Мешок для одежды больных (12)⁠⁠

Я случайно взял себе двухнедельный перерыв. Совесть клюёт меня и заставляет ответить на ваши вопросы. Поэтому вот «Мешок для одежды больных» (12).

Герман действительно заигрывал с медсестрами. Очень часто порой можно было увидеть такую картину: в общем коридоре около стола сидела какая-нибудь медсестра или санитарка, а в ногах у одной из них сидел Герман, обхватив её ноги руками. Герман внимательно смотрел на них и говорил всякие слова, от которых санитарки таяли. Они конечно не западали на него и не фанатели от него. Просто приятно, когда к тебе относятся по-особому и когда ты можешь почувствовать себя необычной девушкой, которая пользуется популярностью.

Сам я видел только их посиделки друг с другом, поэтому могу сильно ошибаться. Но факт в том, что Герман часто пропадал куда-нибудь, а потом также таинственно возвращался обратно. Он ведь мог легко попасть туда, куда обычные больные не могли, из-за большого доверия санитарок к нему. И совершенно точно, он мог проводить время с одной из них. Хотя это все домыслы и догадки. Сам он мне ничего о санитарках не говорил. Он вообще не говорил с нами о девушках. Да и о себе он по большому счёту ничего нам не говорил.

Был у меня другой товарищ, с которым я познакомился, когда лежал второй раз. На вид ему было лет 30 с небольшим. У него имелся небольшой жирок, который то и дело выглядывал наружу из-под его футболки. Как и со многими другими пациентами, нельзя было сразу сказать, что с ним было не так. Я у нём узнал только через некоторое время, и то случайно.

В один прекрасный день он пошёл на свидание со своей матерью. Она привозила ему сигареты и гостинцы. На самом деле я даже не заметил его отсутствия в палате, потому что многие курящие проводят большую часть времени в туалете (за разговорами и сигаретами).

Он дал о себе знать, когда за ним послали активных ребят. Они буквально насильно вели его в палату, в то время как сам Дима (я точно не помню его имя, поэтому пусть будет – Дима) сильно ругался и размахивал руками. Его взяли под локти и держали за руки, чтобы он никого не смог ударить по дороге. За ним и за теми ребятами, что несли его, шла целая толпа любопытных пациентов. Их всех привлек шум, который Дима издавал.

Дима же закатил настоящую истерику после встречи с матерью. Она попросила его переодеться в новую одежду, которую они ему привезла, а сам Дима говорил, что переоденется уже в палате. Но его мама настояла на том, чтобы он переоделся сразу. Такой, казалось бы, пустяковый конфликт полностью вывел из себя Диму.

Он кричал о том, что никогда бы и не хотел рождаться, что врачи плохие люди, что у него вся жизнь проходит в больнице. Он также отдельно повторял какие-то отдельные предложения, когда его мысль обрывалась, и пока он искал то, о чём ещё можно было покричать. «Поставь три домино в ряд, стукни по полу, и они упадут… Я, знаете, в эту жизнь сам не напрашивался…» - и ещё много-много повторяющихся фраз.

В своих взрывах он мог легко задеть кого-нибудь из больных тем, что просто выплескивал свой гнев на всех вокруг. А срывался он часто. Пару раз в день или даже больше. После нескольких таких дней врач назначил ему уколы, чтобы успокаивать Диму. Уколы ему кололи три раза в день, и от них Дима часто спал днём и рано ложился вечером. Его нервные срывы сократились, но, думается мне, что просто от того, что Дима тратил большую часть времени на сон. Впрочем, я далеко не врач…

Вообще у Димы были все причины на то, чтобы ненавидеть больницу, отдельных врачей или кого-нибудь ещё. Именно ему неосторожный стоматолог удалил здоровый зуб, приняв его за гнилой. Именно ему выпала сомнительная удача прожить всю жизнь в больнице.

Он рассказывал, что попал впервые в двадцать с небольшим, и после этого он подавляющую часть времени тратил на больницы. Он рассказывал про другие отделения, про другие клиники, про свои проблемы. Он даже как-то раз рассказал нам, как сбегал из одной из больниц.

Это было летом. Он открыл окно, отогнул решётку и выбрался на волю. Потом очень долго плутал по лесу в одной только пижаме и сланцах и искал шоссе. После того, как он всё-таки нашёл дорогу, он нашёл и доброго водителя, который подобрал его. Он говорил, что обязан этому водителю по гроб жизни, ведь тот бесплатно довёз его до города, а не сдал полиции. В городе Дима (всё в той же пижаме и сланцах) сел на трамвай и зайцем доехал до своего дома. Дома застал бабушку, которая пожалела его и не стала сдавать обратно.

Уже в тот же самый день к бабушке пришли люди, искавшие Диму. Но бабушка закатила большой скандал о психиатрических клиниках и бесчеловечных условия жизни в них. Бабушку послушала мать Димы и его семья приняла решение забрать (уже официально) его из больницы. Впрочем, он через какое-то время всё равно туда вернулся…

Он вообще должен был провести остаток своих дней в больнице. Он говорил об этом совершенно спокойно, казалось даже, что он принял эту судьбу и никак ей не противится. Но настоящие переживания отражались не в повседневной болтовне, а в его срывах. В его криках чувствовалась боль и зависть. Ему в глубине души было все же обидно за то, что он потерял свою другую жизнь. Обидно, что стены больницы станут его гробом, в котором Дима умрёт и будет похоронен. Он не любил больницу. За меня и за многих других своих приятелей он был искренне рад, потому что нас выписывали из больницы. Он наказывал нам больше никогда не попадать сюда и желал нам сил, чтобы не делать этого. А потом спокойно рассказывал свои истории за чашкой чая. Он всё же был приятен в общении, когда не срывался и говорил спокойно.

Возможно, конечно, что Дима – большой выдумщик, но лжи за ним никогда замечено не было. После своих срывов он подходил к людям, которым нагрубил не за что, и извинялся перед ними. К тому же он всегда держал обещания. В тяжёлое время он занял несколько сигарет у других курящих пациентов, а после визита своей матушки, всё им отдал. Из-за этого он даже после визита ничего за собой не имел.

Он вообще понимал, что с ним что-то не так. Понимал, что ему нужны таблетки и лекарства, чтобы он мог быть «нормальным» человеком. Это в конце концов понимает каждый пациент в психиатрической клинике. У меня интересовались: был ли кто-нибудь, кто не хотел лечения и отказывался от всего. Ответ: да, большинство через это проходит. Большинство не хочет поначалу принимать таблетки или давать врачам колоть себе уколы. Тогда санитарки зовут активных мальчиков, которые «уговаривают» больного на лечение. Большинство решает с мальчиками не спорить, а просто дать врачам делать своё дело. Очень скоро они понимают, что на самом деле им становится легче от препаратов. Убираются голоса, депрессии, и больной уже не противится процедурам, ибо сам видит, что они нужны ему.

В общем, люди привыкают к больнице. К больнице привык и Дима. А привыкнуть к больнице значит полностью отдаться её воле и принять её уродство. Как только ты примешь всё это, больница начинала тебя переваривать. Со временем ты либо становишься таким, как Ванечка, либо умираешь. И то, и другое не достойно людей. Пусть даже и душевнобольных.