Неучтенное обстоятельство
- Пока ты тут лысого гоняешь другие делом занимаются, - проворчал Торденгордзсв
- Поверь, гонять Котовского с маузерами по парижской подземке, захваченной зомби-клонами Лизы Чекконе , не самое безделье,- ответил Черномозгий,– боекомплект ограничен, зомбачки на этом уровне прокачанные и умеют работать в команде. Опять же с каббалой мутят, а у лысого от пентаклей ориентация в пространстве нарушается.
- Ты мне на клыки не вешай, копытца в клешни и рой на задание.
- И что прикажешь, о сонная лощина вековой мудрости?
Торденгордзсв мрачно замолчал и задумчиво поскрипел резцами. В части юмора он был туговат, а в подхалимской лести невоздержанно алчущим. Как и все демоны терминальной зоны четвертого круга Ада. Но лучше с тупенькими в четвертом, чем с умниками в третьем – Черномозгий совершенно точно был метеозависим.
- Роешь по указанному адресу, разводишь означенного индивида на предмет немедленного и безоговорочного прекращения алкогольного воздержания. Этот словоблуд начинает вступать на путь, ведущий к безвозвратной разлуке с нашей конторой в ближайшем обозримом будущем. А за ним должок в виде написанного гнусного пасквиля, обличающего моральную распущенность. Пусть и в молодости и годы утекли, но текст-то все ещё смущает нашу целевую аудиторию. Так вот, пусть автор окончательно оскотинится, а не виляет - там бухаю, тут не бухаю.
- Йес, мэм! – гаркнул глумливо Черномозгий и откинулся.
Работать в миру можно по разному, но на все основные хитрые гайки уже давным-давно придуманы правильные болты. Поэтому просто взять поциента за холку и макнуть его в тазик с перебродившим нектаром нельзя. Нельзя камлать и магически подавлять. Нельзя даже в реальном виде появиться перед ним, например, в отражении зеркала уборной кафешки, где он коротает скучные вечера. А это было бы действенней чем тазик с водкой. Можно, обернувшись простым смертным, заявиться в это кафе и подбить дуралея на подвиг. Причем разово и кратко, а то, опять же, Вышние не дремлют, могут и комолым заделать до скончания веков.
На улице дождь, худой серый, мозглый. Вечер. В кафе трое. Черномозгий видит их через витрину и входит. Бабка с внуком дошкольником за ближним столиком, молочный коктейль, книжка с картинками. Худой лысеющий тип в сером, мятом пиджаке, темных брюках за чашкой зленого чая и книжкой. Чай - отвратительный мусор, сметенный с пола чайной фабрики, книжка - «Заповедник». Последнее, можно сказать, воодушевляет Черномозгого, если это слово применимо к такой бездушной твари, как он.
Владимир Генрихович прочел «..Поплыли муды да по глыбкой воды…» и поднял взгляд от страницы. За окном моросило. Сделал глоток из чашки, вкус прогорклой травы. «А вот так тебе, поделом» - подумал, он и сделал ещё глоток.
Дверь отворилась, легкий порыв сквозняка и женщина возникла на пороге. Высокая, черный плащ или легкое пальто, беретка, и волосы цвета воронова крыла, в руках желтые тюльпаны. Она обвела взглядом кафе, взглянула на Владимира Генриховича и прошла к столику у стены, недалеко от него. Положила тюльпаны на стол, отодвинула стул, села, откинула прядь с лица. Лиза, бармен, тихая обычно тут уж совершенно бесшумно возникла у её плеча и поставила бокал с белым вином. «Даже бокал запотел» - тревожно подумал Владимир Генрихович и встретился с незнакомкой взглядом. «Так молния или нож» - подумал он следом, совсем уже невпопад. И махом выпил остатки чая. Незнакомка улыбнулась, поднесла к губам, алым, а может даже и пылающим губам запотевший бокал, сделала глоток, не отрывая взгляда от его лица. «Тааак» - раскатилось в голове Владимира Генриховича, и он почувствовал тот прекрасный, воодушевляющий прилив, каким бывает волнение при открытии первой, самой первой после изнуряющего дня бутылки пива – де, а жизнь-то только начинается!
Дальнейшее произошло мгновенно и вместе с тем как-то отчетливо, словно в какой-то части сознания копия произошедшего прокручивалась снова и снова, как заевшая пластинка.
Бабушка, мирно листавшая с внуком книжку вдруг вскочила, опрокидывая стул, в два шага оказалась в центре кафе и истошно заголосила.
- Гляньте же вы на неё! Узнала я тебя, бесстыжая, людей не боишься! Сына моего у жены увести хотела, тварь такая! А у них трое детей, похотливая ты бестия! В аду тебе гореть вечно!
Незнакомка взвилась словно и не сидела, раскинув руки так, что широкие полы плаща взметнулись вверх, на миг словно затенив свет в кафе, нависла над старушкой. Тюльпаны в её руке удлинились видом своим сделавшись, как плети с острыми крюками. Секунда - казалось старушка будет сметена и развеяна. Но вдруг, белой, почти ослепляющей в наставшем полумраке, волной плеснуло из-за хрупкой фигурки, сбило черную, отбросило, с шипением и воем вымело из кафе, да так что и дверь не хлопнула.
- Плохая тетя, - сказал малыш со стаканом молочного коктейля, которым теперь был забрызган пол и, внимательно посмотрев в глаза ошалевшему Генриху Владимировичу, добавил, - а тебе исповедоваться пора, отец.
Впрочем, последнее наверняка прислышилось, наверняка. Так думал потом Генрих Владимирович, но даже на исповедях не упоминал об этом никогда.
- Тебе, молокосос, только лысого гонять! – орал Торденгордзсв, – ни беса не можешь!
- Ты бы, начальник, сказал сразу, что его прикрывают Вышние, может быть не пришлось бы мне на рожу шкуру с грешных ягодиц перетягивать и дело бы сделалось, а? – мрачно прохрипел на это Черномозгий – а теперь я ещё и невыездной до скончания. Так-то, начальник.