О чужих разговорах - 3⁠⁠1

Две дамы на остановке.

– А что она удивляется, что увели. На нём же написано, на лбу крупно написано – уведите меня, я уводимый! И взгляд как у щеночка.

Рынок.

Грузчик, прикативший тележку с ощипаными курями, смотрит на этих курей с грустью и говорит продавщице:

– Тоже думали, что жизнь вечная, а оно вон как.

В книжном.

Полка со всякими диетическими книжками.

Пышечка лет тридцати долго выбирает, в правой руке держит «Худеем быстро», в левой – «Худеем вкусно».

На кассе платит за «Худеем вкусно».

В магазине, в винном отделе, у полок высшей ценовой категории, бомжеватого вида мужик другому, такому же:

– Юра, глянь своими глазами, оно столько стоит?! За ноль семьдесят пять столько?! Это ж как надо любить выпить!

В отделе электротоваров, пожилая дама продавцу:

– Извините, мне кажется или у этого торшера действительно развратный вид?

В маршрутке рядом со мной интеллигентная бабушка с внуком лет шести.

Внук системы «шило в попе» – мне:

– Хотите, я вам стишок расскажу?

Бабушка, в ужасе:

– Николаша, тот стишок нельзя рассказывать!

Ухоженной даме в роскошной шубе либо сесть рядом с пьяноватым гражданином, либо стоять.

Нацелилась ехать стоя, но тут вступает водитель:

– Так, женщина, или сели, или вышли!

Дама фыркает, но пристраивается на самый краешек сиденья, стараясь не коснуться соседа.

Тот поворачивается, долго смотрит на нее и говорит:

– Какие у вас красивые глаза!

Дама смущается:

– Ну что вы, глаза как глаза.

Но садится поосновательнее.

– Не-е-е, редкие глаза. Эх, девушка, был бы я не я, а другой, закружил бы вас!

Зоомагазин.

Отец с хмурой дочкой-подростком:

– Мы у вас в феврале двух хомяков покупали, мальчиков, вот чек, приплод вам сдавать?

Декабрь, наснежило, подморозило, тает, обычная наша погода.

В троллейбусе сижу напротив старичка, смотрим в окно, за окном упитанный бегун трусцой поскальзывается и как-то очень смачно шлепается на пятую точку прямо в лужу.

Старичок – мне, философски:

– Они думают, что спорт – это здоровье.

Компания слегка подвыпивших дам предпенсионного возраста.

– Девчонки, а потом позвоним Михневичу и будем в трубку хихикать!

В магазине, взъерошенная тетка с чеком в руках, кассирше:

– Что вы мне тут насчитали? Какой еще творог? Я творога вообще не ем! Я его случайно в корзину сунула!

Собаковладелец, еле удерживает здоровенного добермана, рвущегося к мелкой шавочке.

– Грей, придурок, куда, она нам не пара!

Старушка строго выговаривает другой старушке:

– Вы, Полина Ивановна, сначала очки наденьте, а потом уже кокетничайте.

Мужик в подпитии, громко, на весь троллейбус:

– Уже еду. Не встречай меня. Ты расстроишься.

Местные дворники.

– Я этой фифе с седьмого этажа так и сказала: вот вы из себя интеллигенцию корчите, а на ваш мусор глянешь, так сразу понятно, что вам до интеллигенции, как мне до луны!

Дама в троллейбусе раздраженно говорит по телефону:

– Что ты плачешь?! Он у тебя как хронический насморк – ушел, но все равно вернется!

В студенчестве к родителям мне нужно было добираться так: из города А доехать на электричке до города Б, там пересесть на дизель и пилить на нём с остановками у каждой осины до города В, в городе В выскочить из дизеля, метнуться на автобус, впихнуться в него и, стоя на одной ноге (не факт, что на своей), дотрястись двадцать километров до города Д.

На окраине города В автобус поджидали те, кому сюда было добраться быстрее, чем до вокзала.

Каждый раз разыгрывался один и тот же спектакль.

– Возьмите, ну возьмите нас, ночь на дворе, а мы тут, посреди полей, – голосили страждущие.

– Да куда ж вас взять?! Некуда мне вас брать – битком набито! – сурово говорил шофёр, глядя вдаль.

– А мы как-нибудь бочком, бочком да и влезем, – льстиво заглядывали ему в глаза страждущие. – Мы ж не даром, мы ж заплатим, возьми нас, сирых и убогих, отец родной!

– Так у меня и билетов нету, – задумчиво сообщал в пространство шофёр.

– А мы вам заплатим, а вы уж потом сами!

– Ну, разве что бочком, – соглашался шофёр и открывал двери.

И все как-то влезали.

Не так уж важно, что домой я приезжала без выдранных с мясом пуговиц.

Влезали-то все.

И шофёр, собрав переданные ему полтинники, объявлял:

– Приеду на станцию, оформлю!

Не считая ссыпал собранное в карман.

И добавлял:

– Эх, мягкое у меня сердце, был бы женщиной – пропал бы!