Одиссей в Петербурге

Пенелопа, собрав на корабль женихов

и какую-то утварь, отчалила

мне сказав на прощанье "не плачь".

Я заплакал, и мы с Телемахом

остались вдвоём на Итаке.


Любимой домашней одеждой

нам стали тельняшки и джинсы,

заношенные до дыр,

мне - вино утешеньем,

ему - разговоры и дота,

его предпочтенья и юность.


"Коварство и хитрость",

которыми я был так знаменит,

пригодились в общенье

с прекрасной селянкой,

чьи чувства и омут волос шелковистых - единственное,

что я ещё не презрел в этом мире.


Теперь я хочу одного: сна, в котором

смеётся, разлегшись на ложе, Аякс,

человек, погубивший себя из-за лжи,

переполнившей нас, из-за жалких людей, недостойных

даже видеть его, человек,

никогда от меня не слыхавший

слова "друг", человек,

с кем хотел бы спуститься я в царство Аида,

но он поспешил,

и оставил меня, как другие. Зима,


снег, стараясь укрыть нас от прошлого,

словно Афина холодной эгидой,

знает больше о нас, чем мы сами