Ожоги 2. Часть 23. Конец
Прибор на руке Хельги рассыпался в пыль. Сама девушка дышала, но была без сознания, других видимых причин для беспокойства за её жизнь не было.
Иркутская область встретила нас надоедливым зудом Пепла, но нам он был уже не страшен. Пелены с её лечебными свойствами над нами больше не было, и не успевшее до конца восстановиться тело ныло.
- Идти можешь, Герман? - спросил меня Кирилл.
- Вроде да.
- Хорошо, - он протянул мне шприц для инъекций, - Вколи. Это притупит боль и ускорит регенерацию, - Кирилл внимательно осмотрел Хельгу и тоже что-то ей вколол, - Передохнём часик. Поспи. Так лекарство лучше подействует. Я покараулю. Надо, чтобы Хельга очнулась, пока мы рядом с барьером. Возможно, она сможет восстановить нас. А то битва с финальным боссом без полностью восстановленных хэпэ ничего хорошего не сулит.
- Чего? – не понял я.
- Восстановить здоровье надо, говорю. Оружия у нас нет, так как мы расстреляли весь боезапас, так хоть на ногах надо крепко стоять. С Богиней же драться идём.
- Да я не против. Но ты-то как? Тебе бы тоже поспать?
- Я нормально. Не впервой. Спи.
Уговаривать меня долго не пришлось. Провалился в сон я мгновенно, но спал очень тревожно. Когда я проснулся, ощущение было, что прошло всего пару минут, но оказалось, что спал я далеко не час. Надо мной уже колдовала Хельга.
- Доброе утро, Герман.
- Привет. Долго я спал?
- Часов двенадцать где-то. Сейчас утро.
- Как ты, Кирилл? - я попытался встать, но девушка настойчиво уложила меня обратно.
- Лежи, я ещё не закончила. У меня всё хорошо. Какое-то чувство странное, тоска. Но я справлюсь. Кирилл спит. Он дождался, когда я очнусь, и моментально вырубился. Это была ночь. Так что он спит уже около пяти часов. Я его уже подлечила. Герман… - её губы нервно тряслись, - Когда я слилась с барьером… Я… Она… Она безумна, Герман. И очень-очень сильна. Её надо остановить, но как? Мы вообще ничто по сравнению с ней. Но самое страшное, что я понимаю её безумие. Она очень страдает. У неё пустота внутри. Такая, что хочется выть.
- Я даже знаю, как болит у зверя внутри! Он кричит! Он хрипит! Мне знаком этот крик… - пришло мне в голову, и я случайно произнёс это в слух.
Хельга улыбнулась грустной улыбкой:
- Ты такой забавный, Герман. Особенно когда у тебя вырываются эти строчки, - она обняла меня и заплакала, - Я боюсь, Герман. За тебя! За Кирилла! Как жить с такой дырой в сердце?
Она уткнулась лицом мне в грудь и тихо зарыдала. Я опешил от такого. Я мог только обнять её в ответ и повторять, что всё будет хорошо. Но проблема была в том, что я сам в это не верил.
Вскоре Хельга отстранилась от меня и, вытерев слёзы, извинилась за временную слабость.
Кирилл проснулся часа через два и выглядел довольно бодро. Хотя, судя по его поведению во время сна, спал он так же беспокойно. Хельга сразу прилипла к нему и всё оставшееся время семенила за ним как хвостик. Кирилл был не против её повышенного внимания.
- Всем снились эти злобные голубые глаза? – спросил он.
- Да, - подтвердила девушка.
- Точно, - вспомнил я, - Глаза. Этот безумный взгляд.
- Значит, про нас знают, - заключил Кирилл, - И раз мы до сих пор живы – ждут. Пойдёмте. Некультурно заставлять ждать.
Кирилл держался молодцом. Про минутное бессилие Хельги ему никто, конечно же, не говорил. Но я уверен, что он чувствовал её тоску. Во всех его движениях и фразах к ней чувствовалось внезапное тепло. Так общаются перед расставанием. Наверно, никто из нас не верил в то, что мы выживем. Но пути назад уже не было.
До завода шли около полутора часов. Это были самые тяжёлые и одновременно самые душевные полтора часа. Шли молча, каждый в своих думах, но вместе. Кирилл не отпускал Хельгу, она его. А я держался рядом и наслаждался их присутствием. Но любая начатая дорога рано или поздно заканчивается. Вот и эта подошла к концу. Мы стояли у завода, отмеченного на карте, и не могли пошевелиться. На его территории, как и ожидалось, стояли летмаши. Надо было только сесть и задать маршрут.
- Идём? – спросил Кирилл.
- Идём! – ответил я, и мы сели в летмобиль.
Можно было долететь очень быстро. Конструкция автомобиля позволяла пролететь порядка восьми ста километров с учётом облёта Братского моря менее чем за час. Но мы не торопились. Мы выбрали экскурсионную скорость, чтобы можно было открыть верх. Летели обдуваемые тёплым воздухом почти три часа. Кирилл с Хельгой сели на заднее сидение, а я на переднем рассматривал окрестности. Пейзаж внизу ничем не напоминал постапокалиптический мир. Вот только по дорогам и в населённых пунктах отсутствовало постоянное суетливое движение. Словно это была гигантская диорама мира. Заготовка для жизни. Только без самой жизни. Так как мы летели невысоко, почти над самыми деревьями, дальность обзора была небольшой, башня города Тимофеевска всплыла на горизонте довольно поздно. До самого города оставалось лететь минут десять. В воздухе повисло напряжение, настолько сильное, что каждый физически ощущал мурашки на коже.
Сама башня живой не выглядела. С виду она была в полном порядке, но по ощущениям не функционировала уже давно. Сразу за башней виднелся светящийся переливами всех цветов радуги Байкал. Из-за интенсивного сияния Ольхон почти не просматривался. Зато хорошо была видна площадь. Трибуна и прочие атрибуты выступления, начатого Тимофеем полвека назад, отсутствовали. Зато присутствовали трупы всех убитых на во время вспышки людей. Скелеты лежали конусом от центра трибуны, подобно поваленным деревьям, до центра взрыва.
- Я бы тоже свихнулась, просидев тут полвека, - заметила Хельга.
Недалеко от центра, ближе к реке, прорастало огромное дерево. Оно выглядело так, словно было создано из света. Но не яркого и ослепляющего, как Солнце, а из мягкого, как облако, и сияющего.
У основания волшебного дерева угадывался женский силуэт. Надежда сидела к нам спиной. Лицо её было направлено в сторону Байкала. Казалось, она не видит нас, но мы ощущали всеми клетками тела, что она не просто знает, что мы тут. Мы были полностью в её власти.
Мы приземлились в опасной близости от неё. Если вообще можно так сказать про существо, способное достать тебя в любой точке планеты. Совершить посадку на трупы наше естество нам не позволило. А свободного от них места было очень мало. Но Надежда даже не подала виду. Она так и сидела, не шелохнувшись. Лишь тёплый ветер трепал её светлые волосы.
- Ты привёз мне игрушки, Герман? – неожиданно сказала она, и меня передёрнуло от её до боли знакомого голоса.
- Мы тебе не игрушки! – крикнула Хельга, шагнув вперёд, но Кирилл тут же её остановил.
- А солдатик-то поумнее будет, - сказала Надежда и, наконец, обернулась.
Её лицо было всё так же прекрасно, как и в моём последнем о ней воспоминании. Кровавый след, оставленный Тимофеем, с щеки исчез. Следов слёз на глазах не было. Но сами глаза были раскрыты чуть шире, чем полагалось. Сработал эффект зловещей долины, и мы вздрогнули. Уж слишком этот не моргающий взгляд выглядел безумным.
- Чего дрожите? Не понравилось увиденное? Вам, людишкам, всегда что-то не нравится! – она так резко вскочила на ноги и направилась в нашу сторону, что ни я, ни Хельга не успели среагировать и остались стоять как вкопанные. Лишь Кирилл вытащил из ножен самодельный нож, сделанный из обломка копья Мьямы (я не заметил, как Кирилл вытащил его из тела Адама, впрочем, я тогда плохо соображал).
Надежда, увидев это, остановилась и засмеялась.
- Вы пришли убивать меня этим? – сквозь слёзы смеха она шевельнула пальцем, и нож вылетел из рук Кирилла прямо в её правую руку, - Забавно, - сказала она, рассмотрев находку, - Убить меня лезвием раскроечного станка, - она снова засмеялась, отбрасывая лезвие в сторону, - А чего салфеткой мне горло не придумали перерезать? Ой, не могу. Так давно не смеялась. Пожалуй, позволю пожить вам подольше, в качестве награды. Садитесь!
Неведомая сила резко пригвоздила нас к брусчатке.
- Расскажите хоть, что происходит за Пеленой. Любимый не дал мне убить всех, когда я этого желала, так что теперь интересно, как вы живёте.
- Интересно тебе? – я вспомнил обгоревший труп Андрея на перроне Канского вокзала, вспомнил голодающих детей, ребят, погибших в Новосибирске, Певца, и стало так тошно, что я заплакал от досады, - Ты уничтожила столько жизней! А кого не уничтожила, искалечила!
- Да, каюсь. Был грешок. Но они всё равно все не стоили Тимофея! Он всё для вас делал, а вы! Герман, тебе ли говорить об искалеченных судьбах? Это же ты и твои дружки захотели поиграть с силой! Вот ты видишь последствия! Так чего же ты не рад? Тебе больше не к чему стремиться?
Я очень удивился данному откровению. Впервые хоть что-то внятное про силу я услышал от Цыпа. Что значит: «Я захотел поиграть с силой»?
Моё удивление не прошло для Надежды бесследно. Она, с интересом прищурив взгляд, пристально посмотрела на меня. Из земли рядом со мной, разбросав брусчатку, вылез белый светящийся корень и обвил меня вокруг головы.
- Эх, - раздосадованно выдохнула Надежда, - Любимый и правда не мог читать твои мысли, а я подозревала, что он меня обманывает. Не верила, что есть сознание, недоступное ему. Ладно, не беда, спросим у другого.
Выросший рядом со мной корень отпустил мою голову и обвил голову Кирилла. Безумные глаза Надежды стали ещё шире, и её лицо прошила ехидная улыбка.
- Так ты всё забыл, Герман! И друзей своих, и Ангелочка своего, и меня с Тимофеем! Всех, кому вы испортили жизнь, подарив эту силу! Ой, как удобно! Нет памяти, нет угрызений совести. Это я, значит, вселенское зло! А-ха-ха! Ничего себе, как всё здорово обернулось!
Я посмотрел на дерево и понял, как она научилась пользоваться частью силы Тимофея. Его тело вросло в дерево возле того места, где она сидела. Он выглядел абсолютно здоровым, и со стороны казалось, что он просто спит, прислонившись к сказочному дереву. Но периодически под его кожей вспыхивали гоняемые по сосудам пучки света дерева.
- Вы создали нас! Испортили жизнь нам всем! Папаше моему с мамой! Мне! Тимофею! Нас всю жизнь преследовали из-за этой силы. Нам не давали жить! Мы отгородились от всех. Но люди, которых он так любил, всё равно достали нас! – у неё началась истерика, из глаз хлестали слёзы, - Я родилась в лаборатории! Меня всю жизнь пытались либо убить, либо использовать в своих целях, пока любимый меня не спас! Удобно, что ты всё это забыл! Но я не забыла! ОН УМЕР! – она завыла, - Умер на моих руках! Я, стоя рядом, не смогла его спасти! Эта малиновая дрянь отравила его организм. Мне потребовалось сорок дней, чтобы полностью изгнать её из его организма, но было поздно. Он умер. Тело я смогла сохранить, но у меня нет катализатора, позволяющего вернуть его душу. Я не могу спасти его!
Она сжала корнем дерева голову Кирилла ещё сильнее, тот застонал, но мы с Хельгой ничего не могли сделать. Я был полностью обездвижен. Хельге удавалось лишь слегка пошевелиться, но силы были слишком не равны.
- Вы смогли воскреснуть? – она смотрела на нас с Хельгой с такой ненавистью, что даже прекратила истерить, - Эта кукла, эта искусственная дрянь смогла сохранить отпечатки энергии ваших душ и вернуть их в тело! А-а-а-а! – заорала она.
Корень вокруг головы Кирилла вспыхнул ослепляющим светом. Хрип Кирилла сменился на булькающие звуки, а спустя мгновение из его рта пошёл густой дым.
- Отпусти его! – закричала Хельга, всеми силами сопротивляясь Надежде, - Кирилл!
Но было уже поздно. Парень вспыхнул огнём, как свеча. Жар от его горящего тела обжигал даже меня. За мгновения Кирилл превратился в обгоревшую мумию. Корень отпустил его труп, и тот рухнул к моим ногам.
- Тварь! – заорала Хельга. На её лице вспучились вены, глаза залились кровью, и она, применив огромные усилия, высвободилась из плена Надежды. Это удивило последнюю настолько, что та ослабила хватку и освободила меня.
- Убью, тварь! – проорала Хельга и бросилась на Надежду.
На секунду я поверил, что Хельга сможет победить, уж слишком сильный эмоциональный отпечаток несло её искажённое болью утраты лицо. Она выпалила в Надежду огнём, отбросив её на шаг назад, и прыгнула, стремясь вцепиться ей в шею. Надежна, не ощутив пироудара, с лёгкостью поймала Хельгу в полёте левой рукой за шею и, посмотрев на неё, сказала:
- Жалкая подделка Тимофея!
Она со всей силы швырнула Хельгу в сторону. Та, пролетев несколько метров и пообломав пару веток, врезалась в ствол светящегося дерева. Удар был неимоверен. Силуэт девушки лопнул как шарик, наполненный водой, забрызгав светящуюся крону красной кровью. Всё, что осталось от Хельги, медленно отлипло от дерева и повисло на ближайшей ветке. Её лицо в этот момент больше напоминало фарш.
Я, воспользовавшись моментом, снял с шеи брелок-гильзу и достал оттуда стилет-инъектор с малиновой жижой внутри. Мой час настал. Я прыгнул на отвернувшуюся от меня Надежду с целью воткнуть в неё яд и завершить историю, но наконечник иглы остановился в паре сантиметров от неё.
- Вот, Герман, ты и доказал мне, что ты не лучше других, - сказала Надежда, поворачиваясь ко мне, - Решил угостить меня той же дрянью, что и Тимофея. Не выйдет. Я сорок дней изучала это говно и смогла научиться с ним бороться. Посмотрим, сможешь ли ты?
Я стоял, не в силах пошевелиться. Я даже сказать ничего не мог, она полностью сковала меня опять.
- Я могла бы сейчас развернуть твою руку и заставить тебя воткнуть в себя этот шприц, но так не интересно. Я хочу, чтобы ты сделал это сам. По собственной воле.
Ко мне вернулась способность шевелиться, и я спросил:
- Зачем мне это делать?
- Хороший вопрос! – засмеялась она, - Вижу тебе нужна мотивация!
Я почувствовал, как закипаю. Сначала по телу пошло приятное тепло, как при капельнице с хлоридом кальция, но тепло нарастало. Через мгновение оно переросло в невыносимый жар. Моя кожа на руках покраснела, и я выронил инъекционный стилет. Я горел. Боль была адская. Ноги подкосились, заставив меня упасть на колени. Мой крик разносился над площадью и озером, но я не умирал.
- Герман-Герман, мой дружок, ты горишь как пирожок! – Надежда подошла ко мне и погладила меня прямо по горящей коже, - Теперь ты - Солнышко! Такой же яркий и горячий. Подобно Солнцу ты будешь гореть вечность, я не дам тебе умереть. Тебе - тепло, а мне - веселье! Но, - она кивком указала на стилет, - Ты можешь всё остановить. Просто вколи себе эту гадость и спи, моя радость.
Она засмеялась. Крик моей агонии и её смех слились в какофонию звуков, и я уже начал задумываться над её предложением прекратить эти мучения. Уж что-что, а мотивировать она умела. Я очень хотел, чтобы это всё прекратилось, но это будет означать, что я проиграл. Сколько это продолжалось, я не могу сказать, но скорее всего недолго, потому что я сохранил рассудок целым. Чтобы хоть как-то отвлечь мозг от боли, я вспоминал пережитые последние пятьдесят лет. Пытался распалить в себе ненависть к Надежде, и у меня это получалось.
- ДА… ПОШЛА… ТЫ…. – выдавил я из себя.
- Ого! – засмеялась девушка, - Ты силён. Но я уже давно никуда не спешу.
- Надежда, хватит… - послышался мне чей-то голос.
И огонь, пылающий во мне, прекратился. Боль от повреждённых органов осталась, но по сравнению с тем, что я испытывал мгновение назад, эта боль казалась мне наслаждением. Я посмотрел на девушку.
Надежда стояла возле меня. На её лице играл целый оркестр чувств: от удивления и недоверия до осознания и счастья. Я проследил за её взглядом и понял, кто остановил ее. Тимофей. Не в силах разорвать связь с деревом, он остался в такой же полулежащей позе. Половина его лица и тела была залита кровью, стекающей из того месива, что когда-то было Хельгой. Но глаза его были открыты. Его грустный и осуждающий взгляд уперся прямо в Надежду.
- Остановись, пока не поздно, - сказал Тимофей.
- Любимый! – она бросилась к нему и начала целовать, - Но как?
- Её кровь, - он указал взглядом на остатки Хельги, - Это твоя и моя кровь тоже. Она синтезировалась с энергией дерева. Я прочёл её память. Что ты наделала, Надежда?
- Любимый, - она, рыдая, обнимала и целовала его, - Мне было так больно. Я помню, ты учил меня держаться. Говорил, что большая сила несёт в себе большую ответственность. Я бы всё перенесла, если бы ты был рядом. Но когда ты умер у меня на руках, я сорвалась. А дальше… уже было поздно, - она залилась слезами, не в силах отпустить его, - Но теперь ты вернулся! Мы всё исправим! Мы создадим мир, о котором ты мечтал!
- Нет, любимая, - сказал он, - Наше время истекло. Мы и так уже натворили дел. Пора оставить этот мир тем, кто, несмотря ни на что, за него боролся.
- Я так устала, любимый, - сказала Надежда, - Я провела в аду полвека, но оно того стоило, раз это дало мне возможность ещё раз увидеть тебя. Я сделаю всё, что ты скажешь.
- Исцели его, - сказал он ей, кивая на меня.
И вся боль закончилась мгновенно. Я встал. Моя кожа была нормальной, без следов ожога. Я прикоснулся к правой щеке, она была гладкая. Ожог исчез. Я неуверенно пошёл к дереву.
- Здравствуй, Герман, - улыбнулся мне впаянный в дерево Тимофей. Надежда, стараясь не смотреть на меня, уткнулась ему в грудь, - Извини, не могу подать руку.
- Здравствуй, Тимоха, - улыбнулся я. На глаза наворачивались слёзы.
- Видишь, как всё получилось, - сказал он, - Ты на Надежду зла не держи, - подмигнул он ей, - Любимая болела. Но теперь ей гораздо лучше, правда, Надежда?
- Да, любимый, - ответила она и повернула свой заплаканный взгляд ко мне. Безумия в нём больше не читалось. Только бесконечный стыд и вина, - Прости, Герман.
- Ну, я надеюсь, вы оба понимаете, что простить такое невозможно? – ответил я.
- Да, ты прав, - согласился Тимофей, - Тогда просто прими. Сделанного не вернёшь. Мы скоро уйдём, Герман. Людям наша сила не нужна. От неё одни беды.
- Но, любимый, ты же знаешь, что она уже есть и передаётся. Её теперь не рассеять, - сказала Надежда.
- Не совсем так. Она передаётся по наследству. Если наследников не будет, она высвободится и начнёт искать сосуд.
- Я про то и говорю, любимый, ей некуда будет деваться.
- Есть куда! – Тимофей посмотрел на переливающееся радужным сиянием озеро.
- А, это идея! – Надежда впервые после возвращения Тимофея улыбнулась, - Озеро впитывало наши силы полвека. Думаю, это сработает.
- Я в этом уверен, - он посмотрел на меня, - Рад был с тобой ещё раз увидеться, Герман. Позаботься об этом мире и о детях, - Тимофей покосился на остров Ольхон, - Они проснутся после нашего ухода, - он перевёл взгляд на Надежду, - Последний поцелуй?
Она очень нежно улыбнулась ему:
- Я не против. Прощай, Герман, - сказала она, посмотрев на меня.
- Прощай, - кивнул мне Тимофей.
Они оба последний раз посмотрели на Байкал и слились в поцелуе. Их тела загорелись, теряя контуры, и они превратились в один большой сгусток света. Постепенно угасая, вскоре он погас навсегда.
Несколько секунд ничего не происходило, но потом импульс, исходящий из центра дерева, сбил меня с ног. Город Тимофеевск начал испаряться на моих глазах, поглощая все следы цивилизации и трупы погибших жителей. Как распадается Пепел, навсегда приобретая покой. Пелены я не видел отсюда, но я знал, что она исчезла. В этот момент, я уверен, Цып и его бункерные, Чир со своими Канскими, каннибалы, Омичи и кто там ещё остался, наблюдают настоящее, чистое небо.
- Герман…
Я вздрогнул и обернулся. Передо мной стояла Хельга.
- Что со мной? – она стояла целая и невредимая. Вокруг неё переливалась аура силы, - Я… я чувствую всё. Тебя, небо, каждый атом. Я слышу голоса! Их много! Даже на другой стороне земли. Странное чувство… Что произошло?
Серый костюм не дал ей умереть сразу, когда она разбилась о дерево, и поддерживал её жизненные функции на минимуме. Она бы всё равно умерла от таких ран и потери крови, но сила, к сожалению, перешла в неё «по наследству» и восстановила её.
- Где мы? Кирилл? – глаза её расширились, - Кирилл! - она закричала и бросилась к опалённой мумии парня, - Кирилл! Нет.
Она прислонила его обугленную руку к своей щеке.
- Очнись! Живи!
Точки света накапливались в её груди и через руки, как разряд электрокардиостимулятора, вливались в труп Кирилла.
- Оживай, сволочь! – в панике она била мумию в грудь, - Очнись, извращенец! Я люблю тебя!
Она обернулась ко мне, и я вздрогнул. Чёрный след от сажи руки виднелся на её правой щеке. В голове сразу промелькнули кадры из прошлого: Надежда, сидящая с трупом Тимофея на руках.
- Он не оживает! – ревела она, - Я чувствую такую силу, Герман, но я не чувствую его! Помоги! Мы должны его оживить! Я смогу, я знаю!
Она снова повернулась к мумии и обняла её, рыдая.
«Настанет день, когда ты должен будешь сделать выбор!» - крутились у меня в голове слова Цыпа, - «Сила должна исчезнуть!»; «Это же ты и твои дружки захотели поиграть с силой! Вот ты видишь последствия». В голове мелькали видения рыдающей Надежды, трупа Андрея и Сергея, Семёна, братьев Кондыбаевых… Всех, всех, кого я потерял.
- Что тут было, Герман, расскажи? – Хельга смотрела на меня с бешеным взглядом, - Я почему-то не могу прочитать твои мысли. Как ты победил эту тварь?
- Т-твоя кровь оживила Тимофея! – заикаясь, ответил я, сразу не сообразив, как реагировать, - Он её и остановил. Потом они вместе… ушли.
- Точно! – оживилась Хельга, - Родственная кровь. Это должно сработать. Раз у неё получилось, то и я смогу. У Кирилла наверняка должны быть родственники. Сейчас найдём.
- Но, Хельга, - удивился я, - А что, если та кровь не подойдёт?
- Найдём другую! В крайнем случае Алиса мне поможет.
Я смотрел на её выпученные глаза, всё повторяется. Ничего хорошего этот взгляд не несёт. Цып и Тимофей правы, сила не должна принадлежать людям. Нужно сделать выбор.
- Ты права, Хельга! – я еле выдавил эти слова из себя, но девушка была настолько увлечена мыслями о Кирилле, что не заметила этого. Я тем временем собрался и сказал уже более уверенно, - Давай, поищи кровь! Только наверняка, если у Кирилла и были родственники, они живут в бункере. Закрой глаза и сосредоточься. У тебя всё получится.
Девушка расцвела.
- Точно! Спасибо, Герман. Я… я, наверно, люблю тебя, как отца, - она улыбнулась мне и закрыла глаза в поисках людей.
Я на негнущихся ногах подошёл к валявшемуся на земле стилету-шприцу и поднял его.
«Я должен это сделать!» - сказал я сам себе, - «Иначе это никогда не закончится!» Надо действовать, пока она полностью не разобралась как управлять приобретённой силой.
- Я тоже люблю тебя, Хельга! – ответил я, - Прости.
Я воткнул ей стилет в основание черепа. Она выгнулась, опрокинув голову назад и посмотрев на меня. Прежде чем её взгляд окаменел навсегда, я прочитал в её глазах не обиду, она не успела понять, что произошло, удивление. Она умерла очень быстро. Её кожа покрылась малиновой сеткой сосудов. Серый костюм пытался справиться с заразой, но данный смертельный коктейль был разработан для борьбы с силой, и костюму нечего было ему противопоставить. Он забурлил, словно тонкий слой воды на раскалённой сковородке и испарился. Тело девушки стало съёживаться и скручиваться. Эта малиновая дрянь знала своё дело.
Я рыдал.
За день я потерял всех, кто был мне дорог. И последний удар, ещё и в спину, я нанёс сам. Тут вода озера закипела, меняя радужный свет на белый. Всё сошлось. Весь спектр силы объединился в целое и растворился в озере. И Я ВСПОМНИЛ ВСЁ.
Две недели спустя.
Я похоронил тела Хельги и Кирилла под деревом света. Питаемое водами теперь во истину священного озера оно не утратило своей светлой силы. Пусть оно стоит, как память о том, к чему можно прикоснуться, но невозможно удержать.
Я никогда себя не прощу за всё, что я сделал. И если я умру, утонув или сгорев в воде Байкала, значит, я именно этого и заслужил. Я смастерил лодку и собираюсь отплыть на Ольхон. Назад я уже не вернусь. Не смогу больше смотреть в знакомые мне глаза. Тимофей что-то говорил про детей, возможно, выжившие после вспышки дети там, на острове. Надо проверить. Сегодня я туда отплываю.
Оставляю эту рукопись здесь, под деревом. Надеюсь, что, если вы её прочтёте, кто бы вы ни были, вы поймёте меня.
P.s.: Цып, если ты всё же найдёшь эти тексты, то помни: «Я выполнил своё обещание! И я сделал свой выбор… Прощай»
Иркутск 2021.