Одиссей в Петербурге
Пенелопа, собрав на корабль женихов
и какую-то утварь, отчалила
мне сказав на прощанье "не плачь".
Я заплакал, и мы с Телемахом
остались вдвоём на Итаке.
Любимой домашней одеждой
нам стали тельняшки и джинсы,
заношенные до дыр,
мне - вино утешеньем,
ему - разговоры и дота,
его предпочтенья и юность.
"Коварство и хитрость",
которыми я был так знаменит,
пригодились в общенье
с прекрасной селянкой,
чьи чувства и омут волос шелковистых - единственное,
что я ещё не презрел в этом мире.
Теперь я хочу одного: сна, в котором
смеётся, разлегшись на ложе, Аякс,
человек, погубивший себя из-за лжи,
переполнившей нас, из-за жалких людей, недостойных
даже видеть его, человек,
никогда от меня не слыхавший
слова "друг", человек,
с кем хотел бы спуститься я в царство Аида,
но он поспешил,
и оставил меня, как другие. Зима,
снег, стараясь укрыть нас от прошлого,
словно Афина холодной эгидой,
знает больше о нас, чем мы сами