Первая Чеченская война. Часть третья: Град обреченный⁠⁠

Особенно запомнились эти отрывки

"....Из Госбанка не заметил, но, пробежав, прокатясь метров семьдесят, я

ясно увидел, что в окнах Дворца стоят, висят привязанные, прибитые к рамам

наши. Наши. Русские. Славяне. Мертвые были раздеты, и их желтые тела

повисли. Руки вверх, колени согнуты. Некоторые достают подоконника, и

создается впечатление, что в безмолвной молитве они стоят на коленях, подняв

к небу руки. Другие как бы зависли в воздухе, у третьих ноги свесились с

подоконника внутрь или наружу. Привязанные или прибитые гвоздями руки не

давали телам упасть.

Многие были еще живые. Кричали, плакали. Некоторые кричали, чтобы убили

их и прекратили мучения. Другие, наоборот, умоляли их спасти. Духи,

прикрываясь телами как живых, так и убитых, стреляли в нас. Редко кто из

духов не был прикрыт телом русского солдата, офицера. Я с ужасом вдруг

понял, что не смогу стрелять. Не уверен, что не попаду в своего. Убитого или

живого. НЕ СМОГУ!

За телами наших братьев скрывались снайпера. Они почти не прятались. Их

оптические прицелы поблескивали на солнце. Нельзя было из подствольника

разнести эту мразь на куски. Ничего нельзя делать! Ничего!

Только вперед, вперед под ураганным огнем, и там уже выкуривать

негодяев. Немцы, фашисты при взятии Берлина не додумались поставить пленных

из концлагерей как живой щит впереди себя. А эти..."

и ещё один из эпизодов

"...Вот Буталов в сопровождении Сан Саныча и Казарцева подошел и к нам. Мы

сделали вид, что едим и не замечаем их. Буталов остановился напротив нас и

посмотрел внимательно и строго. Наверное, он полагал, что этот взгляд должен

внушать страх и уважение подчиненным. Нам было по барабану. Глубоко

индифферентно на все его взгляды и оклики. Я вообще глухой, так что, чмо,

пусть орет. Не услышу. Или сделаю вид, что не услышу. Все-таки в глухоте

есть некоторые преимущества. Пошел он на хрен.

- Вы кто такие? - спросил Буталов, рассматривая нас упор.

Я продолжал делать вид, что не слышу его.

- Майор Рыжов и капитан Миронов, - сообщил Сан Саныч ему.

- У меня в бригаде нет таких грязных офицеров, - брезгливо сказал

комбриг.

- Если бы не Сан Саныч, то и бригады у тебя тоже не было бы, - с

вызовом сказал Юра.

- Как ты смеешь, ты - младший по возрасту и званию... - Буталов начал

злиться. Видимо, он решил компенсировать все свое унижение за счет нас. Не

выйдет, собака серая!

- Имею, - перебил его Юра, - имею по праву офицера, боевого офицера,

который успел уже повоевать и понагибаться каждой пуле, поковыряться в

земле. По праву того, кто не прятался и не катался неизвестно где, когда вся

бригада костьми ложилась. А сейчас пришел и хочет показать себя крутым.

Насрать вам на бригаду и людей. Мы все свидетели того дебилизма. Мы все

видели, как из-за вашей бездарности расстреляли и рассеяли колонну. А

свидетелей позора надо убирать, и поэтому, чем больше нас останется на этой

вонючей площади, тем будет лучше. Не так, что ли? Еще лучше, если пришлют

вообще новый состав бригады. Вот тогда оторветесь. Снова положите половину

личного состава. Зато подтвердите свои личные амбиции и комплексы крутого

вояки, боевика. Мне противно с вами говорить. Этот капитан на своих руках

вынес раненого бойца, он весь в его крови, от контузии он почти не слышит,

но не идет в тыл. Он не может умыться, потому что вы не позаботились об

элементарном. А сейчас ходите и качаете права. Пошел на хрен, полковник!

После этих слов у всех присутствующих отвисла челюсть. Круто. Очень

круто. Одно дело просто ругаться по делу или так, для отвода пара. А другое

- просто послать по-мужски. Буталов позеленел от злости и, развернувшись к

Биличу и Казарцеву, спросил, слышали ли они что-нибудь. На что те спокойно

ответили, что обсуждали предстоящий штурм и не прислушивались к нашему

разговору. Оставался я один. Но я сделал каменную рожу и изобразил один из

своих тяжелых взглядов. Буталов бесился, от злости он готов был разорваться,

как граната. Было бы чертовски забавное зрелище, я даже на секунду

представил, как его разрывает, и зажмурился от удовольствия.

- Ты, майор, ответишь за это оскорбление. Такие оскорбления у офицеров

смываются кровью.

- Так то у офицеров, - усмехнулся Юра.

- Я что, не офицер, по-твоему? - взвился Буталов.

- Нет, - твердо ответил Юра, глядя ему прямо в глаза. Говорить они

стали тише, и поэтому мне приходилось напрягать весь свой оставшийся слух,

чтобы не пропустить ни одного слова.

- Товарищ подполковник! -