Объяснение в любви
Я пишу воспоминания о детстве, первой влюбленности и моих переживаниях. Пишу плохо, медленно и по мере того, как вспоминаю. Мне это нужно, чтобы разобраться в давних событиях с позиции взрослого и опытного человека, и ободряющим комментам я буду, безусловно, рада.
---
В первом письме осенью Стас несколько раз пишет, что очень скучает, надеется поскорее увидеться, и что я не была слишком шокирована, прочитав его записку перед отъездом. В целом, пишет в духе человека, признавшегося в своих чувствах и получившего моральное право о них говорить открыто. Я же в ответ по обыкновению предаюсь метаниям, то показательно выдерживаю дистанцию, то пишу что-то ласковое, но маскирую это под вынужденную рифму или расхожее выражение. И на его встречный вопрос, кто мне нравится, тоже не даю прямого ответа, напирая на то, что нравится мне может несколько человек, может много, а особые чувства и любовь я точно испытываю к одному-единственному, но ведь он про это не спрашивал? Напоминаю, это были письма по почте, отправив такой двусмысленный ответ на прямой вопрос, я подписывалась на долгое ожидание. И скорее всего, изрядно разочаровывала его, поскольку он наверняка ждал чего-то более конкретного после открытия своей симпатии. Второе письмо от него пришло на удивление быстро, и я слегка замерла внутреннее, не зная, чего от него ждать: может, он разозлился, может, решил, что я над ним посмеялась, а может, совсем хочет порвать всякие отношения со мной. Все оказалось куда запутаннее, ведь он написал второе письмо не в ответ на мое, а еще не дождавшись его. Просто соскучился и захотел написать. Я помню эти ощущения, когда ты садишься за письмо и словно ненадолго обретаешь связь с человеком. Вот он уже не в тысяче километров от тебя, а где-то рядом, и ты рассказываешь ему свои нехитрые новости. Видимо, что-то подобное чувствовал и он, отправляя мне внеочередное письмо.
Это был октябрь, и больше писем не было до самого Нового года. Я задалась целью поехать на зимние каникулы снова к бабушке и вела по этому поводу ожесточенную полемику с родителями. Они держались до последнего, ведь мне только-только исполнилось 15, я считалась человеком несамостоятельным, рассеянным, нерешительным. Отправлять меня одну на поезде, ехать сутки, без сопровождения, да еще накануне праздников они были не готовы. Но я была крайне упертой, и я отлично помню, как освоила на телевизоре функцию телетекста, научилась выводить расписание поездов на экран и там даже показывали наличие билетов! По нужному мне направлению и так ходил всего один состав, а в такое пиковое время билеты разлетались быстро, все спешили домой на праздники. Я рыдала по ночам, родители это слышали и спорили друг с другом. Я просила, торговалась и угрожала. И они сдались. Утром практически накануне Нового года, когда шел первый день каникул, а я ночью погрузилась в мрачное отчаяние, мама вошла в комнату и велела собираться – идем тебе за билетом. Какое меня накрыло счастье, я скакала по комнате, я благодарила родителей, я летала! В железнодорожной кассе хмурая кассир сообщила, что остался один! Последний! Билет! В плацкарт. На верхнюю боковушку. И только на этот день. Мы попросили его оформить, и пока она неспешно вбивала мои данные в старенький компьютер, пока выводила билет на печать, я страшно боялась, что его уведет кто-то другой. Лишиться мечты вот так, в последний момент, было бы особенно страшно и больно. Получив в руки заветную картонку, я едва не расцеловала и ее, и маму, и кассира. А дальше сборы, проводы меня на поезд, миллион указаний, вагон с бухими вахтовиками, торговцами на перегонах, ночной таможней, которая меня даже не разбудила. И вот я в городе моей юношеской любви, здесь куда теплее, чем в моем родном, и даже нет снега. Это безмерно меня удивляло в новогодний-то период! Праздник я отметила с семьей сестры, с их друзьями, но главное – я смогла позвонить С, поздравить его и сообщить, что я приехала. На следующий день я чувствовала, что праздник только начинается, а не закончился и прошел. Решено было мне жить у бабушки с дедом, в центре города и что самое главное – я паре минут ходьбы от Стаса. Сестра, конечно же, поехала со мной, но ее иногда забирали то домой ночевать, то по делам. Мы со Стасом созванивались и виделись каждый день, очень много говорили. Он приходил ко мне в гости и бросал конфетки в окно, чтобы я ему открыла дверь. А я прилепила на окно сердечко, чтобы он не ошибся. Почти каждый день он расспрашивал меня, кого же я люблю, кто мне нравится, а я все больше боялась ему признаться, опасалась, что он не относится к этому серьезно, что я стану для него лишь развлечением, забавной историей без продолжения. После долгих телефонных разговоров я написала ему письмо со всеми моими опасениями, с апелляцией к прошлому опыту разочарований. Как явствует из этого письма, на тот момент у меня было два главных пунктика: я очень хотела услышать лично при встрече о его чувствах (и сказать о своих), и мне очень хотелось открыться человеку и видеть в ответ то же самое. Я была довольно одинока, у меня не было близких отношений в семье, мои ближайшие на тот момент подруги жили не в моем городе, и виделась я с ними редко. Те же, кто был более доступен, и с кем я виделась часто, не вызывали во мне полного доверия. А мне так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь знал меня настоящую, со всеми моими тараканами и косяками, со всеми особенностями и причудами. И любил при этом, конечно. Не быть удобной и послушной, как для родителей или учителей, не быть заводной и вечно веселой, как для приятелей, но иметь возможность проживать истинные свои эмоции, не скрывая их, не прятать мысли и чувства. Возможно, именно ради этого я сейчас пишу про эту историю: прожить то, что не прожила тогда, додумать, осознать, осмыслить, закрыть все непережитое, все, что я отгоняла от себя по разным причинам. Наконец до конца прочувствовать каждое событие и его последствия. Я была лишена этого, и тем больше хотела. Именно поэтому я практически сознательно подталкивала Стаса к тому, чтобы состоялось взаимное объяснение в любви, чтобы наши отношения получили некий статус и определенность. И поэтому я наотрез отказывалась просто ответить на его вопросы в письме, по телефону и даже лично, пока не услышу заветные слова от него.
И объяснение случилось. Задав один раз вопрос о моих симпатиях в письме и потом по телефону, он принялся осаждать меня им каждый наш разговор наедине. В один из вечеров, когда мы были вдвоем, сидели дома и болтали, он вновь поднял эту тему. Он был настойчив, а я сидела возле окна и почему-то мое внимание приковывала вывеска магазина напротив: яркие светящиеся красные буквы слова «Продукты». Возможно, я просто стеснялась смотреть ему в лицо, возможно, пряталась от собственных страхов. Я спрашивала его, изменилось ли что-то для него за то время, что мы не виделись, и он отвечал, что-то да, что-то осталось неизменным. Но не говорил, что именно. Я видела, что он так упорствует в своем интересе, поскольку уверен, что я назову его. И мне хотелось слегка его осадить, поэтому я спрашивала, а что, если он не знает этого человека? Зачем ему знать его имя? Но он настаивал. В конце концов мы дошли до формулировки вопроса ребром, я просила сказать, что он обо мне думает, сказать все. Мне было жизненно важно услышать эти слова, увидеть его глаза и расставить все точки. Он начал издалека, сказав, что я ему по-прежнему нравлюсь. Но мне было этого недостаточно. Я подначивала его тем, что нравиться я могу кому угодно и таких симпатий может быть половина города, причем не только моего. Он запинался, смущался, никак не мог решиться, особенно после моих неосторожных подначиваний, растеряв часть уверенности. Говорил, что я сама все знаю, что он не может сказать, но в итоге… В итоге он сказал заветные слова и услышал их в ответ. Это оказалось чуть более скомкано, чем в моих фантазиях, и за признанием не последовал жаркий поцелуй или хотя бы объятия. Скорее, мы оба почувствовали облегчение, но не понимали, а что же дальше? У нас не было опыта отношений, не было представления, как их развивать. К тому времени было уже очень поздно, миновала полночь, и он стал спешно собираться домой, а я вышла на лестницу его проводить. Я понимала, что все пошло не совсем по плану, но мне хотелось финального аккорда. И тогда я окликнула его, он обернулся, будучи уже на пару ступенек ниже, я шагнула к нему, потянулась руками обнять… И пока я спешила к своему первому в жизни поцелую (не считая глупых проигрышей на желания), я оступилась, и мы оба упали. Но поцелуй все же состоялся, я была довольна, не счастлива! А он спешно убегал домой, то ли от смущения, то ли боясь наказания за позднее возвращение.