Однобокая толерантность⁠⁠

Сегодня были в посольстве России в Мюнхене. И знаете, я первый раз почувствовал себя чужаком в другой стране.
Обычно походы в посольство, это как домой съездить, но не сегодня.

Вот так встречает главный жд вокзал Мюнхена. Фото много не делал, чтоб не выделяется. Да есть центр для беженцев, там и кормят и оформляют и все такое. Но по фсему вокзалу бегает молодёжь обернутая в украинские флаги, поэтому как то не по себе, засунули язык в попу и на метро.
И вот мы у посольства:

Нет, там и раньше была оппозиция, и всякие листовки были, но, что бы так явно мы ещё не видели. Кругом флаги Украины и символика, как в Киев попал. Ну про бабку которая рядом с консульством вы уже наверное слышали, она теперь на пик известности:

Я все это время относился нейтрально к безумию в мире, да иногда опроверглал конкретную ложь, которую несли немцы, иногда рассказывал причины, говорил про Донбасс, но в бутылку не лез. Но...

Вот так выглядит вход в наше посольство в Мюнхене! Посольство огорожено, повсюду стоит полиция. Люди идут туда украдкой и побыстрее уходят. Неуютно, неприятно, страшно. Понимание бессилия и бессмыслия происходящего. Тщетность доказать обществу, что проблема не только в Путине, а во всем мировом правительстве. Нас заклемили, нас ненавидят, нас боятся.
Почему то вся толерантность исчезла по отношению к русскому народу, к обычным людям. Теперь безнаказанно можно оскорблять и прямо проявлять расизм к русскоговорящим людям.
Я против войны, в любом его виде. Я против страданий обычных людей. Но лицемерие которое в данный момент процветает во всем мире, мне противно.
Это выборочное сочувствие, оплаченное сострадание и высшая степень цинизма.
Мировое сообщество теперь ненавидит русских и любит украинцев. Что ж, значит такое время.
А я пожалуй не буду сочувствовать никому, не буду лицемерить и принимать чью то сторону, так как любая из них в данный момент мне противна.
Люди, оставайтесь людьми, мир слишком огромен и велик, что бы разменивать его на такие мелкие распри.

"Жарило солнце, перед глазами плавали красные пятна, дрожал воздух на дне карьера, и в этом дрожании казалось, будто шар приплясывает на месте, как буй на волнах. Он прошел мимо ковша, суеверно поднимая ноги повыше и следя, чтобы не наступить на черные кляксы, а потом, увязая в рыхлости, потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему шару. Весь он был покрыт потом, задыхался от жары, и в то же самое время морозный озноб пробирал его, он трясся крупной дрожью, как с похмелья, а на зубах скрипела пресная меловая пыль. И он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: «Я животное, ты же видишь — я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий, то разберись! Загляни в мою душу, я знаю — там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни сам из меня, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов — «СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ. ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!»"