивал деньки в сумку. Кроме того, мы знали, что Сеньке подыгрывают два-три его сообщника.
Вечером Сенька опять был пьян и по улице разносились его вопли: Видал я вас всех! Да я Харьков брал!
Закончил жизнь Сенька плачевно, замешкался пьяный на железнодорожном переезде и его сбил поезд. Сожительница рыдала, хотя её уже никто больше не бил, ей пришлось идти работать. Сенькино место на рынке тут же занял другой игрок.
Побродив по рынку мы направились к выходным воротам, но вдруг толпа начала тесниться и к воротам было не пробраться.
- Облава! - пошёл говорок по базару, - Говорят дезертиров вылавливают и спекулянтов.
Это становилось интересно. Толпа медленно продвигалась к выходу, кто-то полез через забор, но там их уже поджидала милиция. У ворот шла сортировка: подозрительных отводили в сторону, остальных отпускали. Ко мне заглянули в сумку:
- Откуда хлеб?
- Из магазина, по карточкам получил, вот и карточки у меня.
- Почем продаёшь?
- Да я домой несу…
- А зачем на рынке толкаешься?
- Всегда так ходим, через базар, посмотреть..
У меня проверили карманы, забрали комсомольский билет и отвели в сторону, присоединив к подозрительным. Вовку отпустили.
Когда облава закончилась, нас, подозрительных набралось человек пятьдесят. Построили в колонну и повели под конвоем в горотдел милиции. Там нас разместили в закрытом дворе и сразу же стали вызывать на допрос к следователю.
Меня опять спрашивали, зачем шатался по рынку, расспросили об отце, матери. Дали расписаться в протоколе.
- За комсомольским билетом придёшь завтра в 8 вечера в кабинет такой-то.
Хлеб и карточки мне оставили, с этим и отпустили. Из услышанных разговоров я узнал, что было среди задержанных несколько дезертиров и разыскиваемых воров.
На другой день пришёл в назначенное время, ждал часа два, но меня не приняли, так повторялось раз пять, я измучился пока, наконец, получил назад свой комсомольский билет. За него я очень переживал, меня терзала мысль, как легко я его отдал. Люди за этот документ кровь проливали, думал я, а я даже не оказал попытки сопротивления, когда у меня его забирали.
Неприятность поджидала еще с одной стороны. Через несколько дней домой пришло извещение на уплату штрафа в сумме 100 рублей. Из текста следовало, что я нарушил какие-то правила рыночной торговли (?!). В случае неуплаты предусматривались строгие карательные меры.
Мать поплакала, отругала меня, но деньги на штраф дала. Кому жаловаться на этот беспредел, мы не знали.