Ни шагу назад!⁠⁠

часть 1 (Ни шагу назад!)

(Ни шагу назад! (часть 2))

(Ни шагу назад ! (часть 3))

(Ни шагу назад! (часть 4))

(Ни шагу назад! (часть 5))

(Ни шагу назад! (часть 6))

(Ни шагу назад! (часть 7))

(Ни шагу назад! (часть 8))

(Ни шагу назад! (часть 9))

часть 10 (Ни шагу назад!)

часть 11 (Ни шагу назад!)

***

В наступающем рассвете, в первых лучах, на искрошенном красном кирпиче лежал, неопределенного возраста с почерневшим лицом, человек. Солдатская форма была порвана и испачкана красной кирпичной пылью, копотью и засохшей кровью, поясного ремня не было. Он лежал на спине широко раскинув ноги и руки. В обоих его руках было по пистолету ТТ. Немигающий взгляд был направлен на светлеющее небо. Казалось, что он ждет сигнала что бы встать и идти, когда уйдут меркнущие звезды.

– Укрепляем позиции, готовимся! – рядом негромкая речь. - Скоро полезут.

Солнце неумолимо, как казнь, поднялось над горизонтом. Еще несколько минут и начнётся пир смерти.

Первым, после ночного затишья, был одиночный разрыв мины. Потом они стали падать чаще и чаще. Под этот грохот зазвучал сильный, прерывистый перестук пулеметов.

Солдат прошептал: «Причесывают… Потом брить начнут». Он перевернулся на живот, подполз в небольшую ямку, лёг в неё и накрыл грязный стриженный затылок левой рукой с пистолетом. Он лежал лицом вниз, вдыхая кирпичную пыль, и смотрел, как маленький паучок пробежал по его согнутой к лицу правой руке, по кулаку, сжимавшему пистолет, по пистолету и остановился перед дульным срезом, как бы раздумывая спрятаться там.

- Не-не, братишка, там тебе будет неспокойно, я таки буду стрелять. Беги дальше.

Паучок, как будто поняв солдата, спрыгнул с пистолета и исчез среди битого кирпича.

Долгий минный обстрел внезапно закончился. Продолжали стрелять, короткими очередями, только пулеметы, выискивая цели в поднявшейся пыли. От разрывов крупнокалиберных мин в здании поднялась бело-красная пыль от кирпича и обваленной штукатурки. Она была плотной, елепроглядной и могла скрыть до локтей стоящего человека.

- Vorwärts! Vorwärts!

Солдат приподнял голову и посмотрел во внутрь здания – волны поднятой пыли переливались под лучами встающего солнца, бившими в проёмы окон. В дальнем конце этого пыльного моря, в ста - ста двадцати метрах, пыльные волны зашевелились, стали видны головы и плечи солдат, идущих в атаку. Немцы шли в атаку не быстро, продолжая стрелять короткими очередями из автоматов. Пол был изрыт взрывами ручных гранат и не виден под пеленой пыли. Некоторые проваливались и исчезали в пыли полностью, потом оттуда выбирались, чем еще больше поднимали пыль, скрывая задние ряды атакующих. Пелена пыли стала похожа на огромную морскую волну, цунами, приближающуюся от дальнего конца здания к другому концу здания, выходящему к реке. Волна пыли приближалась, поглощая атакующих, как бы забирая их из мира живых.

– Огонь! – закричал сержант.

Ударили ручные пулеметы и винтовки. Перевязанные грязными окровавленными бинтами и тряпками бойцы, выбравшись из укрытий, стреляли в видневшиеся головы немцев, стараясь точностью стрельбы уровнять баланс сил, оборонявшихся с атакующими.

Солдат опять перевернулся на спину, постучал об грудь оба пистолета, подул на них и взвёл курки. В правом сапоге был еще нож, вот и всё его вооружение. Это были его шестые сутки на плацдарме. Всё что было с ним на той стороне реки казалось ему увиденным со стороны, как будто это кто-то другой был там, а не он. Всё что произошло с ним за последние дни оказалось важнее, чем предыдущие двадцать лет его жизни. Он лежал и ждал. Ждал приказа: «В перед! В атаку!», ждал крика: «Ура!». Ждал, когда каждый из солдат, ставший для него дороже его самого, встанет и побежит туда, за стену пыли.

- Батальон! В атаку! В перёд!

Раздался крик «Ура!», сливающийся в протяжное длинное «а-а-а!», солдат перевернулся на живот, подтянул ноги и встал, выставив вперёд руки с пистолетами, спотыкаясь, тяжело побежал за своими товарищами, ища взглядом цель для выстрела.

***

Солнце садилось, давая возможность сумраку вечера взять свои права над миром. Еще были опасны снайперы, стрелявшие на любое движение в проемах больших окон. До позиций немцев от здания было не больше двухсот метров.

Солдат полз среди трупов немецких солдат, ожидая выстрела снайпера, рассматривая убитых. После каждого боя делали перекличку по взводам, оценивая потери. Вот тогда выяснилось, что нет многих солдат, в том числе и Замойского Георгия. Он дополз до противоположной стены, так и не найдя своего товарища. Он полежал, осторожно смотря, в самом углу окна, на позиции врага. Оттуда доносился запах полевой кухни и звуки работающей автомашины. «Мы не уйдем! Мы придём к вам!» - подумал он. Сел, откинувшись спиной к стене и стал ждать, когда солнце окончательно скроется за горизонтом. Он хотел еще поискать патроны и воду у убитых немцев, а это можно было сделать только когда будет совсем темно, на ощупь. Он видел, что еще двое солдат осторожно ползут вдалеке, осматривая убитых. Солдат старался запомнить маршрут, по которому ему придется возвращаться, чтобы максимально большее количество осмотреть в поисках трофеев. Главное было найти воду. Без воды, в муках от ран, страдали и умирали его раненные товарищи. Усталость, нервное истощение от боев, жаркое лето, всё это требовало много воды.

Солдат закрыл глаза, давая себе несколько минут отдыха. В голове стоял гул от взрывов, от недосыпа и физической усталости. Перед глазами стали мелькать яркие картинки последних боев, то ужасы рукопашной, то молоденькая соседка с ковшом воды в руках, то взрывы мин. Он вздрогнул и сел, оторвав спину от стены.

- Никак уснул … - устало прошептал он, осматривая совсем стемневшее помещение. – Пора назад.

Определив намеченный заранее маршрут, он пополз назад. Ему в этом помогали немцы, запуская почти непрерывно осветительные ракеты, свет от которых попадал в окна. Ощупывая убитых, он нашел вначале одну фляжку с водой, потом вторую. Магазины найденных автоматов почти все были пусты и на трупах тоже не было боекомплекта. Получилось повытаскивать десятка два патронов, плюс к одному полному магазину, да еще ручную гранату.

- Боже мой … Ну никакой культуры – услышал он слабый голос где-то рядом.

- Жора, ты! – почти закричал солдат. – Как я рад! Где ты?

- Ты испортишь мне прическу … Твои ноги … у меня на голове … - так же тихо сказал Жора.

Семён живо перевернулся, ощупывая Жору.

- Я так рад, что нашел тебя! – горячо и громко, в волнении закричал Семен.

- Я уже полчаса слышу, как ты тут суетишься … как воробей в кормушке …

– Дай я тебя поцелую! – опять громко сказал Семен.

- Если ты будешь кричать … тебе придется поцеловать … еще … пулю снайпера. – сказал Жора и застонал. – Полегче … От твоей любви мне таки больно… А ну, проверь этого борова … от него шнапсом прёт … наверное, … фляжку пробило.

Семен обшарил лежащего рядом убитого и нашел фляжку с немецкой водкой.

- Грамм сто еще есть. Ты куда ранен? – сказал Семен пытаясь приподнять Жору. - Мне нечем перевязать тебя …

- Ноги и … досталось мне ... – ответил Жора. – Ты помнишь того лопоухого калининского, из первой роты? Живой он?

- Живой, живой он. – шептал Семен стараясь поудобней положить друга.

- Увидишь, Женька́ … - с ударением на последнюю букву в имени сказал Жора. – Скажи ему благодарность … спас меня.

Помолчав Жора продолжил.

- Двое навалились … резали меня … так он гранату в нас кинул. – тихо рассказывал Жора. - Одной гранатой этих гадов убил …

- Так сам и скажешь! – ответил Семен. – Сейчас назад поползем, я помогу.

- Мне той гранатой … ступни порвало. – тихо произнес Жора. – Я уже смотрел … пока светло было.

Оба замолчали. В темноте было слышно только дыхание обоих. Жора пошевелился.

- Гранаты есть? – спросил он.

- Две. – прошептал Семен. – Одна наша, одна немецкая.

- Слушай Сёма, я всегда хлопаю дверью … если мне кто-то не нравится … и я ухожу … давай хлопнем дверью… дай мне гранаты и как эти … гады полезут, я «хлопну дверью» … они мне очень не нравятся…

Жора надолго замолчал. Потом продолжил, коротко дыша:

- … только вот, что … я тут очень удобно устроился, могу к утру и «уснуть» …

… ты б с утра меня проведал … на всякий случай … Гранаты заберешь… если шо.

- Жора, о чем ты? Уснуть? Нет! – решительно сказал другой солдат. - Я донесу тебя! Там перевяжем!

Оба произносили слово «уснуть», понимая, как – умереть.

- И що я там буду делать? Слышать, как вы …и просто лежать? А потом я всё равно … я, таки – нет …я, таки – здесь!

Они опять замолчали. Молчали долго, один не хотел уходить, другой берег силы.

- Иди … - просительно сказал Жора.

- Ты же весь пораненный! – заторопился Семен. - Я оставлю тебе воду и шнапс!

- Нет! Извини, что подвел тебя … вот так …

Опять наступило молчание, было слышно только частое дыхание обоих.

- Тю …да ты плачешь? – прошептал один солдат. – Моряк не плачет …

- Я не … - тоже шепотом, запинаясь, ответил другой солдат. - Я не …не… моряк …

- Иди! – уже зло, сквозь зубы сказал первый солдат.

А потом тихо добавил – Живой будешь, положи меня рядом с Лидой … И ни шагу назад!

Семён лёжа обнял Жору. Ему стало слышно тяжелое свистящее дыхание Жоры, почувствовал под руками засохшую кровавую корку гимнастерки. Семён резко оторвался и пополз к своим позициям.

- Я приду утром! – раздался голос, отползшего, уже не видимого Семёна.

***

К рассвету пыль плотным белым одеялом покрыло всё внутри здания и часть земли снаружи. Часть пути ползти приходилось по трупам, часть по изрытому взрывами бетонному полу. Лица убитых, из-за слоя бело-красной пыли, были похожи на маски манекенов. Даже раскрытые рты трупов были покрыты изнутри пылью и казались искусственными по своей природе. Семён полз, стараясь не поднимать пыль, быть максимально незаметным для немецких снайперов. Он надеялся застать Георгия живым и утащить его на свои позиции.

- Стой! … - Семён услышал слабый голос Жоры. – Не подходи …

- Жора, как ты? – Семён приподнял голову пытаясь разглядеть товарища в наступающем рассвете.

- Не подходи … Назад…- опять послышался слабый голос. – Не искушай … меня …

- Жора!

- Помни… о чём … просил … тебя …

Было ещё достаточно темно, и Семён не мог рассмотреть друга среди тел убитых. Он даже не слышал его дыхания, только чувствовал ту грань между жизнью и смертью, где находился Георгий. Он чувствовал, что Жора находясь в пограничном состоянии сознания, между светом и вечной темнотой, терпит на одной силе желания и воли, что можно подползти, забрать гранаты и утащить его на свои позиции без сопротивления.

- Уходи …- будто угадав его мысли послышался голос. – Или я … сейчас …

Семён тянул время, не желая бросать друга, пытаясь хотя бы рассмотреть его среди трупов, в последний раз.

- Иди… назад …- прозвучало еле слышно.

- Прощай! – в полный голос крикнул Семён.

- Прощай … - тихим эхом ответил Георгий.

Семёну хотелось встать в полный рост, выпрямиться, прокричать что-то злое, матерное, разрядить магазин автомата в немецкую сторону. Ярость и бессилие душили его, он разорвал ворот своей гимнастерки, хватая зловонный воздух ртом. Ярость была рождена ненавистью к врагу, а бессилие в невозможности спасти друга.

***

Всю ночь один немецкий миномёт выстреливал через равные промежутки времени крупнокалиберные мины не давая покоя оставшимся живым, выматывая последние силы обороняющимся. Под мерцающий свет осветительных ракет в тишине ночи раздавался миномётный выстрел, хлопок, потом нарастающий свист и беспощадный разрыв мины. Куда она упадет никто не знал, и все тревожно прислушиваясь ждали хлопка выстрела. Без воды, без еды, задыхаясь от смрада разлагающихся трупов, солдаты лишились короткого сна. Миномётные удары прекратились только перед самой атакой немцев. Красноармейцы встретили редким ружейным огнём, на открытом пространстве пред зданием, нестройные ряды наступающих немцев.

Немецкие солдаты были всё ближе и ближе, уже зашли в здание лесопилки. Семён примерно определил , где лежит Жора и смотрел туда неотрывно.

Он ждал взрыва гранат смотря на приближающихся в атаке немцев. Он ждал взрыва там, где лежал Георгий, тот самый весёлый загорелый парень, тот самый высокий и худой, ставший родным и близким, как брат, тот самый с кем он рисковал жизнью, тот самый с кем он делил всё, что у него было. Немцы приблизились к тому месту обходя или переступая трупы, но взрыва не было. Семён тянулся всем телом лучше рассмотреть то место, не обращая внимания на свистящие кругом пули. Он не замечал их, не слышал. Они не существовали для него, не могли никак помешать, изменить что-то, потому что он был там, рядом с Жорой. Он видел его закрытые глаза, лицо покрытое слоем пыли, израненное тело лежащее на боку и прижатые к нему две гранаты. Может быть он не смог выдернуть кольцо, может у него на это просто не было сил, может быть он уже умер не дотерпев до начала атаки немцев.

Короткими очередями застрекотали пулемёты делая прорехи в наступающих рядах немцев. Бухали одиночными выстрелами винтовки. В ответ лился свинцовый поток из автоматов.

Немцам всё же пришлось залечь, прячась за трупами убитых, постепенно приближаясь, подползая на бросок гранаты. Выйти во встречную атаку красноармейцы не могли – не было сил, не было численного состава – немцев было больше и в открытом рукопашном бою они бы не выдержали.

И вот гранаты начали рваться в первой траншее, не давая подняться для ведения огня.

- Отходим на вторую линию! – послышался голос сержанта. – Забирай боеприпасы!

Земля на войне, как солдат. Она или защитит, или убьёт, даст укрытие или похоронит, засыпав с головой, забив глаза, рот и нос собой, надавив на тело многопудовой тяжестью расплющив его. И нет такой силы у человека, что может победить землю. Земля может уступить только воде, спрятаться под её толщей, утонуть в ней. Человеку на войне остаётся только приспособиться к земле, использовать её для своей защиты или умереть от неё.

Обстрел артиллерией начался неожиданно, именно в тот момент когда красноармейцы не выдержали и отошли на вторую линию обороны, когда начались взаимные контратаки уже в траншеях, обмениваясь гранатными ударами перед рукопашной. Земля зашевелилась, затряслась, стала подпрыгивать сотрясаясь от страшной силы взрывов, но всегда возвращалась обратно насыпая бугры из себя и останков людей. Она воевала - спасая одних и убивая других.

- Ближе к обстрелу! – кричал Семён. – Ползите ближе к обстрелу!

Грохот взрывов разделял его слова и разведчик стал махать рукой приподнимаясь над землёй в сторону разрывов, туда где перемалывали русские снаряды прорвавшуюся немецкую атаку. Солдаты ползли вперёд прячась в извилинах траншей, прижимаясь телом к земляным стенкам, прячась от разящих осколков.

- Как затихнет, сразу атакуем! – крикнул Семён.

Огонь вёлся несколькими гаубичными батареями, поэтому шквал взрывов был непрерывный. Почти каждую секунду происходил взрыв вырывавший несколько кубов земли вместе с врагами. Жесточайший обстрел длился около десяти минут и передвинулся на линию обороны немцев, разбивая в клочья блиндажи и снайперские, пулемётные гнёзда.

- Вперёд! – сколько было силы в голосе, закричал Семён и первый кинулся по траншее. Земля спасла, в первом же повороте траншеи, двух немцев. Один полез на бруствер траншеи - убегать, а второй поднял автомат для выстрела. Разведчик кинулся в левую сторону пропустив выстрелы за спину, послышался крик от попавших пуль в бегущего за ним солдата, и ответил короткой очередью, но тоже не попал. Бросив пустой автомат, выхватил нож и кинулся вперёд, несколько раз ударил в бок немца. Тот, закатив глаза, начал оседать на колени продолжая стрелять. Семён выбил автомат и от ненависти ещё раз ударил ножом в шею умирающего немца. Вытащил рожок из подсумка уже лежащего на земле немца, вытер нож об него и убрал в ножны.

Осторожно выглянув из траншеи разведчик увидел около двух десятков отступающих немцев. Они бежали перепрыгивая воронки, падая и снова подымаясь для бега. Разведчик расчетливо целясь из немецкого автомата короткими очередями опустошил рожок.

Сменив рожок на полный полез из траншеи, увидев сверху тех, кто был рядом, из оставшихся в живых красноармейцев, разведчик махнул автоматом в сторону лесопилки.

- Вперёд! – закричал ещё раз Семён и побежал. – Добить гадов!

Семён бежал стреляя, оглушенный близкими взрывами, не слыша, не видя один он или за ним бегут его товарищи. Для него это не имело значения, даже если он остался один, он будет сражаться до конца.

Добив отступающих немцев, уже укрываясь за стенами лесопилки он смотрел на тех солдат, кто был рядом. Их осталось около тридцати человек, израненных, измотанных, смертельно уставших. Семён молчал смотря на них и думал, сколько еще они смогут продержаться, сколько еще они смогут сражаться, терпеть раны, голод и жажду.

Полежав немного Семён решил найти Жору. Подполз к сержанту и тронув его за локоть, сказал:

- Пойду братишку поищу … Рядом он.- разведчик смотрел в глаза сержанту. – Обещал похоронить его …

Сержант молча кивнул.

- Сейчас человек десять оставим здесь - остальные обратно. – подумав добавил сержант. – Ищи, подождём.

- Рядом он … - повторил разведчик и пополз.

Семён быстро нашел его. Парень лежал на боку скрючившись, покрытый слоем пыли, упираясь лбом в пол. Он был мёртв. Указательный палец левой руки был продет в кольцо взрывателя, а правой прижимал гранату к полу. Там же лежала и немецкая граната.

Тело Жоры уже окоченело и развернуть его не получится, поэтому Семён выкрутил взрыватель из гранаты оставив его на пальце парня. И только потом подтащил его от кучи трупов ближе к стене. Разведчик долго рассматривал его белое лицо, белые ресницы, приоткрытый рот, шепча: «Убили парня … убили …», вспоминая его всегда весёлый голос, улыбку полную жизни.

Сзади Семён услышал скрипучий голос:

- Давай подсоблю.

Обернувшись разведчик увидел тех солдат, что вернутся в свои траншеи, встретился взглядом с сержантом, тот коротко махнул кистью руки в сторону линии обороны. Тело Жоры двигали вчетвером, обходя воронки и трупы. Дотащив до выхода из здания Семён первый прополз открытое пространство, что бы найти и кинуть верёвку.

Немецкие снайперы молчали, еще не придя в себя после артудара крупнокалиберных гаубиц - проползти всем и доставить тело в свою траншею получилось без потерь.

Оставив тело Жоры в одном из закутков траншеи, Семён пошел копать могилу рядом с могилой Лиды. Орудуя сапёрной лопаткой он слышал как к нему обращались солдаты с желанием помочь, но Семён отвечал: «Сам ... Я сам.». Он копал могилу так что бы согнутое тело Жоры было лицом к Лиде. Солнце было в зените, когда он закончил копать.

Положив тело Жоры в могилу солдаты встали кружком, стянув пилотки с головы молчали. Наверное каждый вспоминал своих детей или примерял на себя эту могилу, думая как судьба распорядится с его солдатской жизнью, где оставит его тело. Но все они уже перешагнули ту черту, когда своя жизнь стоит столько сколько убил врагов, когда уже не важно ничего кроме цели которая есть в душе, которая жжёт и горит, жжёт и светит в черноте и ужасе войны – победить и не отступить.

Похоронив Георгия солдаты разошлись по линии обороны, а Семён остался ещё посидеть рядом. Облокотившись на стену траншеи и запрокинув голову с закрытыми глазами под безжалостные, прямые солнечные лучи, он вспоминал, как они познакомились, как разговаривали, как жили и воевали, здесь на маленьком пятачке русской земли. Ему казалось, что они были знакомы всю жизнь, даже выросли в одном городе, купались в одной реке, ходили в кино в один клуб, пели одни песни. Был рядом, был смешной, немного задиристый, немного спорщик, немного хвастун. Был … Осталась эта река, это солнце, эта траншея, а его нет.

У Семёна не было жены, не было детей. Была только мама и братья и они были самими близкими людьми по которым можно оценить потерю или расставание. Вся его жизнь связана с армией и война перемешала всё, переломала, сдвинула миллионы людей с обжитых мест, осиротила, обездолила. Война поставила рядом с ним этого парня, поставила и забрала. Сколько он мог бы ещё с Жорой разговаривать, смеяться, спорить, но теперь всё … пустота, нет рядом надежного плеча, нет его - честного молодого парня.

- Убили тебя, но ты знай – ты рядом со мной! – шептал Семён как бы разговаривая с Георгием. Солнце было ослепительно даже через закрытые веки, но Семён не отворачивался. – Я вернусь потом … к тебе …к вам .. и опять поговорю с вами не громко. Теперь вы на посту. Навечно!

Разведчик нагнулся, опёрся на руки и тяжело встал, посмотрел на темный силуэт здания и повторил: « Навечно!». Двигаясь по траншее он опирался на одну из земляных стенок, а в другой нёс автомат. Нужно было дойти до первой линии и занять свою ячейку.

- Ну что, комбат? – спросил разведчик у сидевшего на корточках сержанта идя уже по первой траншее.

- Тишина … - ответил сержант. –Сегодня я комбат, завтра ты. Садись погутарим.

- Если сяду, могу не встать, отощал – силёнки ушли. – серьезно сказал разведчик. – До войны мог неделю не есть – не спать, а сейчас ….

- А я наоборот, до войны болел спиной и желудком. – усмехнулся сержант. – Вот третий год войны сапогами отмерил и ни дня не болел. Ни чем. Дважды ранен был и всё.

- Жорка тоже не болел …

- Не мучай себя. Кто на войне себе два века мерит? – вздохнув сказал сержант. – Сегодня жив, а завтра … Геройски воевал парень, кто выживет, тот об этом расскажет.

- Я назло всем эти гадам вернусь сюда! С победой! – у разведчика загорелись ненавистью глаза. – Я такого накала достиг, что если тронет меня фашист я разорвусь вместе с ним. Идти буду в самый огонь и знаю, что ничего со мной не случится. До победы.

А убьют, я их с того света достану!

Послышался далёкий гул тяжёлой авиации. Оба подняли головы тревожно всматриваясь в голубое небо. Звук ревущих двигателей шел со стороны немецкой обороны. Спутать приближающиеся тяжёлые бомбардировщики было невозможно, настолько характерным был звук тяжелогруженых самолётов.

- Ну вот и наши похоронщики прилетели. – спокойно сказал сержант. - Кончилась у фашистов терпелка …

Уже четко можно было рассмотреть три тройки приближающихся «Юнкерсов – 88». Самолёты начали снижение курсом на здание лесопилки. Достигнув своей расчетной точки они по одиночке начали пикирование на здание и линию обороны красноармейцев.

Первая тяжёлая авиабомба пробив крышу и пол второго этажа, взорвалась внутри лесопилки, вырвав несколько металлических опор и разрушив два простенка между окнами. Сильный взрыв разорвал и раскидал трупы убитых, сделав глубокую воронку в бетонном полу. Ещё две таких авиабомбы взорвалось внутри здания, но оно выстояло опираясь на толстые стены старой добротной кладки.

Остальной смертельный груз был сброшен на паутину траншей плацдарма, вырывая в небо столбы земли, калеча или убивая всё живое.

Один из взрывов вдавил в стену траншеи Семёна с такой слой, что оторвало ремешок поясных ножен, а окружающий свет померк в его глазах. Потеряв сознание на минуту и очнувшись Семён пополз в огромную воронку веря в солдатскую примету, что в одно место не бьет ни снаряд, ни бомба. Он грёб землю руками и коленями полузасыпанный и оглушённый, судорожно вдыхая вместе с воздухом ядовитые пары сработавшей взрывчатки.

Прогремевший рядом взрыв он не услышал и не увидел. Вместе с одним из судорожных вздохах в его легкие ворвался раскаленный воздух, выжигающий всё внутри тела. Этот поток поднял тело разведчика, оторвал от земли, перевернул, оставляя осколками рваные раны на лице и отбросил на несколько метров в сторону.

Тело разведчика рухнуло на землю, мешковато прижавшись к стене траншеи. Кругом рвались бомбы, но Семён уже ничего не слышал и не видел, кровь текла из глаз и раздробленного носа.