Многоликий (ч. 2, финал)⁠⁠

Начало.

Сотр брел вдоль Тагта, намереваясь добраться до расположенного где-то ближе к верховью реки Поллума, где жили люди, поклонявшиеся Богу-на-кресте. Он не ведал, где в точности находится эта деревня, но несколько раз видел спускавшиеся вниз по течению широкие струги, на которых, бряцая железом, плыли воины, сопровождавшие шаманов Поллума, пытавшихся убедить лесных людей одеть крест, взамен на освобождение от взимаемой каждую весну дани в виде соболиных шкур. В павыле Сотра одетые в черные одежды шаманы тоже бывали несколько раз, но уплывать с ними никто не соглашался, что заставило их обратить свое внимание на другие поселения.

Днем светило с каждым восходом набирающее силу солнце, постепенно высвобождая жилы деревьев от зимнего паралича, заставляя их наполняться земными соками. Временами Сотр, продиравшийся через бурелом и прибрежную урему по влажной, чавкающей земле, снимал с себя лузан, чтобы холщовая рубаха не заскорузла от пота. Однако по ночам никаких признаков укрепляющей свои позиции весны не было - лесные лужицы сковывало тонким льдом, а жухлая пока еще трава возле реки покрывалась инеем. Чтобы согреться, Сотр неумело разводил костры, однако редкая веточка или кусочек коры оказывались сухими настолько, чтобы за них зацепилась искра, высекаемая им кресалом из кремня. Вот и приходилось половину ночи бродить в окрестностях, чтобы набрать сухого валежника или найти переломленную березу, кора которой не касалась по-весеннему мокрой земли.

На четвертый день пути, когда съестные припасы в виде сушеной щуки почти сошли на нет, среди ветвей прибрежных деревьев Сотр увидел как посередине реки, которой он продолжал держаться, вниз по течению медленно плывут две лодки-набойницы, в одной из которых сидело три человека, а в той, что держалась несколько позади — один. Одеты путники были в потрепанные кафтаны-сермяги, до груди расстегнутые; лица наполовину скрыты грязными нечесанными бородами; у сидящего позади гребца первой лодки в руках казачья пищаль.

-Эй! – крикнул Сотр, пробираясь сквозь заросли тальника. Четыре пары недобрых лихих глаз тут же уставились на него; вооруженный ружьем откинул запальную полку, готовый насыпать на нее порох.

Крутой берег внезапно оборвался и вогул, потеряв равновесие, рухнул в студеный Тагт по пояс, тщетно попытавшись ухватиться за тонкие ветви, свисавшие над водой. Тело прожгло ледяным огнем, заставившим сердце замереть, а горловая щель сузилась так, что теперь из нее доносился лишь неразборчивый хрип.

-Ты кто таков? - напряженно спросили с лодки.

-Меня зовут Сотр! - сипло выкрикнул вогул, про себя поблагодарив черных шаманов за то, что те, перед тем как предпринимать попытки обращать в свою веру, учили потенциальных новокрещенов своему языку. -Хочу в Поллуме жить!

-А сам откель будешь? - прищурившись, спросил стоящий на носу первой лодки бородач.

-Я из Сайрына, что ниже по реке…

Незнакомцы переглянулись, перекинулись парой слов и погребли к берегу; пищаль больше не смотрела на Сотра.

Выбравшись на землю, мужики помогли Сотру выбраться из воды, разожгли костер, после чего вывесили его промокшую одежду для просушки над костром, взамен дав обмотаться толстой холстиной.

-Ну, теперь можно как следует познакомиться, - хмыкнул тот, что на лодке стоял на носу — Сотр решил, что он за главного среди этих суровых ватажников. -Меня Прокопием звать. Это, - он поочередно указал на гребца своей лодки, стрелка и похожего лицом на крысу гребца второй лодки, - Матвей, Егорка и Фима. Мы как раз путь из Пелыма — Поллума по-вашему, - держим. Скажи, Сайрын — это та деревня, что на излучине стоит, сразу за широким перекатом, где летом судна волочить приходится?

Сотр кивнул.

-Бывал я там как-то, - Прокопий многозначительно посмотрел на своих спутников. -Мы с отцом Олегом туда заезжали, во время его миссии… И услышал я там интересную историю: якобы когда у вас человек умирает, то приходит к родственникам некий шаман, который может с душой умершего общаться. Так ли это?

-Да, - ответил Сотр. -Родственники вырезают из дерева иттарму, чтобы душа умершего вселилась в нее, ибо только так она и поймет спустя 40 восходов, что ей больше не место в Срединном мире. Многоликий же приходит на следующий после смерти восход, надевает на иттарму кусок желтого железа, после чего весь день и всю ночь говорит с душой, что находится в деревянном вместилище, а затем уходит восвояси. По его словам, смятенную и испуганную душу отблеск желтого железа успокаивает, и она открывается шаману.

-Желтое железо… Это золото, я так понимаю, - задумчиво произнес Прокопий, обращаясь к своим спутникам. -А где этот ваш Многоликий берет золото для, гм, обряда?

-Не знаю, - пожал плечами вогул. -Говорят, будто остров, на котором он живет посреди болота, гудит от этого металла, что растет в тамошней земле аки плод какой.

Мужики переглянулись; в их взглядах явно читалось возбуждение.

-Расскажу тебе, чем мы занимаемся, - с хитрым прищуром начал Прокопий. -Мы ищем золото, что в этих урманах древние люди после себя оставили — на то у нас от воеводы Верхотурского задание, что из опалы государевой уйти хочет. Если пособишь нам, поможешь шамана найти, то мы за тебя словечко замолвим и позволят тебе за заслуги перед Отечеством хоть в Пелыме, хоть в Ирбите, хоть в Верхотурье свободным человеком жить.

-Помогу, - быстро согласился Сотр, удивив «бугровщиков» столь скорым решением. -У меня к нему свои счеты есть...

***

Сотра усадили во вторую лодку, расчистив ему немного места посреди мешков из грубой ткани, лопат, кирок, сит для промывки. Чтобы Фима совсем не выбился из сил, ведя в одиночку погрузневшую, глубоко просевшую бортами в воду лодку, вогул периодически менялся с ним местами, беря в свои руки сидящие в уключинах весла. По воде, да еще и вниз по течению, ватажники двигались споро, лишь пару раз встав на привал на берегу, предпочитая спать поочередно прямо в суденышках, обернувшись сермягой. Новые знакомцы Сотра не стремились расспрашивать его о причинах, побудивших покинуть родные места, но и о себе рассказывать не собирались. Однако по обрывкам фраз и разговоров, которыми они перекидывались во время остановок, Сотр понял, что на душах их много тяжких дел, о которых не стоит говорить в пути, чтобы беду не накликать.

К исходу второго дня, уже в сумерках, подплыли к Сайрыну. Прокопий решил, что действовать надо тихо, не показываясь жителям на глаза, а потому остановились на противоположном берегу, упрятали лодки в лесу и стали держать совет, как же быть дальше.

-Ты говорил, будто шаман ваш приходит, стоит умереть кому? - задумчиво спросил верховод, сидя подле костра, которому не давали сильно разгораться, чтобы не привлечь лишнего внимания.

-Да, это так, - кивнул Сотр. -Но приходит не всегда, а только в том случае, если родственники в павыле есть, и проклятье над мертвецом не висело… - мысли неизбежно свернули к Кучаму: его, утонувшего в реке, должны были сжечь — именно так поступали с теми, кто был отмечен лапой Куль-отыра.

-Надо, значит, дождаться, пока нехристь придет, а как в логово возвращаться будет - проследим, - вмешался Егорка, в который раз чистивший пищаль.

-Тихо! - Прокопий цыкнул на враз смутившегося стрелка. -Без тебя знаю, что делать должно!

-Не думаю, что получится проследить за Многоликим, - возразил Сотр. -Он тайгу получше вашего знает, да и возникает будто из ниоткуда, также внезапно исчезая.

-Это нам оставь, - важно ответил Прокопий. -Мы не один год провели в чащобах сибирских, сначала непокорные племена гоняя, а затем на местную землю истинную веру принося. Есть у нас свои уловки...

В волчий час, тишь которого нарушалась лишь тихим всплеском воды от весел, ватага пересекла Тагт, выгрузила поклажу на берег, рассовала ее по заплечным мешкам, распределив их между Сотром, Фимой и Егоркой, и припрятала лодки в небольшом овраге неподалеку от реки. Молчаливый Матвей, за голенищем козлового сапога которого теперь торчал кривой нож, медленно двинул в сторону павыла.

-Зачем он пошел туда? - заволновался Сотр.

До того момента он беспрекословно выполнял все, что говорил Прокопий, в застилавшей глаза жажде мести не совсем понимая смысла некоторых слов и деяний его лихих сподвижников. Ничего плохого он от них не ожидал, ведь когда-то Прокопий сопровождал черного шамана в его миссии, а тот, насколько помнил Сотр, говорил о доброте ко всем людям. Но вид крадущегося Матвея, его угрюмый взгляд и толстое лезвие ножа породили в нем нехорошие предчувствия.

-Нам просто надо подождать, пока кто-то умрет — у нас есть несколько стариков, костяная клетка которых вот-вот распахнется, - затараторил Сотр, от волнения начав размахивать руками.

-Нет на то времени, - перебил его Прокопий суровым тоном. -Старики иной раз подольше молодых жить могут, а нас воевода ждет. Ежели не нравится что, так катись прочь, но в городах и деревнях наших жить тебе не разрешит никто, без моего содействия. Да ты не боись, - слегка смягчился он, - Матюха — ловкач и шею несчастливцу сомнет так, что следов душегубства и не увидит никто.

Весь день промаялся Сотр, нутром чуя, что зря связался с этими людьми. А когда где-то в сотнях деревьев от него раздался полный горя женский вопль, спугнувший воронье с верхушек, он понял, что Куль-отыр действительно распростер над ним свою лапу, которой стремится загрести побольше душ.

Ночью Матвей пробрался к своим спутникам.

-Утром, если друг наш не врет, должен придти нехристь. Дом, куда он направится, стоит на околице деревни — там на столбах сети развешаны, видимо, плетник живет… жил, - поправил себя Матвей. -У избы той крыльцо хорошее — я под него спрячусь, а когда шаман в обратный путь пойдет — через ступени ему ножом по ноге полосну, чтобы на его след в лесу напасть легче было.

-Он же почувствует, - горько произнес Сотр, узнавший со слов дом Няроха.

-А вот и нет, - осклабился душегуб. -У меня нож заговоренный — боль не причиняет, а крови остановиться не дает. Я его лишь слегка чиркну, чтобы по пути не издох, но отследить можно было.

Ватажники разошлись по местам: Матвей под крыльцо полез, извиваясь, словно сам был змеей, остальные — залегли меж березовой поросли на околице павыла, обмотавшись в толстые холстины для тепла. Когда первые лучи солнца показались из-за окоема, где-то рядом тихо зачавкала земля: кто-то шел по лесу.

Спустя несколько тягучих минут, из-за деревьев выплыла фигура, через небольшую полянку направившаяся к дому Няроха. Бугровщикам, которые впервые видели Многоликого, показалось, будто из леса вышел деревянный истукан, покрытый звериным мехом: Прокопий начал креститься, в то время как Фима что-то неразборчиво забормотал себе под нос, а Егорка ухватился за ружье так, что руки побелели. Сотра — и того передернуло, при виде шамана в волчьей шкуре, голова которого со всех сторон была закрыта маской, имевшей четыре овальные личины: одна улыбается, другая хмурится, третья задумчиво размышляет, четвертая разевает в гневе резной рот. Иной раз и не сориентируешься, под какой из личин настоящее лицо Многоликого скрывается.

Ватажники наблюдали, как навстречу шаману вышла плачущая жена Няроха, подняла руку в приветствии и повела того в дом. В течение нескольких часов туда пришли несколько близких родственников, один из которых принес деревянную куклу — иттарму, одетую в одежды, что Нярох носил при жизни.

-Скоро с душой говорить начнет, - шепнул Сотр.

-Тьфу, бес, - в сердцах плюнул Егорка. -Давай я подстрелю нехристя, и оберем его — глядишь, неплохо поживимся и без дальних переходов, - обратился он к Прокопию.

-Нет! - прошипел тот. -Сказано же было воеводой: с местными народами распрей не чинить! А коль скоро красного петуха выпустим, так сразу же вся деревня сбежится. Мы уж в лесу, вдали отсюда с ведьмаком разберемся, коли надо будет…

За домом следили до следующего утра, попеременке коротая время поверхностным сном. Наконец дверь избы распахнулась и по крыльцу начал спускаться шаман, провожаемый стоящими на пороге близкими умершего сайрынца. Сотр подумал было, что Матвей не сможет незаметно ранить Многоликого ножом, но когда тот шагнул на нижнюю ступень, на ней осталось небольшое пятно крови — лежащий под крыльцом ватажник умудрился просунуть в щель лезвие, на которое шаман наступил левой ногой. Глубокая рана нисколько не повлияла на скорость ходьбы шамана: пока бугровщики вставали и отряхивались от весенней грязи, тот уже исчез в лесу.

-Я же говорил, что не уследить за ним, - видя замешательство спутников, хмыкнул Сотр.

-Это мы еще посмотрим, - зыркнул на него Прокопий, высматривая на жухлой, оставшейся с прошлой осени листве следы. -И не таких настигали. Вот, на север он пошел, - удовлетворенно кивнул верховод, найдя след крови.

Дождавшись Матвея, незаметно выскользнувшего из крыльца, ватага двинулась за Многоликим. Спутники Сотра, несмотря на то, что рыскали в этих местах впервые, без особых проблем подмечали то сломанную веточку, то чуть заметный клочок волчьей шерсти, висящий на иголках косматой ели, то пятнышко крови на примятых недавним шагом листьях. А пару раз и вовсе приближались к шаману настолько, что даже вогул замечал гневную личину в просветах чащобы, смотрящую с затылка Многоликого — в эти моменты преследователи несколько замедляли шаг, чтобы не спугнуть свою жертву.

«И все же, жизнь вытекает из него», - понял Сотр, когда увидел, что шаман споткнулся о торчащий безжизненной корягой корень выворотня и рухнул на землю, не сразу с трудом встав. «Главное, чтобы до логова своего дотянул...»

Наконец, когда солнечный свет начал терять свою силу и воцарились таежные сумерки, шайка вывалилась на берег мшары, в прогалинах которой виднелась тухлая, стоячая вода. Посредине окруженной криволесьем болотины находился небольшой каменистый островок, твердая поверхность которого смотрелась совершенно неуместно на фоне неверной зыби, поросшей сфагнумом. На острове стоял четырехстенок с крышей, покрытой дерном — в него вошел «нехристь», скрывшись в глубине дома. Ватажники двинули по алому следу, к тому моменту превратившемуся из кляксы в широкое пятно, хорошо заметном на мху.

-Строго шаг в шаг идти, - наставлял Прокопий шепотом. -Чую — в сторону сойдешь, так по выю в мерзость провалишься…

Выйдя на твердь острова, бугровщики облегченно выдохнули и начали готовиться: Матвей с Ефимом достали из сапог кривые ножи, Прокопий выудил из-за пазухи увесистый кистень, а Егорка открыл запальную полку ружья и натрусил туда пороха из надкушенного бумажного патрона.

-Пошли, - махнул головой верховод, когда Егор закончил заряжать пищаль, прибив заряд. -Потрясем богатея…

Шайка, с держащимся позади Сотром, медленно подошла к дому, внимательно глядя себе под ноги в попытке разглядеть возможные ловушки. Выстроившись возле входа в боевой порядок — впереди готовый распахнуть дверь Прокопий; рядом с ним нервно переминающийся с ноги на ногу Ефим и нехорошо улыбающийся Матвей; позади держащий наизготове пищаль Егор, - «бугровщики» переглянулись и вломились в дом, шумом и гневными криками всполошив воронье, с интересом наблюдавшее за происходящим с узловатых ветвей деревьев на берегу.

Сотр, соблюдая наказ не лезть под руку, провел несколько тягостных мгновений, стоя на углу дома. Наконец из дверного прохода показалось бородатое лицо Прокопия:

-Заходи, - хмыкнул он. -Кончился твой шаман.

Не мешкая, вогул скользнул внутрь, желая увидеть настоящее лицо того, кто пустил его жизнь под откос. В комнате была довольно скудная обстановка: чувал, нары возле него, стол с пеньком в роли табуретки, небольшой поставец с глиняными чашками. Возле ног стоящего посредине жилища Матвея, с интересом разглядывавшего в руках четырехликую маску, лежал бледный старик, седые волосы которого разметались по полу. К своему удивлению, взглянув на распростертую на полу фигуру, Сотр почувствовал что-то вроде жалости: уж слишком беспомощно ныне выглядел тот, кто почитался в Сайрыне за носителя божественной искры.

В углу зашумели Егор с Фимой, открывая деревянное творило, под которым обнаружился уходящий под небольшим уклоном коридорчик, в конце которого виднелся грот. Вырвав из стены светец, Фима поджег торчащие в нем лучины и осветил путь — в дальней камере что-то сверкнуло желтизной, отразив свет. Недолго думая, ватажники двинули вперед, предвкушая добычу; лишь Сотр остался в горнице.

Он внимательно разглядывал обмякшее лицо, будто бы с укоризной уставившееся на него мертвым взором. Несмотря на то, что морщины, пергаментная, испещренная капиллярами кожа и выцветшие глаза говорили о том, что Многоликий прожил, по меньшей мере, семьдесят зим, Сотр знал, что на самом деле «старик» - почти его ровесник. Ведь это был его брат Микув.

В подземной пещере послышались крики, звуки ударов, чей-то резко оборвавшийся стон, а затем темневший в углу зев рявкнул ружейным выстрелом, в замкнутом помещении прозвучавшим громоподобно; творило затряслось, едва ли не упав. Сотр недоуменно уставился на лаз; потрясение от осознания того, что Многоликий был Микувом сковало его мысли, которые теперь с трудом ворочались в голове: вместо того, чтобы бежать, спрятаться, Сотр стоял на месте, оцепенев.

Наконец, в проеме показалась окровавленная фигура, сжимавшая в руках курившуюся дымком пищаль.

-Н-не знаю, что нашло на них, - запинаясь, проговорил Егорка. -Видать, золото головы моим сотоварищам вскружило; каждый захотел в одиночку всю добычу упереть. Остались мы с тобой — ну ничего, как-нибудь до людей вдвоем-то уж доберемся… Пойдем, - позвал Егорка, - не стоит в этом недобром месте больше необходимого оставаться.

Плохо понимая, что он делает, Сотр двинул вслед за освещавшей путь фигурой ватажника. Оказавшись в гроте, потолок которого едва ли не касался головы, вогул увидел, что дальняя часть камеры представляет собой нагромождение валунов, среди которых виднеется узкий лаз, ведущий в темные глубины. Запнувшись обо что-то, вогул увидел, что пол усыпан кусками золота различной величины: попадались и совсем небольшие, с градину размером, и с трудом подъемные, с голову медведя.

-Грузим сколько сможем унести и уходим, - буркнул Егорка, разворачивая мешок.

Наклонившись, Сотр заметил в углу лежащего ничком Прокопия, в груди которого зияла рана от выстрела. В это время Егорка стал загребать золотину в мешок, стараясь подбирать куски побольше, начав шептать что-то на чуждом, никогда не слышанном Сотром языке.

-Что ты сказал? - спросил Сотр.

Ватажник оглянулся — шепот, который услышал вогул, пропал.

-Ничего. Работай давай.

«Там кто-то есть», - нутром почувствовал Сотр, глядя на лаз. Чтобы отвлечься от недоброго чувства, вогул схватил мешок и начал быстро набивать его гроздьями желтого металла.

***

На суденышке, преодолевавшем течение вешнего Тагта, активно работали веслами два человека. Весеннее солнце, старательно растапливающее остатки прятавшейся по падям и ложбинам зимы, купалось в быстрой мутной воде, превращало разлетавшиеся от весел капли в осколки света. Иной раз сидящий ближе к носу лодки гребец незаметно поглаживал лежащее у него на коленях ружье, словно нашел наконец долгожданную вещь, одно прикосновение к которой наполняло его душу радостью и надеждой.

Хурумхол старался не думать о своей удаче, боясь ее спугнуть. Сколько раз он взывал к Верховному, что слепил его из глины Мирового моря бесчисленное количество зим назад, в попытке донести, что люди из мяса и костей глупы, жадны, злы? Он верой и правдой служил замыслам своего создателя, несмотря на презрение к его любимцам, плетя нити мироздания в краеугольных точках своих земель, поддерживая установленный порядок в Срединном мире, но случившееся сегодня переполнило его чашу ненависти к «костяным».

Он уже давно злился из-за того, что был вынужден прятать свое истинную личину в недрах Лысого острова. Вместо того, чтобы своими ногами прокладывать тропы по урманам, хурумхолу приходилось вселяться в «костяных», дабы они не пугались его глиняной кожи, когда он появлялся средь них. Конечно, особых проблем с поиском новых тел не было: жители расположенного неподалеку павыла с радостью подставляли рты своих младенцев для вытяжки с кусочком золота. Они думали, что кусочек золота — осколок из Звездной кузницы, - поможет ребенку обрести душу; на деле же, сами того не зная, сайрынцы давали хурумхолу возможность в любое время вселиться в того, кто несет в себе желтый металл, растущий в пещере Лысого острова. Однако человек из мяса был хрупок, уязвим, да и скоропостижно старел и дряхлел, как только нагруженный знаниями разум хурумхола занимал место в его голове, что не приносило радости от широкого выбора оболочек.

«Почему я должен им служить, а не наоборот?» - тысячи раз задавался вопросом глиняный человек. «И что будет, если я перестану поддерживать порядок в Срединном мире? Возможно, рыба исчезнет в реках, на место лесов придут пустыни, и земная твердь начнет ходить ходуном, но разве меня это должно заботить? Может, это поможет вывести, словно гадов из-под крыльца, «костяных», вынудив Верховного создать новое поколение людей — подобных мне...»

Но нынешним днем хурумхол понял, что есть куда более быстрый способ стать главенствующим видом в Срединном мире, нежели ждать, пока они погибнут от разрывов нитей мироздания — подтолкнуть «костяных» к уничтожению самих себя. Поначалу, когда в пещеру спустились чужаки, он разъярился и попытался было заставить их порубить друг друга, стоило им коснуться золота, но тут его заинтересовала трубка в руке одного из них. Каково же было его удивление, когда он увидел огонь, дым и, самое главное, кровь, нажав на крючок трубки руками владельца этого смертоносного оружия! А покопавшись в памяти загнанного в угол сознания хозяина тела понял, что это не самое смертельное изобретение человечества.

«Кто знает, много ли пройдет времени, прежде чем люди, в своей постоянной злобе, создадут нечто, способное перетряхнуть мир так, чтобы вскипели океаны, вспыхнули леса и исчезли города? Когда подобное оружие появится в их руках, я должен сделать так, чтобы в подходящий момент воспользоваться уничтожителем Срединного мира — а для этого надо распространить желтый металл с Лысого острова среди людей».

-Сколько нам плыть? - спросил Сотр Егорку, позади которого сидел.

-Пару дней, - чуть помедлив, будто покопавшись в памяти, ответил бугровщик, засунувший под правую онучу кусочек чистого золота, чтобы оно постоянно касалось голой кожи.

-Что ты собираешься делать дальше?

Хурумхол ухмыльнулся.

-Вернусь к воеводе и расскажу про эту пещеру. Вскоре сюда потянутся рудокопы, а из местного золота умельцы начнут делать побрякушки, достойные августейших особ. И когда в руках царей, в конечном итоге, окажется трубка, способная сделать меня последним человеком, я буду средь них, чтобы в подходящий момент нажать на крючок, - добавил он чуть слышно.