Они возвращаются (часть 20 глава 2)⁠⁠

часть 19

С обретением впереди цели движения в виде неких уплотнений киселя, по которому приходится перемещаться, появляется и некая ясность с направлением движения. Удивительное свойство человеческого сознания — цепляться за объекты, пускай даже такие неясные и бесформенные. Сразу же исчезает, мучившее все это время, расстройство чувств, а появившаяся, хотя и весьма относительная, стабильность в пейзаже приводит к обретению большей связанности мышления. Образно выражаясь - шевелить мозгами становится банально проще.

- Николай, как думаешь, что там впереди? - спрашиваю у пилота.

- Не знаю. Но радует, что хотя бы что-то да появилось, - отвечает тот, - Вполне возможно, что подходим к границам чьего-то субъективного пузыря.

По мере приближения, хотя перемещением, в реалиях потерянного материального мира, это можно назвать с очень большой натяжкой, разрозненные неясные формы сливаются в одну огромную, которая постепенно обретает более четкие очертания. Напоминает уходящий вверх непрозрачный купол с непонятными переливающимися сполохами по всей его поверхности.

- А если Арахна? - живо интересуюсь совершенно непривычным для лимба объектом.

Пилот пожимает плечами:

- Мы здесь, как только что родившиеся слепые котята - тычемся горячими носами во все, что только подвернется под нашу руку. Авось, пронесет… Не в узко сортирном смысле этого слова, а в более широком — судьбоносном.

Остается только согласиться с Николаем — наш анабасис оказался далеко не так прост, как представлялось из палаты для умалишенных. Не хочется проводить параллели, но с кардинальной сменой перспективы восприятия вся моя предыдущая жизнь теперь напоминает лишь пребывание в камере криосна — с минимумом волевого воздействия на стрелу собственной жизни. И прямой зависимостью от чаяний шастающего где-то неподалеку сбрендившего механика... С огромным ломом наперевес.

Когда оказываемся рядом с «пузырем», Николай задумчиво тычет в него пальцем.

- Мягкий, - делает профессиональное заключение.

Я также пытаюсь осторожно погрузить туда свой самый бесполезный палец - мизинец левой руки. Не сказать, что сопротивление очень уж упругое, скорее все тот же кисель, только слегка подрезиненный.

- Будем проходить? - спрашиваю я.

Николай чешет затылок.

- Есть другие варианты?

- Нету.

- Тогда и рассуждать нечего.

И первым погружает кисти вытянутых рук, затем делает шаг, и вот уже руки по самые плечи присутствуют где-то там - с обратной стороны. Еще шаг, и спина исчезает в мутной переливающейся преграде. Я оглядываю напряженные лица экипажа и также погружаюсь в таинственное месиво…

Когда оказываюсь по ту сторону, первое время совершенно ничего не понимаю. Кругом самый настоящий городской парк — аккуратные дорожки среди зеленых кустов и деревьев; скамейки в тени, спасающей от жары; вдалеке, над кронами деревьев, видны панельные многоэтажки. На одной из скамеек сидит Николай.

- Вы где там застряли? - раздраженно спрашивает меня.

- Почему застряли, я сразу же за тобой вошел… Сюда.

- Да-а-а? А мне показалось, что здесь уже битых два часа сижу. И ведь не отойдешь никуда — вдруг кто-то из вас объявится.

- Я буквально через несколько секунд вошел...

- Так-так-так. Значит, или стена замедляет время, или здесь оно течет иначе, чем в лимбе. Что, собственно, не существенно. Просто надо намотать себе на ус.

- Это сколько же нам ждать остальных?

- Подождем следующего, оставим сторожить вслед идущих, а сами прошвырнемся по городу.

Я вдыхаю воздух полной грудью:

- Какой приятный парк.

- Ничего не замечаешь? - спрашивает Николай.

- А должен?

Более внимательно рассматриваю окружающую обстановку. Парк как парк. Деревья, скамейки, кусты. Чистенько, опрятно.

- Ты поближе подойди… К кустам, например, - интригует Николай.

Присматриваюсь. Кусты как ку… Ах ты, черт! А листья оказываются совсем не листьями, а так — какое-то зеленоватое облачко на ветвях. Подхожу поближе… Ан, нет. Все-таки листья. Срываю один. Обыкновенный лист. Даже прожилки хорошо видны. Но если немного отодвинуться… Листья перестают быть листьями, становятся опять лишь зеленым облачком, окутывающим ветки. Да и ветки с некоторого расстояния также перестают ими быть, а становятся лишь неким направлением распространения затемнения некой эфемерной субстанции.

Пораженно смотрю на Николая:

- Чье-то неудачное творчество? Наподобие нашего убогого укрытия?

- Думаю, что все-таки нет. Более похоже на чьи-то воспоминания. Так сказать, наблюдаем воочию человеческое описательное восприятие. От более крупного объекта, как например, цельное дерево, к более мелким — ветки, листья и так далее.

Я несколько раз отхожу от куста, затем медленно приближаюсь, пытаясь уловить тот миг, когда куст, как нечто цельное, превращается в набор из веток и листьев. Так и не уловил… Странно все это. И не только дробление на составляющие… А где стена?

- Постой. А где стена? - поражаюсь отсутствием на всем обозримом пространстве стенок «пузыря», через которые вот только что героически проник.

- Да черт его знает. Ты материализовался прямо из воздуха. Тебя нет, раз — и ты уже стоишь здесь. И даже не по частям, а весь целиком и сразу.

- Так откуда будут появляться остальные?

- Садись на лавочку и не стой в проходе, где бы он ни был.

Следую совету товарища более опытного в местной неразберихе.

Сидим некоторое время, трем за свою непростую житуху, как... Бац! И перед нами стоит Сергей. Ошарашено озирается, и наконец увидав нас, расплывается в улыбке.

- Проходи, присаживайся, - приглашаю старпома на наш междусобойчик, и чтобы не терять время зря, делюсь своими наблюдениями, - Вокруг не натур природа, а лишь некое ее отражение в чьем-то сознании. Так сказать, воспоминания. Чьи, пока сами не разобрались. Ты, давай, тут посиди, собери остальных, а мы с Николаем пока по городу прошвырнемся. Может, что и поймем.

Усаживаем ничего не понимающего Сергея и вдвоем отправляемся к виднеющимся неподалеку многоэтажкам...