1417

Нет, не Ромео ты...2

Рома и его брат Слава только переехали в наш дом.

Мы росли в счастливое время, когда дети просто выходили во двор гулять, без предварительных договорённостей с помощью цифровых технологий. Вышел-встретил-погулял.

В тот день судьбе было угодно так, что вышел Рома и вышла я. Больше во дворе никого не было. Это был солнечный выходной день, семейные соседи распределились между дачами и морем, поэтому с детьми на площадке была напряжёнка.

Рома стеснялся, я подошла сама и предложила играть вместе. Эмансипация, йопт.

Площадка в нашем новом доме ещё обустраивалась, поэтому в качестве развлечения мы с Романом ковыряли длинной палкой, найденное в траве собачье дерьмо.

Видимо, одурев от моей смелости и аромата продуктов жизнедеятельности друга человека, Рома сделал мне предложение.

Это немного смутило меня, ведь, как я к этому моменту выяснила, Рома был на год младше, а я не какая-то там Алла Пугачева. Но Рома был симпатичнее Коли, с которым мы играли вместе в песочнице, да и дело было в августе. Через пару недель меня должны были перевести в старшую группу. В общем возраст подпирал, надо было соглашаться.

Мы ничего не знали с Ромкой про заявление по форме, госпошлину, семейный кодекс и возраст вступления в брак. Свадьба для нас предполагала только белое платье и чёрный костюм.

Обсудив на первом семейном совете детали, мы выяснили, что Слава, брат Ромы, идёт в этом году в первый класс и мама купила ему школьную форму, которая вполне сойдет за костюм жениха, а я в младшей группе была на Новый год Снежинкой, а значит, где-то должно было заваляться то самое белое платье.

Мы договорились сбегать домой,  переодеться по-быстрому и вернуться во двор, что б сыграть свадьбу.

Я не из тех женщин, которые вечно опаздывают и долго собираются. Пунктуальность была моим пунктиком даже тогда, когда я еще не знала этого слова.
Я влетела по лестнице на второй этаж в квартиру.

-Мама! Мама! Где моё белое платье??? Ромка обещал на мне жениться!

-Какое ещё белое платье? - почему-то, кто такой Ромка, маму не интересовало.

- Ну такое... Мама! Я в нём была Снежинкой на Новый год в старом садике!

(Старым садиком я называла сад в которых ходила до перевода в новый. Тут всё просто)

-Ингуля, у тебя не было белого платья. Ты была Бусинкой. Оно розовое!  - ах, эти мамы всегда всё путают!

Моя мама Плюшкин. Она никогда не выбрасывает старые вещи.
Там, за дверью, в углу, в их с отцом спальне стоял мешок с нашими вещами.

Я судорожно пыталась снять с себя сандалии носком об пятку, забыв, что они мне стали по размеру, а не большие, как в начале лета, и снять их можно только растегнув ремешки. Пальцы, как назло, не слушались. Мне срочно нужен был тот самый мешок и его содержимое.

Мама помогла мне разобраться с ремешками, и я, сбрасывая сандалии на ходу, ворвалась в спальню и перевернула мешок на пол.

Где-то там должно было быть моё белое платье от которого прямо сейчас зависило моё женское счастье.

Но оно было розовое. Очень бледное, почти белое, но розовое.

Это была катастрофа! В голове всплыл утренник в старом садике, корона из картона и фольги с бусинами из папье-маше. Ну конечно же! Бусинка!

Все девочки всегда были Снежинками, но мама хотела, что б я была не как все. Вечно эти мамы всё портят!

Я не плакала. Я злилась и продолжала расшвыривать вокруг себя вещи. Ворчала на мать. Ну как? Как можно, имея дочь, не держать в доме белого платья на тот случай, если её вдруг неожиданно позовут замуж? Это было так непредусмотрительно с её стороны.

Сославшись на белые кружева на платье и бледный цвет, мама убедила меня надеть его. Платье было мятое. Гладить было некогда. К тому же оно было мало. Платье сдавило меня в боках, пуговица сзади на шее не застегнулась, труселя торчали из под платья "а ля шестидесятые". Труселя были белые, в этом был их плюс, но с жёлтыми утятами- это был минус.

Для пущей убедительности наряда, мама предложила использовать старый тюль из её плюшкиных запасов в качестве фаты.
Пока мама отрезала тюль, я напяливала белые гольфы. Схватила их из комода сверху. Гольфы оказались не парными: один длиннее, другой короче.

Что б прикрепить фату к моим реденьким волосёнкам, нужен был бант.

Белого банта не оказалось. Эх, мама! Но был голубой.

В коридоре я закапризничала- к белым гольфам нужны белые туфли. Уж это то мама должна понимать?! Но были только те самые сандалии в которых я пришла с прогулки: белые спереди с красным задником.

Мама уговаривала меня, что если я буду стоять к жениху лицом, то он и не заметит, что сзади сандалии красные. Мужчины они такие. Я знала, что мама не права, но дала себя уговорить. Я опоздывала на свою свадьбу. Уже было не до капризов.

Всё потом. Всё после свадьбы.

В коридоре на тумбочке я схватила свою дамскую сумочку. Белую, через плечо с ёжиком на боку.

Итак,  вся такая красивая, в розовом мятом платье, едва прикрывавшем труселя с утятами, гольфах разной длины, один из которых предательски сполз до щиколотки, куском драного серого тюля на голове, завязаного на голубой бант и потертых, с ароматом собачьих фекалий, сандалях, я  выскочила, сломя голову, из подъезда во двор.

Я подозреваю, что в этот момент где-то у подъезда курил "Беломор" молодой Тим Бёртон, вдохновившийся этим зрелищем на образ Мёртвой невесты, но история об этом умалчивает.

Мама стояла на балконе, провожала меня взглядом и улыбалась. Правда сейчас я понимаю, что она с трудом сдерживалась, что б не заржать в голос, хотя маме на свадьбе дочери полагается сентиментально плакать.

Оглядевшись вокруг, я не увидела Романа.
Неужели опоздала?!

Я металась по двору в надежде, что опоздала не я, а жених и сетовала, что мы не обговорили конкретное место встречи.

Я нашла его на противоположном углу дома. Он стоял, опустив голову вниз, и что-то бесцельно вырисовывал пальцем на бетонной стене. Он был не в костюме.

-Рома, почему ты не переоделся? У нас же свадьба! Я готова! - в этот момент я попыталась встать так, что б не видно было, что задники у сандалий красные, как учила мама.

Рома что-то начал бухтеть под нос, про то что костюм ему не дал брат, потому что жениться ему рано, что надо школу закончить сначала, что папа смеялся, а мама ругалась, так что свадьбы не будет...

Я плохо помню себя в гневе, поэтому последующая сцена в моих воспоминаниях смазана.

Я помню, что топнула ногой, что пыталась убедить жениха, что он не прав, что нельзя поддаваться влиянию извне, людей сующих свой нос в чужую личную жизнь.

Но Ромка мой был не Ромео, да и я в таком наряде, прямо скажем, не Джульетта, поэтому свадьба сорвалась. Меня бросили.

Я развернулась и широко шагая двинулась в сторону дома.

Я всё ещё не плакала. Я злилась. Мне предстояло объяснить матери, почему её дочь ушла из дома невестой и не вернулась женой.

Сандалии в этот раз не сопротивлялись и полетели в разные стороны коридора. На ходу рассказывая маме, что во всем виноват Славик, зажавший свой новенький костюм, я прошла в родительскую спальню и приступила к уборке, разбросаных мною вещей.

Первым делом на дно мешка я убрала сорванную с головы вместе с голубым бантом фату из тюля.

С тех пор, каждый раз, когда я злюсь, я начинаю с остервенением убираться и мыть посуду.

Рома и Славик никуда не исчезли из моей жизни. Они продолжали жить во дворе ещё лет 15, каждый раз напоминая своим видом о моей личной женской трагедии, моём позоре.

Потом я выросла и прочла в умной статье, что центры долгосрочной памяти в человеческом мозге расположены рядом с центрами обоняния. Наверное поэтому мужчины, которые обещали, но не женились, навсегда стали ассоциироваться у меня с запахом собачьего дерьма.

Эх, Рома...