Папа.
Он много выпивал после смерти мамы. Однажды он набрался так сильно, что забыл забрать меня из детского сада. Пришёл только за полночь. Воспитательница, которой пришлось забрать меня к себе, ругалась, но отец сумел договориться. Неделю он к алкоголю не притрагивался.
Потом школа. Младшие классы прошли кое-как, а по мере взросления становилось тяжелее. Я ненавидела убогие шмотки, которые мне приходилось носить и которые приковывали к себе ухмыляющиеся взгляды одноклассников. Одна едкая шутка, вторая, третья – сколько их было? В седьмом классе меня повели к директору за то, что я двинула по лицу Валере Кургузову, клоуну из «А». Долбанный придурок, только и умел, что насмехаться, а, получив по зубам, чуть не расплакался. Привёл свою мамочку. Орала, ругалась, обзывала меня. Я послала её на хрен вместе с сыночком. Директриса вызвала моего отца. Он приехал с работы. Слушал, кивал головой, соглашался. Заставил меня извиниться. А дома сказал, что гордится мною. Сказал, что я поступила правильно.
- Я рад, что ты умеешь дать отпор, - сказал он.
Да пошёл ты, подумала я. Жалкий урод, мог бы и заступиться за дочь.
Я винила его в своих проблемах. Это из-за него я не могла позволить себе нормальную одежду, из-за него мне приходилось терпеть насмешки сверстников и «давать отпор». Я ненавидела его. Ненавидела, как могут ненавидеть подростки – всего целиком и каждую частичку. Всё, что было с ним связано. Засаленные чёрные волосы, вялый хрипловатый голос, грязные воротники рубашек, пивной перегар, запах недавней рвоты в туалете, зелёные бутылки под раковиной, жалкие подарки на праздники. Меня выводили из себя его каждодневные попытки накормить меня завтраком перед походом в школу – яичницей с мелкими крупинками скорлупы на зажаренном белке, пара ломтиков чёрного хлеба, чай и горячий бутерброд с дешёвой докторской колбасой и сыром. Каждый раз я отказывалась. В школе я тоже не обедала, в столовой можно было ждать любой подлости, плевок в суп – меньшая из которых. Вечером приходила домой и, пока отец был на работе, забивала желудок до горла. Повышающийся вес не придавал мне обаяния. Но обидные клички никто не смел сказать мне в глаза.
Как-то я рассматривала мамины фотографии и не заметила, как отец вошёл в комнату.
- Она очень красивая, правда? – сказал он.
Звук его голоса, необычно нежный в этот момент, вызвал во мне лишь раздражение.
- Ага, - буркнула я в ответ. – И как она только связалась с тобой.
Он никогда не бил меня, стоит признать к его чести, но, глядя тогда в его глаза, я ожидала удара. Он смог сдержаться, и я ненавидела его даже за это.
Однажды я сказала ему, какое сильное отвращение он вызывает во мне. Я сказала, что жалею, что умер не он, а мама.
- Ты её любишь, да? – спросил он, потерянный и отстранённый.
- Да. Да! ДА! Люблю! Люблю, а тебя ненави…
Он, кажется и не слышал моей последней фразы.
- Это хорошо, - бормотал. – Это хорошо. Мама была очень хорошей. Не забывай об этом.
В институт я не поступила, да и не пыталась вовсе. Подрабатывала продавщицей в ларьке. Каждый раз, когда покупатель заказывал алкоголь, мне хотелось разбить об его голову бутылку. Я презирала всех, кто хоть чуть-чуть употреблял спиртное. Сама же я развлекалась травкой, а оставшиеся деньги спускала на игровые автоматы.
Я была игроком. Сколько денег я скормила однорукому бандиту, не сосчитать. Я всегда шла выигрывать. Надеялась сорвать джек-пот, и ни копейкой меньше. Большой куш мне не давался, зато долги росли.
В зале, в котором проводила вечера я, дежурил толстяк Кило. Он тоже был игроком, но его игра не подразумевала поражений. Кило давал в долг таким, как я. Выигрываешь – делишься половиной, проигрываешь – отдай, сколько взял. Кило всегда в плюсе, хвастался толстяк и ржал, как сытая свинья. Я брала у него по десятке, и в день, когда завязала, тоже.
Чуть было не ушла в «ноль» за первый час, но потом «вишенки» начали находить друг друга. Поднялась до восьмидесяти штук. Подошёл Кило.
- Возьми паузу, - сказал он. – Выйдем, покурим.
- Сейчас, толстенький, сейчас.
Я почувствовала ненавистный запах водки – Кило склонился к моему уху.
- Возьми паузу. Жду тебя на улице.
Я попросила работницу зала за моим игроматом и последовала за толстяком. Тот курил у входа с парой своих ребят.
- Сколько ты мне должна? – сходу спросил он.
Я изобразила задумчивость, но на самом деле шестизначная цифра давно маячила перед глазами.
- Сто сорок четыре. С копейками
Кило усмехнулся:
- Это было вчера. Сегодня уже сто пятьдесят четыре. А копейки оставь себе.
- Спасибо, толстенький, - я улыбнулась, как делают это люди, когда их начальник несмешно шутит. – Считай, что деньги уже у тебя. Сегодня мне везёт.
- Ага, я вижу. Сколько уже набежало?
- Восемьдесят две, - с гордостью ответила я. Серьёзно, я гордилась собой в тот момент.
- Неплохо, неплохо. Хочешь совет?
- От хорошего совета не откажусь.
- Не утомляй удачу. Сними деньги и рассчитайся со мной хотя бы частично.
- Толстенький, ты чего?
- Слушай. Снимай деньги, я тебе серьёзно говорю.
- Да перестань. Нельзя фарт обижать. И потом, какой тебе толк от сорока штук, если ты можешь получить всё разом?
- Сорока? Нет, милая, ты отдашь мне всё, что выиграла.
- Это ещё почему?
- Ты мне торчишь уже не первый месяц, вот почему. Поэтому для тебя особые условия.
- Мы так не договаривались.
- А это у нас с тобой по умолчанию. Иди за деньгами.
- Так дело не пойдёт.
- Дело пойдёт так, как скажу я. Жду тебя здесь
Сказав последнее, Кило подошёл к приятелям. Я минуту-другую смотрела, как они разговаривают. Кто-то рассказал анекдот – тупой, как и сам рассказчик – и Кило, засмеявшись, увидел меня.
- Ты всё ещё здесь? Дуй за деньгами.
Я вернулась в зал, зная, как поступлю. Я верила в свою удачу. Подняла ставку на максимум.
Когда Кило через минут пятнадцать пришёл за мной, на экране автомата мигали семьсот пятьдесят рублей.
Продолжение в комментариях
Потом школа. Младшие классы прошли кое-как, а по мере взросления становилось тяжелее. Я ненавидела убогие шмотки, которые мне приходилось носить и которые приковывали к себе ухмыляющиеся взгляды одноклассников. Одна едкая шутка, вторая, третья – сколько их было? В седьмом классе меня повели к директору за то, что я двинула по лицу Валере Кургузову, клоуну из «А». Долбанный придурок, только и умел, что насмехаться, а, получив по зубам, чуть не расплакался. Привёл свою мамочку. Орала, ругалась, обзывала меня. Я послала её на хрен вместе с сыночком. Директриса вызвала моего отца. Он приехал с работы. Слушал, кивал головой, соглашался. Заставил меня извиниться. А дома сказал, что гордится мною. Сказал, что я поступила правильно.
- Я рад, что ты умеешь дать отпор, - сказал он.
Да пошёл ты, подумала я. Жалкий урод, мог бы и заступиться за дочь.
Я винила его в своих проблемах. Это из-за него я не могла позволить себе нормальную одежду, из-за него мне приходилось терпеть насмешки сверстников и «давать отпор». Я ненавидела его. Ненавидела, как могут ненавидеть подростки – всего целиком и каждую частичку. Всё, что было с ним связано. Засаленные чёрные волосы, вялый хрипловатый голос, грязные воротники рубашек, пивной перегар, запах недавней рвоты в туалете, зелёные бутылки под раковиной, жалкие подарки на праздники. Меня выводили из себя его каждодневные попытки накормить меня завтраком перед походом в школу – яичницей с мелкими крупинками скорлупы на зажаренном белке, пара ломтиков чёрного хлеба, чай и горячий бутерброд с дешёвой докторской колбасой и сыром. Каждый раз я отказывалась. В школе я тоже не обедала, в столовой можно было ждать любой подлости, плевок в суп – меньшая из которых. Вечером приходила домой и, пока отец был на работе, забивала желудок до горла. Повышающийся вес не придавал мне обаяния. Но обидные клички никто не смел сказать мне в глаза.
Как-то я рассматривала мамины фотографии и не заметила, как отец вошёл в комнату.
- Она очень красивая, правда? – сказал он.
Звук его голоса, необычно нежный в этот момент, вызвал во мне лишь раздражение.
- Ага, - буркнула я в ответ. – И как она только связалась с тобой.
Он никогда не бил меня, стоит признать к его чести, но, глядя тогда в его глаза, я ожидала удара. Он смог сдержаться, и я ненавидела его даже за это.
Однажды я сказала ему, какое сильное отвращение он вызывает во мне. Я сказала, что жалею, что умер не он, а мама.
- Ты её любишь, да? – спросил он, потерянный и отстранённый.
- Да. Да! ДА! Люблю! Люблю, а тебя ненави…
Он, кажется и не слышал моей последней фразы.
- Это хорошо, - бормотал. – Это хорошо. Мама была очень хорошей. Не забывай об этом.
В институт я не поступила, да и не пыталась вовсе. Подрабатывала продавщицей в ларьке. Каждый раз, когда покупатель заказывал алкоголь, мне хотелось разбить об его голову бутылку. Я презирала всех, кто хоть чуть-чуть употреблял спиртное. Сама же я развлекалась травкой, а оставшиеся деньги спускала на игровые автоматы.
Я была игроком. Сколько денег я скормила однорукому бандиту, не сосчитать. Я всегда шла выигрывать. Надеялась сорвать джек-пот, и ни копейкой меньше. Большой куш мне не давался, зато долги росли.
В зале, в котором проводила вечера я, дежурил толстяк Кило. Он тоже был игроком, но его игра не подразумевала поражений. Кило давал в долг таким, как я. Выигрываешь – делишься половиной, проигрываешь – отдай, сколько взял. Кило всегда в плюсе, хвастался толстяк и ржал, как сытая свинья. Я брала у него по десятке, и в день, когда завязала, тоже.
Чуть было не ушла в «ноль» за первый час, но потом «вишенки» начали находить друг друга. Поднялась до восьмидесяти штук. Подошёл Кило.
- Возьми паузу, - сказал он. – Выйдем, покурим.
- Сейчас, толстенький, сейчас.
Я почувствовала ненавистный запах водки – Кило склонился к моему уху.
- Возьми паузу. Жду тебя на улице.
Я попросила работницу зала за моим игроматом и последовала за толстяком. Тот курил у входа с парой своих ребят.
- Сколько ты мне должна? – сходу спросил он.
Я изобразила задумчивость, но на самом деле шестизначная цифра давно маячила перед глазами.
- Сто сорок четыре. С копейками
Кило усмехнулся:
- Это было вчера. Сегодня уже сто пятьдесят четыре. А копейки оставь себе.
- Спасибо, толстенький, - я улыбнулась, как делают это люди, когда их начальник несмешно шутит. – Считай, что деньги уже у тебя. Сегодня мне везёт.
- Ага, я вижу. Сколько уже набежало?
- Восемьдесят две, - с гордостью ответила я. Серьёзно, я гордилась собой в тот момент.
- Неплохо, неплохо. Хочешь совет?
- От хорошего совета не откажусь.
- Не утомляй удачу. Сними деньги и рассчитайся со мной хотя бы частично.
- Толстенький, ты чего?
- Слушай. Снимай деньги, я тебе серьёзно говорю.
- Да перестань. Нельзя фарт обижать. И потом, какой тебе толк от сорока штук, если ты можешь получить всё разом?
- Сорока? Нет, милая, ты отдашь мне всё, что выиграла.
- Это ещё почему?
- Ты мне торчишь уже не первый месяц, вот почему. Поэтому для тебя особые условия.
- Мы так не договаривались.
- А это у нас с тобой по умолчанию. Иди за деньгами.
- Так дело не пойдёт.
- Дело пойдёт так, как скажу я. Жду тебя здесь
Сказав последнее, Кило подошёл к приятелям. Я минуту-другую смотрела, как они разговаривают. Кто-то рассказал анекдот – тупой, как и сам рассказчик – и Кило, засмеявшись, увидел меня.
- Ты всё ещё здесь? Дуй за деньгами.
Я вернулась в зал, зная, как поступлю. Я верила в свою удачу. Подняла ставку на максимум.
Когда Кило через минут пятнадцать пришёл за мной, на экране автомата мигали семьсот пятьдесят рублей.
Продолжение в комментариях