О городе-саде, долгах и цене⁠⁠

Мне надо рассказать про строительство Кузнецкого металлургического комбината в Западной Сибири и Магнитки на Урале, но я долго не мог понять, как это сделать, чтобы вы тоже поняли, ЧЕМ это было. О масштабах задачи, стоявшей перед этими людьми, я уже рассказал, а вот о ее решении...

Дежурные слова про то, что это был беспримерный трудовой подвиг – ни о чем.

Рассказать, как на Магнитке доменную печь №1 задували зимой, в лютые уральские морозы, под вопли американских консультантов, категорически требовавших отложить все до весны, иначе они снимают с себя всякую ответственность? Ну, так…

Процитировать стихи бывшего бетонщика Бориса Ручьева, выросшего в неплохого поэта?

Мы жили в палатке

с зеленым оконцем

промытой дождями

просушенной солнцем,

да жгли у дверей

золотые костры

на рыжих каменьях

Магнитной горы.

Ну да... Ты еще «Рассказ Хренова…» Маяковского про КМК процитируй:

По небу тучи бегают,

дождями сумрак сжат,

под старою телегою

рабочие лежат.

И слышит шепот гордый

вода и под и над:

«Через четыре года

здесь будет город-сад!»

Нет, у обоих стихи хорошие, но стихи – это образ, фото, моментальный снимок, а мне рассказ нужен.

Проблема в том, что строителей Магнитки и Кузнецкстроя у нас столько хвалили и прославляли, что сбить эти тонны глянца очень трудно.

Я в таких случаях всегда отправляю себя рыться в текстах современников. Свежесть восприятия творит чудеса, правильные слова сами просятся людям на язык.

И знаете что – я нашел! Там, где никогда бы не думал найти – в давно забытом романе Ильи Эренбурга.

Илья Эренбург, полуэмигрант, блестящий интеллектуал, один из самый европеизированных русских писателей, живший в Париже и повидавший едва не весь мир…

Трудно найти человека более непохожего на пролетарского писателя.

Тем не менее он собирался насовсем вернуться в Советскую Россию, поэтому поехал в Западную Сибирь, месяц прожил на строящемся КМК и написал книгу, которая должна была стать его первым «советским романом».

Позже он признался, что увиденное в Кузнецкстрое вызвало у него одновременно запредельный ужас и почти религиозное восхищение.

После поездки он написал роман с библейским названием «День второй» и невозможным, казалось, в антирелигиозной стране эпиграфом «Да будет твердь среди воды. И стало так. И был вечер, и было утро: день второй. Бытие».

Все советские издательства шарахались от романа, как от прокаженного, редакторы литературных журналов делали большие глаза и за спиной автора крутили пальцем у виска.

Тогда Эренбург вернулся в Париж, напечатал за свой счет 400 нумерованных экземпляров книги и разослал ее членам Политбюро, редакторам газет и журналов, ведущим писателям.

Экземпляр № 3, отправленный Сталину, сработал – прочитав роман, вождь распорядился напечатать книгу.

Наверное, Эренбург написал там не все – этот хитрый лис всегда чуял границы, которые нельзя переступать, и за них не заходил.

Но он написал максимально честную книгу, которую сегодня практически невозможно читать – настолько инопланетными кажутся из нашего светлого будущего логика и деятельность этих непонятных людей:

«Происходящее подчас кажется библейским хаосом: пришли в движение миллионные массы, вокруг – кричащие противоречия, но движение вперед к поставленной цели неудержимо. <…>

Люди жили как на войне. Они взрывали камень, рубили лес и стояли по пояс в ледяной воде, укрепляя плотину. Каждое утро газета печатала сводки о победах и о прорывах, о пуске домны, о новых залежах руды, о подземном туннеле…

Люди забирались в свои землянки. Крохотные печурки дымили. Находила зима. Мороз выжимал из глаз слезы, и от мороза плакали бородатые сибиряки – красные партизаны и староверы, не знавшие в жизни других слез. В трепете припоминали мечтатели из Полтавщины вишенники и темный, как сказка, юг. Ясными ночами на небе бывало столько звезд, что казалось, и там выпал глубокий снег. Но небо было далеко. Люди торопились с кладкой огнеупорного кирпича. Они устанавливали, что ни день, новые рекорды, и в больницах они лежали молча с отмороженными конечностями.

В январе стояли лютые морозы. Термометр показывал минус пятьдесят. Даже старые сибиряки приуныли. Работа, однако, не затихала. Газета каждое утро повторяла: «Стране нужен чугун» – и каждое утро люди шли на стройку – они торопились. Были в этом отвага, задор и жестокость – сердца людей полнились той же неистовой стужей. <…> Когда рабочий касался железа, он кричал от боли: промерзшее железо жгло, как будто его накалили. Люди строили не с песнями и не со знаменами. Строя, они не улыбались. Их подгонял голод и колонки цифр. Они валились без сил. <…>

У людей были воля и отчаянье – они выдержали. Звери отступили. Лошади тяжело дышали, забираясь в прожорливую глину; они потели злым потом и падали. Десятник Скворцов привез сюда легавого кобеля. По ночам кобель выл от голода и от тоски. Он садился возле барака и, томительно позевывая, начинал выть. Люди не просыпались: они спали сном праведников и камней. Кобель вскоре сдох. Крысы попытались пристроиться, но и крысы не выдержали суровой жизни. Только насекомые не изменили человеку. Они шли с ним под землю, где тускло светились пласты угля. Они шли с ним и в тайгу. Густыми ордами двигались вши, бодро неслись блохи, ползли деловитые клопы. <…>

День и ночь рабочие строили бараки, но бараков не хватало. Семьи спали на одной койке. Люди чесались, обнимались и плодились в темноте. Они развешивали вокруг коек трухлявое зловонное тряпье, пытались оградить свои ночи от чужих глаз, и бараки казались одним громадным табором. Те, что не попадали в бараки, рыли землянки. Человек приходил на стройку, и тотчас же, как зверь, он начинал рыть нору. Он спешил – перед ним была лютая сибирская зима, и он знал, что против этой зимы бессильны и овчина, и вера. Земля покрылась волдырями: это были сотни землянок. У строителей были лихорадочные глаза от бессонных ночей. Они сдирали с рук лохмотья отмороженной кожи. Даже в июле землекопы нападали на промерзшую землю. Люди теряли голос, слух и силы».

И резюме Эренбурга:

«Люди строили завод в неслыханно трудных условиях, кажется, никто нигде так не строил, да и не будет строить».

Заплаченная цена примерно понятна, но вот что мы купили?

Тот же Илья Эренбург напишет в 60-е: «Комсомольцы, охваченные восторгом, верили, что стоит построить заводы-гиганты – и на земле будет рай... Рая, о котором тогда мечтали молодые, они не увидели, но десять лет спустя домны Кузнецка позволили Красной Армии спасти Родину и мир от ярма расистских изуверов».

И это действительно так - без домн Кузнецка и Магнитки не было бы красного знамени над Рейхстагом. Я в следующем томе подробно расскажу - почему так.

У всего на свете есть своя цена. И нам, пользующимся сегодня оставленым наследством, неплохо бы помнить - чем за него когда-то заплатили предки.

______________

У меня новости - пока я отбывал месячный бан на Пикабу, я дописал второй том цикла "Двинулись земли низы", одну из глав которого вы только что прочитали.

Правила требуют рассказать - о чем книга. Знаете, раньше был такой жанр - "песня о Родине". Так вот, для меня этот цикл - это моя песня о Родине.

О давно несуществующей стране, в которой я родился, вырос, женился, о государстве, которому я давал присягу. Случайно попавшая мне в руки фотография восьмерых студентов 20-х годов и связанная с ней загадка стали поводом рассказать о становлении Советского Союза. Сначала я планировал уложится в два тома, но склонность к неудержимому акынству победила и моя песня о Родине, похоже, будет долгой. Вот и во втором томе я успел рассказать только про индустриализацию.

Можете попробовать почитать на Автор.Тудей - https://author.today/work/244601. Вдруг понравится.

_______________

Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame

Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history

Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741

___________________

P.S. Сразу отвечу на неизбежные вопросы - почему другие страны как-то обошлись без подобных жертв. На мой взгляд, СССР очень не повезло - ему пришлось проводить индустриализацию в условиях максимально жесткого временного цейтнота и крайне неблагоприятной внешнеполитической обстановки.

Приведу известную цитату главного инициатора индустриализации: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Напомню, что эти слова были сказаны 4 февраля 1931 года.